Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев
Подле Хастияра остановилась колесница.
— Вот он, господин!
— Хастияр!
Знакомый голос. Такой далёкий. Он уже звучит с той стороны…
— Хастияр!
— Хатту… сили?
— Это я! Ты жив, хвала богам!
— Это… ненадолго…
— Чушь несёшь! Я вытащу тебя! Наттаура, помоги.
Его подхватили подмышки. Тело вновь пронзила боль, он скривился. Занесли на колесницу и уложили кое-как. Не очень-то здесь полежишь.
— Наттаура, гони!
Их двое. Где третий? Погиб?
— Что… происходит?
— Сутех… — процедил Хаттусили, — ещё зеленорожие подоспели. Там даже «Ра» недобитки есть.
— А Рамсес?
— Я не смог, брат. Обломал о него все зубы. Хамитрим погиб. Риамасса зарубил его лично.
— Мы не смогли… — прошептал Хастияр.
— Амен! — неслось над полем, — Амен и Сутех!
Всё ближе.
— Господин, надо отходить! — крикнул кто-то.
— Вижу. Мы не смогли додавить одного Риамассу, против всех нам не сдюжить. Всем отступать!
— Алаксанду оказался прав… — прошептал Хастияр, — нас взяли в клещи.
— Алаксанду… Знать бы ещё, что с ним.
* * *
— Навались! — кричал Куршасса, — сейчас проломим! Ещё чуть-чуть!
Вокруг него бранились, сбивая дыхание, седеющие бойцы, взявшие копья в руки, когда Куршассы ещё даже в задумке его отца не было. Они знали — случись что с парнем, Алаксанду из-под земли достанет. Однако драка случилась едва ли не самая жаркая на их памяти, и устоять на месте, не говоря уж о том, чтобы «навалиться», не было никакой мочи. Первоначальный успех длился недолго. Мицрим устояли, смять их не получилось.
— Надо отходить! — прокричал один из воинов юноше, — не осилим!
— Ещё немного! Сейчас подойдёт помощь!
— Их тоже больше стало!
Прикрываясь щитом и методично работая копьём, красно-бурым от крови, Хеттору молил всех богов одновременно, чтобы не позволили ему обо что-нибудь споткнуться. Тут этого добра хватало — растяжки палаток, котлы, угли. Находясь на волосок от смерти, отражая удары врагов, троянец не прекращал зубоскальство:
— Девки! Я! Вас! Всех! Люблю!
— Почему… — выдохнул Куршасса, нырнув в ноги всклокоченного полуголого дикаря, непохожего на воинов-мицрим, — девки?
Иззубренный клинок царевича наградил та-неху страшного вида раной на бедре.
— Ну а кто ещё, — Хеттору отбил краем щита чужое копьё, — глаза красит?
И, верно, ведь у всех поголовно глаза чем-то подведены.
Хеттору бил, не разбирая цели — щит, тело, перекошенное злобой лицо, что на пути окажется, и орудовал своим копьём с невообразимой быстротой. Куршасса не отрывал глаз от наседающего врага и не видел друга, но знал, что тот жив и рядом: Хеттору трещал без умолку, каким-то чудом не сбивая дыхания.
— На-ка за щеку, красивая! — Хеттору вогнал наконечник копья в лицо очередному вражескому воину.
— Хеттору! — рявкнул приам, — не расслабляйся! А то до смерти залюбят!
— Как можно, отец?!
Он давно называл воспитателя отцом, родного-то плохо помнил. Алаксанду такое обращение одобрял.
— Да и мне ж не впервой! — добавил воспитанник.
— Девок портить? — крикнул Куршасса.
— А то!
Вот засранец, сопля зелёная, а поди ж ты, не впервой ему. И ведь во всех смыслах. Вымахал парень и справным воином стал, а казалось одни песенки с девками на уме.
Алаксанду знал, что пасынок с любым оружием ловок. И в бою прежде бывал, смерть видел. Но не в таком бою, ох не в таком… Все прочие стычки с пиратами аххиява были каким-то… Несерьёзными, что ли. В сравнении с этой мясорубкой. Алаксанду и сам в такую впервые угодил.
— Хеттору! Здешних девок я тебе портить дозволяю! А дома чтобы ни-ни!
«Это если доберёмся домой. А то чего-то уже пятимся, похоже».
Мицрим и, верно, начали теснить троянцев. Тем бы точно не сдюжить, но тут наконец подоспела помощь. Царь Халепа Талми-Саррума со своими людьми и «главный виночерпий» Сапарта, не меньше двух сотен колесниц.
— Держитесь братья!
— Ага, ребята! Подмо…
Хеттору не договорил, сорвавшись в семиэтажную брань: его копье наконец сломалось и троянец, не теряясь, ткнул обломком прямо в лицо своего противника.
На Алаксанду налетел очередной мицри, здоровый детина, лишившийся оружия. Из высокородных, не в стёганке, как все, а в бронзовой чешуе. Он прорвался почти вплотную к приаму и двинул его краем щита в лицо. Алаксанду отшатнулся и едва не упал. Сумел удержаться на ногах и, когда здоровяк вцепился ему в горло, пырнул его мечом снизу вверх под чешуйки доспеха.
— Твою… за ногу… — приам отпихнул труп и выплюнул выбитый зуб.
В двух шагах от него один из телохранителей, немолодой седобородый воин выдавливал глаза чернокожему. Тот орал нечеловеческим голосом и безуспешно пытался оторвать руки троянца от своего лица.
— Не надо… — потрясённо повторял какой-то мальчишка мицри, не старше Хеттору. Трясущимися пальцами он пытался запихать в свой распоротый живот вываливающиеся кишки, — не надо…
— Хеттору, ты жив? — крикнул приам, не найдя пасынка, — чего замолчал?
— Жив!
— Я тоже! — откликнулся Куршасса.
— Навались! — прокричали сзади.
Алаксанду узнал голос Сапарты и почти сразу почувствовал, что теперь уже враг попятился.
— Вперёд, ещё немного!
Помощь продолжала прибывать и хотя мицрим дрались, как бешенные звери, всё же начали понемногу отступать. Вскоре Алаксанду, который, как ему казалось, на острие атаки провёл целую вечность, смог остановиться, уступить место в строю свежим воинам Сапарты. Хеттору и Куршасса тоже выкатились из боя. Оба живы и практически невредимы, если не считать неопасных порезов на руках и ногах.
Приам дышал тяжело, давно уже не мальчик так махаться. Сыновья, родной и приёмный, выглядели получше.
— Э, ты смотри что творят! — воскликнул Хеттору.
Приам поднял голову. Несколько десятков хурритов из войска Талми-Саррумы шарили по палаткам мицрим. Набивали добром мешки и корзины. Глядя на них и троянцы, стоявшие в задних рядах, занялись тем же.
— Прекратить грабёж, мерзавцы! — закричал Алаксанду.
Его никто не слушал. Более того, он увидел, что сам царь Халепа руководит обчищением шатра какого-то высокородного начальника. Его люди тащили к царской колеснице резные лакированные сундуки и серебряную посуду.
— Ах вы сучьи дети! Мы тут кровь проливаем, а они…
— Так ты не стой, Алаксанду! — крикнул Талми-Саррума, — чего теряешься? Победа же!
— Где ты победу увидал, мерзавец?! — зарычал приам и рванулся к хурриту.
Тот побагровел, схватился за меч. Куршасса удержал отца, а Хеттору встал между ним и хурритом.
В это самое время где-то на противоположной стороне лагеря запела труба и раздался слитный клич:
— Сутех!
Алаксанду вздрогнул, повернулся.
— Это ещё что такое? — нахмурился Хеттору.
Анхореотеф из последних сил отбивался возле самого шатра Величайшего вместе с горсткой шардана. Только что он приказал увести сыновей Рамсеса. Но куда увести? Он знал, что лагерь окружен. Он молил лишь об одном — явиться в Зал Двух Истин в как можно большей компании ублюдков, нашедших
