Александр Лепехин - Почти не придуманные истории

Но тут я услышал родную речь по ту сторону таможенной стойки и очень этому обрадовался. Это был представитель геологов. Тут я понял, что про нас просто забыли, но он взял нас с собой. На следующий день мы оформили документы в нашем посольстве и нам предстояло ехать на машине более 1000 км. Аддис-Абеба, стоит в горах на высоте более 2500 м. Там сыро и прохладно, нет комаров и мух, но достают блохи. Перед выездом решили закупить продуктов. Накануне вечером все расспрашивали геологов, о том где чего купить. А я у одного сообразительного парня стал спрашивать: как по местному здравствуйте, до свидания, сколько стоит, один, два и так далее. Утром все убежали, а я что-то замешкался, и на рынок пошёл уже один. Спросил: «Сколько стоит» на местном, а потом переспросил с недоброжелательным видом: «Сколько?» Цена упала в двое. Набрал всего, прихожу, ко мне с вопросами:

– Наверно все деньги потратил?

– Да нет, всё очень дёшево.

Чем я больше рассказывал что почём купил, тем больше на меня обижались мои попутчики. Язык в чужой стране – это вода в пустыне.

Так вот, мы проехали более 500 км и спустились на равнину. Дорога была хорошая, но на каждый километр была одна единица разбитой техники, в основном грузовики, но попадались и БТРы, и танки, и даже антикварный паровой каток на дровах.

Началась саванна. Высокая трава, стада всякой живности, на возвышении лежит гепард в величественной позе. Потом мы долго метров 120 спускались в ущелье. Внизу была ровная площадка, где-то с километр, а затем – опять подъём. Как я потом узнал, это был Великий Африканский разлом. После него на 200 км до самого Красного моря была вулканическая пустыня. Вулкан на вулкане, всё засыпано пеплом, залито лавой и ни одной травиночки. Что такое лавовое поле? Представляете себе крупную вспашку, только глыбы не земли, а застывшей до каменного состояния лавы и всё это раз в 50 больше, средняя высота глыб составляет 3–5 метров.

Нефтеперерабатывающий завод в г. Ассабе построили наши советские строители в 1963 году. Я как раз попал на двадцатилетний юбилей. Советские специалисты жили в железобетонных бараках, состоявших из отдельных квартир с выходом на общую веранду. В квартире была вода, туалет и небольшая кухня. Готовили на плитках с газобаллонными установками. Температура на улице +30 градусов, вода в море +25, купайся сколько хочешь. А летом до +50 в тени, и вода до 40 градусов. Плаваешь и потеешь. Сам завод расположен в 10 градусах от экватора, это когда в полдень тень от тридцатиметровой вышки равна полутора метрам, а твоя собственная умещается между ног.

Завод состоял из установок АВТ, Гидрореформинга, Теплоэлектростанции, цеха изготовления бочек, наполнительной рампы баллонов с газом, небольшого морского нефтеналивного причала, ремонтного цеха, резервуарного хозяйства, куда входили пяти и десятитысячники (10 тыс. тонн нефтепродукта), затем построили и несколько двадцатитысячников.

На следующий день я вышел на работу. Мой предшественник меня не дождался, уехал до моего приезда и никаких инструкций не оставил. Очень торопился. Это он каждый месяц писал рапорта о досрочной замене. Должность моя называлась: Начальник службы безопасности. Нет, не советник, а что ни на есть начальник. За два года до этого Сомалийцы разбомбили завод и он горел несколько суток, погибли двое пожарных, выгорело 2 пятитысячника и здорово подгорели АВТ и Реформинг. Погибшим пожарным поставили у проходной обелиски, а начальника расстреляли. После этого желающих на эту должность не было. Передо мной на этой должности были два наших пожарных по возрасту гораздо старше моих 29 лет. У меня в подчинении было 90 эфиопов и наш студент переводчик. Служба состояла из пожарной бригады, спасательной бригады, за технику безопасности отвечал я один. На вооружении были:

1. Автомобиль порошкового тушения Бетфорд (Англия);

2. Две цистерны на базе японского автомобиля «Хино» с открытым размещением расчета;

3. Наш Химход, до этого я про него только в училище слышал, но ни разу не видел, так как их сняли с вооружения в конце 1960-х, пришлось осваивать «новую» технику, оставшуюся с 1963 года. Нашёл инструкции, провели испытания хим-порошка, и он оказался ещё годен.

В мои обязанности входило разрабатывать стратегические направления деятельности службы, я выступал организатором. Личным составом занимался заместитель. А снабжение и ремонт – пишешь заявку в соответствующую службу, и они сами всё делают. Не работа, а красота.

Мой зам немного говорил по русски, но совсем немного. Пришлось учить сразу два языка, английский для совещаний и амхарский, на котором разговаривали все бойцы. Никаких занятий не было: просто все сидят, пьют чай и мирно беседуют. На моё желание проверить боеготовность и сделать боевое развёртывание никто не среагировал. Заместитель мне сказал: «Они говорят, что пожара нет, а будет они сработают, на них трудно надавить, их профсоюз защищает». И через некоторое время – тревога.

На заводе остановили на ремонт небольшой технологический мазутный резервуар, но его плохо пропарили и промыли. И когда начали вырезать окно в стенке, то мазут на внутренних стенках загорелся. Мы приехали, наш сварщик стоит удручённый. Я его попросил дорезать окно до конца, а затем, уже через образовавшийся проем начал вводить средства тушения. Так мы и сделали, я развернул два пенных ствола и дал пару стволов на охлаждение. После того как упал кусок металла и образовался проход в резервуар, дал команду о подаче пены. Мои «доблестные» бойцы побоялись даже приблизиться к огню, вот мы со сварщиком всё сами и потушили.

На следующий день нас вызвали на пожар в жилом одноэтажном каменном бараке. Приехали и все ходят как на именинах. Заставил подать стволы от цистерн, а бойцы издалека поливают, а к дому не идут. Я взял двух ствольщиков за шиворот и подтащил со стволами к дому, управлял стволами держа ствольщиков за шиворот поднимая и опуская их и поворачивая в стороны. Как я потом это назвал «Стволы с дистанционным управлением». Вроде все наладилось. Пошел на другую сторону дома, там тоже самое. Разобрался тем же методом. Вернулся, а там ствольщики стволы бросили и убежали. Пришлось взять палку. Немного побегал за ними. Через некоторое время они стали меня бояться больше чем огня. Пожар кое-как потушили. Нет, решил я, так дело не пойдёт.

Почему наша кровь красная? А потому что в ней много железа. А на солнце железо из крови «выгорает». Нужно постоянно пополнять его запас. У нас это яблоки, сливы, вишня, крыжовник и т. д. В Эфиопии этих фруктов нет. В апельсинах тоже всего хватает, но железа минимум. Железо есть только в мелких коричневых зёрнышках, которые называются Тэф. Вот из него делают муку, а затем пекут блины большого размера. Кладут его на тарелку и подают с различными подливами овощными, мясными. Едят исключительно руками. И ваш покорный слуга тоже ел руками. Всё очень просто. Ложку непонятно кто и чем мыл. А так у меня в маленьком пакетике всегда был маленький кусочек хозяйственного мыла, да-да того самого коричневого, оно любую заразу убивает. Руки помыл и вперёд. Гигиена – это свято. Чуть оплошаешь и дизентерия, да такая что человек мог несколько суток с толчка не слезать и от него оставалась половина веса. Некоторые пытались полностью отгородиться от местной еды и контакта с местными, их организм не выдерживал таких экспериментов и чуть чего сильно заболевал. Поэтому самым правильным в этой ситуации было и контактировать и есть местную кухню, но соблюдать строгую гигиену.

Все говорят, что там чёрного хлеба не хватает, селёдки, я этого не заметил. Но был такой случай. К нам в Ассаб прилетел АН-12 из Ферганы, военным что-то привёз. Дело было осенью. Мы приехали с военными посмотреть что и как. Вышел член экипажа с большим яблоком. Видимо я так посмотрел на него и на яблоко, что он без слов протянул его мне и я не помню как его съел. А однажды в порт пришёл болгарский корабль, гружёный гуманитарной помощью, среди которой были сливы. Нам разрешили устроить вечер дружбы с болгарами. Мы сыграли с ними в волейбол, свозили их на море, угостили ужином, а они подарили нам майки и угостили сливами. Когда они увидели как наши дети на них набросились, то этих слив набили нам целую большую машину. Все наелись до отвала, ну и женщины сделали компот и варенье. Это я всё о железе в крови.

Хочется несколько слов сказать про режим на заводе. Рассвет в Эфиопии круглый год в 6 утра, а закат в 18:00. Рабочий день начинался с рассветом в 6:00, заканчивался в 13.30. После этого мы дома обедали и спали чесов до 17:00, затем, свободное время. Каждый день автобус возил нас на море.

Так как завод находился в Эритрее, в зоне боевых действий, то его охраняли очень серьёзно, целый батальон с пушками и танками. Вокруг завода было минное поле шириной до 5 км. Но партизаны всё равно обстреливали завод. Партизаны – это местное население, афары (бедуины), очень воинственны. Они хотели отсоединиться от Эфиопии, т. к. в Эритреи, бывшей Итальянской колонии было 80 % промышленного потенциала и уровень жизни на порядок выше. Основные города: Асмара, Массауа, Ассаб. Партизан активно поддерживала Саудовская Аравия и Объединённые Арабские Эмираты, т. к. они хотели чтобы Красное море было полностью мусульманским, а Эфиопия страна христианская. Они своего добились, но чуть позже.