Йозеф Томан - Калигула или После нас хоть потоп
Как-нибудь это устрою, согласился он. И прижал палец к фигурке актера, словно хотел передвинуть его на другое поле. Фабию удалось избежать мата.
Как только Макрон ушел, Валерия присела к инкрустированному столику и приказала принести письменные принадлежности. Она поглаживала пальцем фигурку молодого патриция на коне, все в ней кричало: "Приходи скорей!
Скачи аллюром!" Но она написала:
«Твое письмо было очень милым. Однако мне известно: сначала сенат и только потом я. Если ты придешь после своей речи в сенате рассказать, что и в сенате ты победил – а я этого ожидаю, мой Луций! – я рада буду тебя видеть…»
Глава 17
Префект Рима, главный претор и эдил, именно эта троица высоких особ ответственна перед императором за спокойствие и порядок в городе. Они собрались в канцелярии городской префектуры на Субуре, в 4-м римском округе, неподалеку от храма богини Теллус. Здесь восседают три сановника, один надменнее другого: претор – так как он судья волею народа, эдил – так как на его плечи народ возложил попечение о порядке и нравах в Риме, и префект – так как он является владыкой города.
И тем не менее надутые мужи понимали, что народу ничего не известно об их значении и весьма мало он с ними считается, и сидят они тут из одной только императорской милости, а ноготь Макронова мизинца значит в тысячу раз более, нежели их внушительные персоны. Страшась этого ногтя, страх свой они вымещают на подчиненных. В страхе держат вигилов и шпионов, которые, кроме всего прочего, обязаны еще и следить за актерами и вынюхивать, выведывать, о чем же болтают они перед народом. Все трое в глубине души против всех представлений и всех актеров. Ибо ни разу, пожалуй, не обошлось без того, чтобы мерзавцы эти не потешались над благородными особами. Цензура, впрочем, действует строго. Эдилу это известно. Он сам каждое слово трижды вывернет наизнанку. Однако этот сброд не придерживается одобренного текста. Вечно всунут какой-нибудь намек, а то и прямую насмешку… И претору это хорошо известно. Его люди должны были бы поступать строже. Чуть подозрительное словцо – зови сюда вигилов.
И в бараний рог согнуть смутьянов! Прервать представление, зрителей – в шею, актеров – в тюрьму, высечь и – прочь из Рима! Только вот тут-то и заковыка, из канцелярии Макрона дано распоряжение, вот оно, черным по белому: страже порядка предлагается быть терпимой, ибо сам император пожелал, чтобы у народа оставалось в театре ощущение свободы слова, ощущение демократии. Прекрасно! Одной рукой вышвыривать актеров в изгнание, как смутьянов, подрывающих государство, а другая рука для того, чтобы глядеть на их проделки сквозь пальцы. Да как же угадать, где начинается вред государству? Зачастую они несут совсем уж несусветное, а публика молчит. Зато в другой раз – одно словечко, и. на тебе, бунт в народе. А ты, благородный магистрат, в ответе за все. Тяжка жизнь сановника.
***И вот отныне на каждое представление, которое устраивают комедианты, тащится отряд вигилов и шпионов. Одеты, как все, вышколены, никому глаза не мозолят, но наблюдают и слушают на что еще станут подбивать народ эти смутьяны, а потом мчатся к начальству докладывать по свежим следам. Одно время царило затишье. Половина труппы Фабия год пребывала в изгнании.
Оставшиеся в Риме не высовывались – дерзости не хватало. Платные осведомители болтались около других трупп, сортом пониже, вились возле этих жуликов или подслушивали болтовню грузчиков, топтались в общественных уборных и жирели без настоящего дела. Но с той поры, как Фабий вернулся в Рим, работы у них хоть отбавляй. Тут уже и речи нет о простом наблюдении на представлениях, тут следует взвешивать каждое словечко, потому что этот ловкач, того и гляди, обведет вокруг пальца.
Сановная троица получила сегодня на завтрак тревожное сообщение о том, что произошло вчера. Опять этот Фабий. И сидят они теперь тут и размышляют.
Префект – известный радикал:
– Я бы велел бить его кнутом и на три года из Рима вон!
Главный претор – юрист:
– Я советовал бы рассмотреть дело с точки зрения римского права, пусть отвечает перед судебной комиссией!
– Я бы… – подумал вслух всегда осторожный эдил, – я бы выслушал сначала наших людей…
Так и поступили.
И предстали сыщики перед очами озабоченных сановников: Луп и Руф. В круглом брюшке коротышки Руфа беспокойство, тощий и долговязый Луп прямо-таки позеленел от страха. Обыкновенно расспрашивал их только один из магистратов. Сегодня – трое!
Префект велит говорить Лупу. И потекли слова плавные, обдуманные: с позволения цензуры вчера вечером объявлено представление Фабия Скавра с труппой, имевшее состояться под Пинцием[34], недалеко от садов Помпея.
Акробатические номера, разные фокусы, пляски и вообще зубоскальство…
– Я явился вовремя. Они плясали так, что пальчики оближешь! Баба у них есть, так с ума сойти! Груди вот такие! И вся трясется. И задом вертела…
– Не болтай! – сухо предупредил префект.
– А что же Фабий?
– Песок глотал. Черепки, огонь… Да как-то вяло шло дело. Потом песенки орал…
– Какие ж?
– Да чепуху! О старом сапожнике и его неверной жене. Про хвастливого солдата…
– Ясно! – вмешался эдил. – Дальше!
– Дальше всякие штучки проделывал с обезьянкой, он ее, говорили, с Сицилии привез. И чего она только не вытворяла! Задница-то у нее совершенно голая, ну так она все и выставляет ее. да чешет…
– Фи, болван! – возмутился претор. – Нас Фабий интересует!
– Так и он тоже нахальничал. Бабу эту здоровенную всю излапал. И такое болтал…
– Дальше!
– Дальше? – Луп призадумался. – А что дальше-то? Все одно и то же.
Противогосударственного ничего… Фокусы, потеха и конец делу!
Претор обратился к префекту:
– Невероятно, до чего же грубо выражаются в Риме! О tempora, о mores![35].
Заговорил префект:
– Хорошо. Вы утверждаете, что видели Фабия внизу у Пинция. Как же вы мне объясните, что в это же время Фабия видели на другом конце Рима, за Тибром?
Молчание.
– Так как же это могло произойти?
– Мы не знаем…
– И что делалось за Тибром, тоже не знаете? А известно вам, для чего я вообще вас держу?
Руф смущенно забормотал:
– Дело-то было вот как… Шли-то мы на Пинций. как приказано, а тут вдруг подлетает к нам Оптим. Ребята, говорит, вали скорей назад. Там Фабий с компанией сцену ставит у винных складов, рядом с кожевенными мастерскими сенатора Феста. Я и подумал, что тут какая-то неувязка. Лупа оставил внизу, у Пинция, а сам двинулся за Тибр. Там как раз начинали. Речь шла о богине Фортуне…
Руф рассказывал обстоятельно, долго и косноязычно.
Оставим его. Посмотрим, как было дело в действительности.
***Был мягкий весенний вечер. С Яникула доносилось благоухание. В углу маленькой площади четырьмя пылающими факелами обозначен кусок утрамбованной, как на току, земли – сцена. На сцену мелкими шажками выбежала богиня Фортуна. Изящная, очаровательная и, может быть, поэтому мало похожая на богиню: возможно, тем-то она и была божественна?
Голубой хитон расшит серебром, в черных волосах желтая ленточка.
В руках огромный рог изобилия.
***Претор усмехнулся.
– Возвышенное и увлекательное зрелище!
Но префект шел, как собака по следу:
– Так что же Фабий?
– Его там не было, – ответил Руф.
– Вообще не было там?
– Еще не было… – Руф понял, что все самое страшное позади, и голос его окреп.
Префект продолжал расспрашивать:
– Ты видел его? Узнал? Это точно был Фабий?
– Видел. Узнал, – сказал Руф.
Претор все усмехался:
– Ну, продолжай же, Руф!
***Вдруг перед Фортуной очутился пожилой мужчина. На всех пальцах перстни, дорогие камни так и засверкали в свете факелов, когда он молитвенно воздел руки: "О великая, прекрасная богиня, дарительница счастья, внемли моим молениям. Я богат. У меня сотни рабов, у меня власть, у меня есть все, одного только мне не хватает для счастья – жены. Только мне не нужна какая попало, но сверх разумения прекрасная и искусная в любви…"
Богиня танцевала перед ним и улыбалась.
– А если она будет глупа?
– Это не важно, о прекраснейшая. Так даже лучше. – Она расхохоталась.
– Знаю, знаю. На, лови! – И наклонила рог изобилия, а оттуда прямо в руки богачу выпала статуэтка, изображавшая девушку, такую красивую, что дыхание захватывало…
Претор улыбался.
– Не говорил ли я вам, что все это совершенно невинно? Фабий одумался.
Эдил выкатил глаза:
– Дальше что же?
Руф продолжил рассказ.
Богач положил статуэтку на землю. Фортуна извлекла из рога изобилия волшебный платок, набросила его на статуэтку, взмахнула им, и на этом же месте оказалась красавица девушка. Он ее обнял за талию и прямо присосался к ней…
