Наталья Иртенина - Шапка Мономаха
– Он уже понял это, – ответил монах, перекинувшись с греком парой фраз.
– И еще спроси, за что он холопа прирезал.
– Раб отказывался бежать с ним к половцам, – перевел Нестор. – А оставлять свидетеля он не хотел.
Ядрейка уже взобрался по веревке на стену, подтянул привязанную к ее концу плетеную лестницу. Отроки обыскали царевича, забрали длинный нож с трехгранным лезвием. В Корсуне такие называли стилетами – красивая штука, но простой русский засапожник надежнее. Душило подтолкнул грека к лестнице.
– Ну теперь лезь, Девгеневич.
После царевича, быстро вскарабкавшегося, неторопливо поднялся сам храбр. Наверху кроме них троих никого не было. Веревку держал крюк, зацепленный за выступ стены. Сама стена была широка – три воза разъедутся свободно.
– Горазд уже толкует там с половцами, – оповестил Ядрейка.
Последним, путаясь в полах рясы, забрался Нестор.
– Неужто надо было подвергать меня такому испытанию? – забыв о смирении, пыхтел он.
Ядрейка выбрал лестницу и помахал рукой отрокам, остававшимся в городе. Перешел на другую сторону стены, закрепил крюк и сбросил лестницу. Нестор разглядел внизу десяток конных. Спускались в обратном порядке. Ядрейка отцепил лестницу и съехал вниз на веревке.
Глеб-толмач что-то втолковывал троим соплеменникам. Двое других степняков были люди хана Урусобы, они кивками и резкими возгласами подтверждали слова Глеба. Остальные – отроки с сотником Гораздом, еще днем уехавшие из города к половецким шатрам.
– Уходить надо, – сказал Душилу сотник. – От ворот по стене может нагрянуть стража.
Степняки, убежденные Глебом, даже не взглянув на грека, развернулись и поехали прочь.
– Беку Асупу из племени Алтунопы заплачено серебром, – объяснил толмач. – Он не будет в обиде, что мы забрали грека.
Запасных коней, взятых у степняков, оказалось три. Нестору пришлось усесться на круп позади Ядрейки.
– Мы направляемся в Таматарху? – спросил монаха названный царевич по пути к половецкому становищу.
– Сначала нужно уговорить степняков пойти к Таматархе, – ответил Нестор. – Но к половецким вежам вы поедете без меня. Утром я вернусь в Корсунь. Возможно, среди кочевников найдутся те, кто понимает греческую речь. Однако тебе лучше выучить русскую.
– В Корсуне я тайно брал уроки наречия куманов, – заявил Леон Диогенович. – Я найду с ними общий язык.
Прозвучало как угроза.
Возле шатров, раскинутых князьком из орды Урусобы, отряд разделился. В становище до рассвета остались Горазд и Нестор. Душило с четырьмя отроками, толмачом и греком поскакал, огибая залив, в степи Таврии. Их вели два половецких проводника. Напоследок старый дружинник сказал чернецу:
– Не знаю, свидимся ли еще. Если будешь продолжать летописец, не пиши больше про меня. Пускай песельники на пирах врут, а в книгах перед Богом не хочу срамиться.
– Богу и так все дела человеческие ведомы, – возразил монах. – Летописец же пишется для разумения книжных людей, чтобы за временными летами зрели дела Всевышнего Промыслителя и грядущую вечность.
– Угу, слыхал я, как в церкви поют, – не поверил Душило. – На судище-де страшном книги совестные раскроются и все дела сокровенные обнажатся. Зачем Богу книги, если и так все знает? Ты уж, брат Нестор, постарайся не вляпать меня снова в историю. Чтоб мне не застить собою вечность.
Пока не затих в холодной ночи стук копыт, книжник прощально махал рукой.
…Более дел в Корсуне не осталось. Сотник Горазд, ставший за главного, готовил лодью к плаванью в Тьмутаракань. Другая лодья с частью отроков должна была зимовать у корсунских пристаней, а по весне плыть до Олешья в устье Днепра и там встречать либо гонца с Руси, либо княжью рать.
Теперь ждали только усмирения на море. Нанятый корсунский кормчий из русов обещал, что через два дня можно будет выйти. Но на Горазда в образе купца смотрел с сомнением – не связался ли с полоумным? Какая торговая нужда гонит плыть на зиму глядя, когда море ненадежно и запросто утопит, разобьет в щепы, выбросит на берег? Самое легкое, чем можно отделаться, – выкидываньем за борт купецкого груза. Горазд внял лишь последнему доводу и снял с лодьи половину товара. Вторую половину обещал выкинуть в море по первому требованию. После этого кормчий стал смотреть на него с жалостью.
Отроки, не занятые на лодье, бездельно шатались по городу. Пробовали в винодельнях молодое вино и рыбные подливы на рыбном торгу, баловались в греческой бане, глазели на стеклоделов за работой – невиданное на Руси ремесло, лазали на интерес в древние подземные склепы. Братья Колывановичи облюбовали каменный стол под навесом у входа в постоялый двор. День-деньской резались в тавлеи и бросали кости. Рассыпные горки монет либо слитки и златокузнь перемещались по столу от братьев к другим игрокам и обратно.
– А что, богатый город – Тьмутаракань? – тряся костями, спросил младший Колыванович у двух отроков-рядовичей из тьмутараканского торгового обоза.
– Не бедный. Все торговые пути в ней пересекаются, золотая пыль с дорог в калитах купцов оседает.
– Может, и нам, Вахрамей, осесть в Тьмутаракани? – предложил Мстиша, считая пальцем очки на костях. – Золотом и серебром как пылью покроемся. А то чего мы будем в Переяславле мочало жевать? Смердов не пограбишь – их и без нас половцы грабят, а в городе у Мономаха не разгуляешься.
– Так вы что – не торговые люди? – уставились на братьев тьмутараканцы.
Мстиша невинно округлил глаза, а Вахрамей наградил его затыльником.
– Торговые, торговые, – сказал старший Колыванович. – По княжьей торговле плывем.
– Слыхали мы, как вашего Мономаха погнал из Чернигова наш князь Олег… Восемнадцать против шестнадцати! Гребите сюда серебришко…
– Да и мы слыхали, как вас греки под себя подмяли, а посадника незрячим сделали.
– У посадника глаза отобрала Музалониха – женка Олегова. У греков бабы боевитые. Про амазонок знаете?
– Это что за звери?
– Прежде в степях у Сурожского моря жило бабье племя – амазонки. Мужей себе брали с боя, да и то лишь для приплода. Наша Феофания, даром что из других краев, точь-в-точь та амазонка. Орогост потяпался с ней за город – получил свое. А не воюй с бабой… Снова игра наша. Монеты давайте.
– Ваш посадник нашему князю грамоту прислал, – невзначай уронил Вахрамей.
– А что князь? – насторожились рядовичи.
– Осерчал сильно. Хотел было на греков войной пойти. Аж на сам Царьград, как раньше с Руси ходили. Потом подумал и перехотел – дружины на греков не хватает.
– И чего?
– Ничего. – Младший Колыванович развел руками и ртом издал звук, будто пустил ветры. – Везет вам сегодня. Мухлюете, что ли?
– Кости-то ваши, мы ни при чем, – ухмылялись тьмутараканцы, сгребая серебро.
Вахрамей вывернул свою калиту – на стол выкатились два медных фоллиса. У Мстиши и того не обнаружилось.
– Маловато, – покривились рядовичи на медяки. – Ставьте вотолы, что ли. По одной на кон.
– Вот еще.
Братья пожалели плащей на куньем меху. Вахрамей задумался, а Мстиша стал крутить головой по сторонам – авось, подвернется годная мысль.
– О! Вон наша ставка.
У паперти небольшого храма вблизи постоялого двора клал кресты и поклоны чернец. Вахрамей усмехнулся.
– Монаха ставим, – подтвердил он.
– Как это монаха? Что это за ставка? – не соглашались тьмутараканцы. – На торгу его не продашь, он не раб. Не пойдет.
Вахрамей поманил их пальцем и, наклонясь над столом, тихо проговорил:
– Монах-то ряженый. А так он и есть холоп. Княжий. С нами в Тьмутаракань плывет.
– По княжьей торговле? – переглянулись отроки-рядовичи.
– По ней самой.
– А зачем холоп? Зачем ряженый?
– Так вам все и скажи, – хитро улыбался Мстиша.
– Да уже начали. И ставки у вас нет. Княжьего холопа не можете ставить на кон.
– Ну ладно, – молвил Вахрамей, – ставим на кон тайну Мономаха.
– Если ваша тайна окажется пустяшной, – пригрозили тьмутараканцы, – снимем с вас вотолы.
По очереди бросили кости. У Колывановичей снова выпало меньше.
– Не ваша сегодня игра, – снисходительно сказали рядовичи. – Выкладывайте.
– Ну… Только мы вам ничего не говорили, – предупредил Вахрамей. – Мономах со своими боярами так решил: коли нет сил отвоевать Тьмутаракань у греков, надо отомстить иначе. Пускай половцы возьмут город, пограбят, заберут полон. Потом вообще разнесут по камню.
– Ерундовина какая! – остолбенели тьмутараканцы. – Степнякам город не взять.
– Ну да, а монах на что?
– На что?
– Стенобитные орудия половцам построит. Он холоп ученый. По заморским землям шатался, пока к сарацинам в плен не попал, а оттуда на Русь.
– Так что вам прямая выгода прибрать к рукам ряженого чернеца, – добавил Мстиша. – А нам он тоже осточертел. Холоп, а командует как тысяцкий. Если и порешите его невзначай, худа не будет.
