Александр Тавровский - Герр Вольф
Сама идея была, конечно, гораздо старше радара, но Гитлер заразился ею, как испанкой или конъюнктивитом, и искренне верил, что люди живут внутри шара, образовавшегося в скале, которая тянется бесконечно далеко. Они прилеплены с вогнутой стороны, а небо, находящееся в центре этого шара, – всего лишь масса синеватого газа с точками сверкающего света, которые по ошибке принимаются за звезды. На самом деле реальны только Солнце и облака, хотя они и бесконечно ничтожнее в размерах, чем себе представляют ортодоксы-астрономы.
Ради прямых контактов с потусторонним миром Гитлер готов был на многое. На очень многое. Почти на все! Чтобы умилостивить души мертвых, членов Черного ордена СС призывали совокупляться на старых кладбищах, где, по мнению Гиммлера, была возможна реинкарнация древних германских героев.
В виде величайшего исключения эсэсовцы пощадили даже некое старое еврейское кладбище, где после победы собирались открыть «иудейскую библиотеку». А чтобы, на всякий случай, привлечь на свою сторону сурового еврейского бога войны Яхве, под охрану рейха была взята старейшая в Европе синагога в Праге. Там собирались создать «музей исчезнувшей расы». Разумеется, сначала эта сатанинская раса должна была исчезнуть раз и навсегда!
Но все это – суета сует по сравнению с тем, что сейчас творится у подножья Эльбруса! И Гитлер снова и снова, не щадя глаз, вперял свой взор в слепящее пламя камина, пытаясь сквозь него, как сквозь магический кристалл, разглядеть окончание священного ритуала тибетских монахов.
Он твердо решил в эту ночь не ложиться спать и обязательно дождаться телефонного звонка Гиммлера, который должен лично и строго конфиденциально сообщить ему решение Высших Сил.
Чтобы не уснуть, Гитлер стал думать о приятном. Ему вдруг вспомнилась Ева, покорно лежащая в бункере между ним и тектонической гранитной плитой. Он попытался вспомнить подробности. Но вспомнился почему-то только запах ее косметики. Запах горького миндаля!
Гитлер брезгливо поморщился. У него дикая аллергия на запах губной помады и женских духов! Неужели тогда Ева нарушила его строжайший запрет и умастила свое прекрасное тело всякой вонючей дрянью?! Но это же хуже женской измены!
Нет! Ева никогда не стала бы ему вредить! Мир женщины – мужчина! О другом она думает лишь время от времени. Должна так думать!
Но женщины обладают способностью, которой нет у мужчин: целовать подругу и одновременно уколоть ее иглой! А что если не только подругу?!
Нет-нет, женщинам не за что ему мстить! Да, он всегда был к ним строг, порой суров. Часто пренебрежительно высказывался в их присутствии об их же достоинствах и обожаемом ими замужестве. Но разве не действует любому мужчине на нервы, когда женщина начинает думать и говорить о бытии?!
Он и Еве всегда говорил всю правду о женщинах. Например, что женщина любит глубже мужчины, но у нее это вовсе не зависит от интеллекта. Откуда у женщины интеллект? Одни инстинкты! У нее есть лишь горячее желание, чтобы все симпатичные мужчины восхищались ею.
Но разве не сама Ева недавно признала, что он всегда прощал женщинам их маленькие слабости! Он, фюрер всех немцев, каждой целовал ручку, даже своим замужним секретаршам! Да-да, он никогда не позволял себе кричать на своих «пишущих дам», даже когда они допускали существенные ошибки! И разве он не называл дам, с которыми имел дело, «моя красавица» или «прекрасное дитя»?! И всегда здоровался первым и пропускал вперед! Даже в бомбоубежище!
И наоборот, присутствии женщин он никогда не позволял себе садиться раньше, чем сядут они. А вот при встрече с Чемберленом и Даладье садился за милую душу!
И разве при дамах его обычно гортанный голос не становился задушевным и вкрадчивым? И он прощал им высказывания, которые стоили бы мужчинам свободы, а то и жизни!
О, его Чапперль знает: не каждый мужчина способен на такое!
Ева сама призналась ему, что ведомство Гиммлера интересуется ее родословной по очень пикантному поводу. А ведомство Гиммлера – очень серьезная контора, которой он должен доверять как самому себе!
Но пусть знают все: он, как царь Мидас, одним прикосновением даже еврейку способен превратить в арийку! И пусть Гиммлер тоже не забывает об этом!
Гитлер раздраженно облизнул пересохшие губы. Черт, привкус миндаля на губах и во рту! Он вынужден глотать его вместе со слюной. Гитлер крепко стиснул зубы, и ему показалось, что на зубах что-то мерзко хрустнуло. Как будто раздробилось тонкое стекло. Он мгновенно сплюнул на ладонь. Слюна была солона, немного красна и странно кололась.
Наверное, снова раскрошился зуб. Чертовы дантисты советуют ему удалить остатки зубов и вставить съемные мосты! Все зубы, мол, у него крошатся и гниют. От них, мол, одна инфекция! Скорее всего, мол, это наследственное!
Лично он полагает, что это после отравления газами.
И как эти шайскерлы себе представляют: бог со съемной челюстью!
О! Они все явно преуменьшают крепость его зубов! Он еще покажет им всем настоящий волчий оскал! Он что, старая овчарка со стертыми до десен клыками?! Он – герр Вольф!
Гитлер возмущенно посмотрел на телефон. Телефон подло молчал. Гиммлер явно не торопился сообщить ему великую новость! Очень может быть, что он желает воспользоваться ею до того, как Гитлер узнает о ней! Очень может быть, что это обернется ему во вред!
Надо приказать Раттенхуберу негласно понаблюдать за дорогим Генрихом! На таком посту никто не должен слишком долго засиживаться! Даже такой безупречный во всех отношениях соратник, как Гиммлер! Сталин хорошо это понимает: Дзержинский, Менжинский, Ягода, Ежов… А у него Гиммлер на все времена?! Да и чего можно ожидать от человека, способного доверительно беседовать с евреем за пять минут до его казни?!
Так! Пусть Шмундт лично свяжется с частью, которой поручена организация медитации тибетских лам у подножья Эльбруса! Пусть выяснит, что и как!
Почему так горят уши? Они всегда горят перед приступом черной меланхолии или дурных вестей с фронта! Чего ждать сейчас?
Гитлер не заметил, как его рука, лежащая на подлокотнике кресла, тяжело соскользнула вниз, а голова, словно прилипла к плечу. Уже засыпая, он вспомнил когда-то пересказанный ему Борманом диалог вождя Уаюкумы из индейского племени с каким-то европейским миссионером.
– У меня семь жен, – гордо сообщил миссионеру вождь. – Но это не предел! У моего деда было одиннадцать!
– Зачем так много? – удивился гость.
– Про запас! – деловито ответил вождь.
– Какой запас?
– В прежние времена во время голода, – любезно просветил европейского дикаря Уаюкума, – одну или двух жен можно было съесть, чтобы выжить!
Но, заметив ужас на лице священника, поспешил успокоить:
– Но сейчас другие времена!
– Чушь! – спросонья пробормотал фюрер. – Вождь всегда должен иметь право съесть жену ради сохранения своей священной жизни! И не только жену!
Он проснулся от гула в ушах. С трудом открыл затекшие глаза. Перед ним, полусогнувшись, замер Линге.
– Чего тебе?
– Мой фюрер! Рейхсфюрер Гиммлер просит о срочной аудиенции!
– Он что, разучился говорить по телефону?!
– Мой фюрер, я предложил ему позвонить, но он настаивал, что то, что он должен вам сообщить, не телефонный разговор! Это срочно и экстраординарно!
У Гитлер снова вспыхнули остывшие было уши и сильнее обычного задрожала рука.
Глава 36
– Гиммлер! – едва заметив входившего в гостиную рейхсфюрера, Гитлер бросился к нему навстречу, но, не добежав нескольких шагов, вдруг круто повернулся к нему спиной. – Что вы молчите?! Докладывайте! Я что, ваш ординарец, чтобы будить меня среди ночи, а разбудив, молчать, как глухонемой импотент?! Что, черт бы вас побрал, происходит?! Где мои ламы?!
– Мой фюрер, – болезненно поморщился Гиммлер и зачем-то нервно пригладил и без того идеально уложенную, коротко выстриженную на висках и затылке прическу, – ваши ламы… на месте.
– Ну и где же их место, Гиммлер? Извольте отвечать! В Гималаях, в Карпатах? Или, может быть, в Ледовитом океане на месте бывшей Гипербореи?
– Ламы у подножья Эльбруса, мой фюрер! – собравшись с духом, отрапортовал Гиммлер.
– Слава богу, Гиммлер! Неужели?! Но об этом мне доложили еще утром! Вы в курсе, который сейчас час?! И что же они там делали весь день? Играли в покер с вашими замечательными белобрысыми парнями? Или разгоняли облака над Эльбрусом?
Голос Гитлера был надрывен и ядовит. Он никак не мог заставить себя повернуться к Гиммлеру лицом. А у того, натурально, свело челюсти, словно то, что он должен был сообщить, неизбежно привело бы его к плахе.
– Мой фюрер! Я не знаю, как вам это сказать! Это уму непостижимо!
Гитлер резко, как на плацу, повернулся к рейхсфюреру. Его неестественного цвета глаза (к ночи опийные капли теряли свою силу) пронзили Гиммлера насквозь.
– Хорошо, Гиммлер! Я постараюсь вам помочь! Давайте по порядку. Утром самолет доставил лам на Эльбрус. Так?
