Николай Никитин - Северная Аврора
– Значит, позволила? – послышался смех.
На палубе снова показался Фролов. Шагая рядом с Жилиным, он перебрасывался с ним короткими фразами:
– Что Виноградов? – спросил он как бы между прочим, внешне спокойно, но в душе волнуясь.
– Дерется как черт!
И по ответу чернобородого артиллериста Фролов понял, что «морячки» в Котласе уже наслышаны о Виноградове и что мнение о нем хорошее.
Караван был готов к отправке.
Через несколько часов портовой буксир подал сигнал и первым двинулся на простор Большой Двины. За ним, перекликаясь гудками, вышли из порта и другие пароходы.
Светало. Перед глазами Андрея раскинулась необъятная речная долина с заливными поймами, курьями и островами. Сигнальщик, стоявший на капитанском мостике «Марата» рядом с Фроловым, передавал приказания. Буксиры тянули две пловучие батареи с морскими орудиями.
«Марат», набирая ход, догонял пароходы «Некрасов» и «Зосима». Их палубы чернели от бушлатов. Это были десантные отряды, составленные из балтийских моряков с крейсера «Рюрик». Они ехали со своим оркестром. Музыканты играли, стоя на верхней палубе «Зосимы».
Когда «Марат» поровнялся с «Зосимой», Фролов взял рупор и, подойдя к борту, крикнул:
– Поздравляю товарищей балтийцев с боевым походом! Смерть интервентам! Да здравствует Ленин! Ур-ра!
Могучее ответное «ура» далеко разнеслось по реке.
Часть вторая
Глава первая
1
Длинный караван, состоящий из пароходов, шаланд и барж, растянулся по широкому плесу Северной Двины. Впереди каравана шел штабной пароход «Марат».
На «Марате» готовились к высадке. С мостика слышалась громкая команда капитана. Пароход стал сворачивать с фарватера и, пересекая быстрину реки, резал форштевнем ее бурые могучие волны.
Фролов и Драницын подошли к борту.
Моросило. Было раннее холодное утро. В воздухе, насквозь пропитанном сыростью, все казалось расплывчатым и туманным. На правом берегу реки, высоком и крутом, в серой ползучей дымке виднелось широко раскинувшееся селение Нижняя Тойма. Среди беспорядочного скопища изб стояла белая каменная церквушка с золотыми луковками куполов. Неподалеку от пристани, по глинистым, поросшим чахлой травой увалам тянулись старые складские амбары. Внизу, у самой воды, краснели двинские пески. Весь берег был завален вытащенными из воды лодками и челноками.
В этом большом селении размещались сейчас отряды Павлина Виноградова. Число их увеличилось, несмотря на бои. Сведенные воедино, они образовали теперь бригаду, ею командовал Павлин Виноградов, хотя официально он числился только исполняющим обязанности комбрига.
Виноградов стоял на свайной пристани, переговариваясь с командирами своего штаба.
Летние армейские шаровары Павлина были заправлены в простые крестьянские сапоги, густо измазанные глиной. Кожаная фуражка, сдвинутая на затылок, обнажала большой лоб и коротко стриженные волосы.
Один из командиров, моряк в фуражке офицера флота, махал рукой кому-то из стоявших на палубе «Марата». Это был Бронников, отряд которого три недели назад вошел в состав виноградовской бригады. Рядом с ним стоял Воробьев. Его называли сейчас начальником политконтроля. Он ведал политической работой, разведкой, делами перебежчиков и пленных.
Павлин был простужен, у него болело горло, он кашлял, но не обращал на это никакого внимания.
Протирая обшлагом шерстяной фуфайки стекла очков в никелевой оправе и щурясь, он старался разглядеть людей на палубе приближавшегося к пристани парохода.
Фролов в свою очередь разглядывал людей, находившихся на берегу. В свете мглистого утра их лица показались ему сосредоточенными, угрюмыми.
«Ну, конечно… – думал он. – Очевидно, Виноградов уже получил телеграфное предписание о сдаче должности».
Когда «Марат» пришвартовался к пристани, Фролов с тяжелым чувством сошел на берег, словно только сейчас осознав, какая тягостная миссия ему предстоит. Навстречу шел человек в очках; лицо его с небольшими черными усиками показалось Фролову знакомым. «Где я его видел? – мысленно спросил он себя и вдруг вспомнил Петроград, главный штаб, приемную Семенковского, двух товарищей из Архангельска. «Значит, это и был Павлин! – обрадованно подумал Фролов, и мучительная неловкость, которую он только что испытывал, сразу куда-то пропала. – Но как он переменился! На нем лица нет! Что с ним такое?»
– Это вы Фролов? Павел Игнатьевич? – быстро спросил Павлин, схватив комиссара за руку, почти вцепившись в нее. – Как Ленин?
– Ленин?
– Что сообщает Москва? Ведь Владимир Ильич ранен, разве вы не знаете? На него было покушение…
– На Ильича? – испуганно переспросил Фролов.
– Ночью мы получили телеграмму, воззвание ВЦИК, – нетерпеливо объяснил Павлин. – Разве в Краноборске не знают?
– Мы не заходили в Красноборск, – почти не слыша своих слов, ответил комиссар. Он оглянулся. Люди, вышедшие вместе с ним на берег, словно онемели.
– Идемте скорей, – заторопил Фролова Павлин.
В Нижней Тойме не было дома, где не стояли бы бойцы. Сейчас, встречая караван, они высыпали на берег. На многих из них чернели бушлаты и морские шинели. Чувствовалось, что все они, от мала до велика, встревожены одной и той же беспокойной мыслью: «Что в Москве? Как Ленин?»
До избы, в которой жил Павлин, дошли быстро. Фролов едва успел снять шинель, как Павлин подал ему несколько серых телеграфных бланков: воззвание Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, адресованное всем Советам рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, всем рабочим, крестьянам, солдатам, всем, всем, всем.
«Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. Роль тов. Ленина, его значение для рабочего движения России, рабочего движения всего мира известны самым широким кругам рабочих всех стран. Истинный вождь рабочего класса не терял тесного общения с классом, интересы, нужды которого он отстаивал десятки лет. Товарищ Ленин, выступавший все время на рабочих митингах, в пятницу выступал перед рабочими завода Михельсон в Замоскворецком районе гор. Москвы. По выходе с митинга тов. Ленин был ранен. Задержано несколько человек, их личность выясняется. Мы не сомневаемся, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов.
Призываем всех товарищей к полнейшему спокойствию, к усилению своей работы по борьбе с контрреволюционными элементами.
На покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов революции.
Товарищи! Помните, что охрана наших вождей в ваших собственных руках. Теснее смыкайте свои ряды и господству буржуазии вы нанесете решительный, смертельный удар. Победа над буржуазией – лучшая гарантия, лучшее укрепление всех завоеваний Октябрьской революции, лучшая гарантия безопасности вождей рабочего класса.
Спокойствие и организация! Все должны стойко оставаться на своих местах. Теснее ряды! – Председатель ВЦИК Я. Свердлов. – 30 августа 1918 г. 10 час. 40 мин. вечера».
Телеграфные бланки переходили из рук в руки.
В избе царило молчание. Вдруг на пороге появился матрос.
– Ну что, Соколов? – спросил его Павлин.
Матрос развел руками.
– Котлас не отвечает… Только газеты привез. Сейчас получили…
– Как так не отвечает? – гневно крикнул Павлин. – Требуй провод! Как это может не отвечать? – Он побледнел. – Марш обратно на левый берег!
Матрос, положив на стол газеты, попятился и вышел из избы…
Фролов подошел к окну. У берега качался на волнах маленький челнок. Матрос быстро спустился по крутой глинистой тропке и побежал к своему челноку, чтобы снова переправиться на левый берег, где проходила телеграфная линия.
Подойдя к столу, Фролов взял одну из газет и развернул ее… Газетные листы тревожно зашуршали в его руках.
– Товарищи, – негромко сказал он, – послушайте, как это случилось…
«30-го августа, на пятничном митинге в гранатном цехе было очень много народа, особенно много…» – так начиналась статья, которую читал Фролов. Голос у него задрожал, он сделал над собой усилие и продолжал чтение:
«Когда на деревянных подмостках показалась невысокая крепкая фигура Ленина, тысячи людей его приветствовали… Улыбаясь, он поднялся на трибуну, махнул рукой, чтобы остановить рукоплескания, и сразу начал говорить. Он говорил о пресловутой свободе Америки: «Там демократическая республика. И что же? Нагло господствует кучка не миллионеров, а миллиардеров, а весь народ в рабстве, в неволе… Мы знаем истинную природу так называемых демократий…» Он призывал к беспощадной борьбе с бандой наглых хищников и грабителей, вторгшихся в пределы русской земли и сотнями, тысячами расстреливающих рабочих и крестьян Советской России.
Все затихло. Люди дышали его дыханием. Чувствовалось, что ни огнем, ни железом не порвать связи между ним и слушающими его людьми. Свою получасовую речь он закончил словами: «У нас один выход: победа или смерть!» Разразилась новая, несмолкаемая буря. Толпа запела «Интернационал». Ленин направился к выходу в сопровождении большой группы людей, состоявшей из рабочих, моряков, красноармейцев, женщин и даже детей. В цеху и на заводском дворе за его спиной еще раздавалось пение «Интернационала». Пели все. Вечер был жаркий. Ленин вышел к автомобилю в распахнутом пальто, с черной кепкой в руке. Какая-то женщина с встрепанными волосами, стиснув в зубах папироску, настойчиво проталкивалась к нему…»
