Элиф Шафак - Ученик архитектора
Все учителя здесь были мужчинами, некоторые евнухами. Наставники не расставались с палками, без промедления наказывая подопечных за малейшую оплошность. Школьные правила были строги, в классах царила тишина. Среди мальчиков можно было встретить выходцев из греческих, албанских, болгарских, сербских, боснийских, грузинских и армянских семей, но среди них не было ни одного турка, курда, перса или цыгана.
Поначалу учеба давалась Джахану с трудом, и он каждый день ожидал, что его вышвырнут из школы. Но неделя сменяла неделю, а его все не исключали. Рамадан в тот год выпал на середину лета. Дни стояли жаркие и тихие, а ночи, напротив, были пронизаны звуками и ароматами. Лавки работали допоздна; вечерами, после захода солнца, толпы народа наполняли ярмарки.
Постились все: янычары, ученые, ремесленники, нищие, даже курильщики опиума. Но вот уже Ид аль-Фитр, праздник разговения, остался позади, а о белом слоне и его погонщике все словно забыли. Джахан впал в уныние. Он подозревал, что за этим скрываются козни великого визиря. Несомненно, Лютфи-паша не простил слону его выходки на Ипподроме и решил отомстить обоим – и зверю, и мальчику. Джахан даже не догадывался о том, что над головой великого и могущественного Лютфи-паши – второго человека в империи, породнившегося с султаном благодаря женитьбе на его сестре, – сгустились грозовые тучи.
* * *Все началось в публичном доме поблизости от башни Галата. Некая шлюха, получившая за белизну кожи прозвище Каймак, то есть Сливки, отказалась подняться в спальню с гостем – богачом, известным своим буйным нравом. Мужчина ударил ее. Не удовлетворившись этим, он выхватил плеть, которую принес с собой из дома, и начал сечь строптивую женщину. Согласно неписаным законам стамбульских публичных домов, этот его поступок уже выходил за рамки дозволенного. Право посетителя избить шлюху этими неписаными законами ни в коей мере не оспаривалось, но одно дело избить, и совсем другое – высечь, как лошадь. Все, кто был в борделе, бросились на помощь Каймак. Наглеца оттащили от жертвы и измазали испражнениями. Он удалился с позором, исполненный желания отомстить. Полыхая яростью, этот человек сообщил о нанесенном ему оскорблении городскому кади. Но тот, опасаясь разозлить проституток, занял уклончивую позицию. Через некоторое время слухи об этом происшествии достигли ушей Лютфи-паши.
Великий визирь считал, что процветанию разврата давно уже пора положить конец, и намеревался закрыть все публичные дома в городе. Их распутных обитательниц он собирался выслать в дальние края, откуда они вряд ли сумеют вернуться в Стамбул. Случай с высеченной проституткой и оскорбленным посетителем борделя он воспринял как повод преподать урок всем продажным женщинам, которых в столице империи развелось слишком много. Лютфи-паша решил, что шлюха сия будет примерно наказана. Отменив постановление кади, великий визирь объявил, что Каймак, и только Каймак, является виновной стороной и будет подвержена отсечению гениталий. После этого ее посадят задом наперед на осла и провезут по городским улицам, дабы все увидели, какая суровая кара ожидает падших женщин.
Никогда прежде в Стамбуле и слыхом не слыхивали о подобных наказаниях. Когда Шах Султан, сестра султана Сулеймана, узнала об участи, на которую ее муж обрек несчастную женщину, она пришла в ужас. Шах Султан привыкла, что малейшее ее желание незамедлительно выполняется, и обратилась к своему супругу, великому визирю, с просьбой смягчить наказание. Она решила, что подобный разговор следует завести после ужина, когда Лютфи-паша, ублаготворив свой желудок, придет в доброе расположение духа. В тот день сестра Сулеймана приказала приготовить любимые блюда великого визиря – суп с потрохами, крестьянскую похлебку с луком, узбекский плов с изюмом и орехами.
После того как слуги вынесли прочь низкий столик с остатками ужина, омыли руки своих господ розовой водой, налили им ароматного кофе и бесшумно исчезли за дверью, Шах Султан протянула, не глядя на мужа:
– В городе только и разговоров что об этой несчастной проститутке.
Великий визирь ничего не ответил. Лучи заходящего солнца, проникавшие сквозь занавеси на окнах, окрашивали комнату в причудливые тона.
– Это правда, что ее ожидает невероятно жестокое наказание? – проворковала Шах Султан.
– Что посеешь, то и пожнешь, – отрезал Лютфи-паша.
– Но не слишком ли сурово поступят с этой женщиной?
– Слишком сурово? Не думаю. Она лишь получит то, что заслужила.
– Неужели в твоем сердце нет сострадания, о мой возлюбленный супруг? – спросила Шах Султан, и в голосе ее послышались нотки презрения.
– Сострадание я приберегаю для тех, кто его заслуживает, – последовал ответ.
Рассерженная женщина резко поднялась и произнесла слова, которые могла позволить себе только сестра султана:
– Сегодня ночью двери моей опочивальни будут закрыты для тебя. И завтра, и во все последующие ночи тоже.
Лютфи-паша побледнел. К тому времени он уже понял, что высокородная супруга оказалась настоящим проклятием его жизни. Как глупы были люди, завидовавшие его удачной женитьбе! На самом деле такого счастья, как брак с сестрой или дочерью Сулеймана Великолепного, можно было пожелать лишь заклятому врагу. Поскольку сестра султана никогда не смирилась бы с участью второй жены, Лютфи-паша вынужден был развестись со своей первой супругой, которая в течение многих лет была ему верной спутницей и родила четверых детей. Однако новая жена ни в малой степени не питала к нему благодарности за жертву, которую он принес. В душе ее не было ни капли покорности, она не знала, что значит угождать мужу. Все его поступки вызывали у нее осуждение или недовольство, Султан Шах не стеснялась укорять супруга даже в присутствии слуг. И неудивительно, что сейчас в крови великого визиря кипело накопившееся раздражение, которое нашло выход в опрометчивых словах.
– Твоя постель никогда не была для меня желанной, – отчеканил он.
– Как ты смеешь говорить мне такое? – дрожащим от негодования голосом вопросила Шах Султан. – Ты, слуга моего брата!
Лютфи-паша, понимая, что зашел слишком далеко, дернул себя за бороду и вырвал несколько волосков. А строптивая супруга заявила:
– Если я узнаю, что ты осуществил свой замысел и подверг бедную женщину беспримерно жестокому наказанию, которое замыслил, тебе больше не быть моим мужем. Можешь в этом не сомневаться!
И с этими словами женщина вышла из комнаты, предоставив великому визирю в одиночестве изнывать от гнева и досады.
Хотя разговор закончился ничем, Шах Султан, как и многие горожане, ожидала, что Лютфи-паша дарует обвиняемой свободу. Совершив столь милосердный поступок, он убил бы двух зайцев сразу – поселил в грешных сердцах страх и стяжал всеобщее уважение, проявив снисхождение к преступнице. Поэтому, когда однажды прохладным утром глашатаи возвестили, что сегодня приговор будет приведен в исполнение, супруга великого визиря почувствовала себя обманутой. В тот же день, вернувшись домой, Лютфи-паша встретил полыхающий ненавистью взгляд жены.
– Ты покрыл себя несмываемым позором, – процедила она, не обращая внимания на то, что слуги могли слышать ее слова. – Теперь весь город знает, что ты человек без сердца!
– Придержи язык, женщина! Разве так жене полагается разговаривать с мужем?
– Ты еще смеешь называть себя так? Ты не муж и не мужчина! Тот, кто издевается над беззащитными женщинами, не заслуживает этого звания!
Не в силах сдержать ярости, Лютфи-паша схватил жену, прижал к стене и ударил по лицу.
– Я не останусь с таким чудовищем, как ты! – воскликнула она, заливаясь слезами, и осыпала великого визиря эпитетами столь уничижительными, что даже самые завзятые сплетники не решались повторить ее слова вслух.
Обезумевший Лютфи-паша потянулся за булавой, желая лишь одного – любым способом прервать поток оскорблений. Но в этот момент в комнату ворвался чернокожий евнух, а вслед за ним – служанки, поломойки, судомойки, повара и поварята. Общими усилиями они связали великого визиря, заткнули ему рот кляпом и, поощряемые своей госпожой, избили его.
На следующее утро султан Сулейман узнал, что великий визирь пытался убить его сестру булавой. После этого звезда Лютфи-паши закатилась. Лишенный и положения, и состояния, он получил приказ незамедлительно отправляться в ссылку, в далекую Демотику. Бывшему великому визирю не позволили даже собрать вещи и попрощаться с кем-либо из тех, кого он раньше считал друзьями.
Джахан в удивлении внимал долетавшим до него слухам. Прежде он не задумывался о том, как резко может измениться участь человека и сколь стремительным бывает падение с высоты. Судьба не милует даже тех, кого раньше осыпала милостями. Не исключено, что к своим бывшим любимчикам она бывает особенно жестока. Возможно, наш жизненный путь подобен спирали, по которой мы то поднимаемся вверх, то скользим вниз, размышлял мальчик.
