Рыцарь Христа - Стампас Октавиан
— Прошу тебя, Аттила, Никогда и нигде не упоминать больше об этой девчонке, слышишь?
Глава XIII. ОСЕНЬ В ВЕРОНЕ
Мы стали жить ожиданием приезда императрицы. Первые дни знакомились с городом. Наибольшее восхищение у Аттилы вызвал древний римский амфитеатр, кратер которого занимает колоссальную площадь. Из построек более поздних выделялись базилики и изысканные дома местных capitani del popolo — народных предводителей, так назывались здесь наиболее могущественные и влиятельные люди. Здание коллегии консулов еще только строилось, и я даже не знаю, где тогда собирались представители этого нововведенного учреждения, призванного по замыслу веронцев освободить их от участия в борьбе между папой и императором, на какой бы то ни было стороне. Близость двух противоположных полюсов, сошедшихся в одно место, чувствовалась. Мы сразу ощутили неприязненное отношение к себе со стороны веронцев, особенно в тех местах города, где жили ярые сторонники Урбана. Нас они называли «чучи», причем произносили это слово с величайшим презрением. В воздухе носился запах близкой грозы, а бесчисленные стаи стрижей, с пронзительным визгом летающие тут и там, усугубляли ощущение тревоги.
Спустя три дня после нашего приезда в Верону заявились со своими оруженосцами Гуго Вермандуа и Годфруа Буйонский. Они прибыли так же, после заката, как и мы. Я был ужасно рад их видеть и тотчас же дал клятву, что если в Верону препожалует Генрих, я стану являться ему не иначе, как только под видом призрака. Мы устроили веселую дружескую пирушку, во время которой я ненароком узнал, что через Бреннерский перевал их переводил все тот же старина Юрген, Ульрика была при нем и долго не могла решить, чьи ухаживания предпочесть, покуда не уступила в отдельности сначала Годфруа, а потом графу Вермандуа.
Меня ужасно огорчила такая распущенность нрава у пятнадцатилетней девочки, я принялся стыдить Годфруа и Гуго за то, что они так беззастенчиво обо всем рассказывают. Тут они заметили, как сильно я покраснел, и очень ловко разными наводящими вопросами разоблачили меня. После этого Гуго предложил нам троим объявить себя рыцарями Братства Святой Ульрики, и я, сколько ни артачился, в конце концов выпил полную чашу за таковое новое братство.
На другой день мои новые побратимы пустились на поиски приключений и приняли участие в жестокой драке, происшедшей на Эрбской площади между представителями двух крупнейших веронских семей. Эта драка явилась по существу первым пробным камнем будущей войны, поскольку семейство Гебеллингов полностью поддерживало императорскую власть в городе, а семья Монтагви традиционно была привержена папе и его представительнице Матильде Тосканской. Представителем последней был Луцио Монтагви, а управляющим в замке Теодориха — Германн Гебеллинг. До сих пор оба семейства удовольствовались мелкими притеснениями друг друга и перебранками на улицах и рыночных площадях. Но в тот день вражда выразилась в кровопролитии, происшедшем из-за того, что сын Германна Гебеллинга, Теобальд, взялся учить двоих троюродных племянников Луцио Монтагви правильно произносить имя нового мужа Матильды — не Гуэльфи, как произносили все веронцы, а Вельф, как принято было в Германии. В итоге массовой стычки с той и другой стороны погибло несколько человек, много выбито было зубов, сломано рук, ног и ребер, поставлено синяков и шишек. Годфруа отделался без ушибов, но у Гуго под правым глазом появился весьма красноречивый синяк.
Спустя еще несколько дней я принял участие в сватовстве Годфруа. Статный и красивый молодой человек, недавно получивший титул герцога Лотарингии от самого императора, наконец решил обзавестись супругой. Его сердце, не склонное к тому, чтобы вмиг загораться любовным чувством, внезапно покорила дочь Германна Гебеллинга, шестнадцатилетняя Ульгейда. Граф Вермандуа от всей души издевался над своим приятелем, утверждая, что в Альпах с Годфруа произошел солнечный удар, ему так понравилось ухлестывать за молоденькими девочками, что он тотчас сломался на смазливенькой дочке управляющего замком Теодориха. К тому же, подмечал ехидный Гуго, в имени Ульгейда удачным образом сочетаются два других немецких имени — Ульрика и Адельгейда. Годфруа терпеливо сносил издевки и оставался непреклонен в своем желании жениться на Ульгейде. Отец девушки дал согласие на брак, но попросил, чтобы при помолвке обязательно присутствовала императрица, если уж она вот-вот должна была пожаловать в Верону. Отныне не только я, но и герцог Лотарингский с нетерпением ожидал приезда Евпраксии.
Если у Гуго и Годфруа на любовном фланге было временное затишье, то неутомимый Аттила Газдаг пожинал плоды своей неотразимости у богатых и толстых веронских торговок. Однажды мне удалось подслушать, как он соблазнял одну из них, рассказывая о необычайных приключениях, происшедших с ним и со мной во время нашего путешествия через Альпы. Здесь была и кровопролитная битва с бандой из ста разбойников под предводительством жуткого Петера, у которого все тело с ног до головы покрыто густой и жесткой щетиной, и встреча с исполином Мульцибером, который заставил разгадать три загадки, и одну разгадал я, а две других, посложнее, премудрый Аттила. Первая и впрямь была очень простая загадка — та самая, которую загадывал Эдипу сфинкс. Вторая загадка была такая: «Когда будет новый Потоп?» Ответ Аттилы был таков: «Когда рак на горе свистнет».
— А третья загадка, уважаемая Гвинельефа, была такая: «Когда, — спрашивает нас Мульцибер, — папа с императором помирятся?» И знаете, что я ответил? Я сказал так: «Когда Аттила Газдаг встретится с прекраснейшей Гвинельефой и та позволит ему поцеловать ее в румяные губки». Тут Мульцибер заревел от страшного горя и отпустил нас своей дорогой сюда, к вам, в Верону.
После этого он целую ночь не появлялся в замке Теодориха, а Гвинельефа, между прочим, была вдовой одного из дальних родственников Монтагви. Когда я сообщил ему об этом, он и ухом не повел, сказав, что очень не помешает иметь союзников во вражеском стане на тот случай, если война все же разразиться. Он даже и мне посоветовал закрутить любовь с кем-нибудь из дальних родственников Монтагви.
По случаю праздника Рождества Богородицы состоялось торжественное примирение между Германном Гебеллингом и Луцио Монтагви, после которого был устроен карнавал. Правда, после окончания несколько натянутой официальной части сохраняющие неприязнь друг к другу партии все же разбрелись в разные стороны, и вечером в Вероне пировали отдельно, а в замке Теодориха — отдельно, и не дай Бог кому-нибудь из Монтагви сунуть нос в старинный замок готского короля, а кому-нибудь из Гебеллингов показаться в Вероне.
Ненадолго мрачный замок Теодориха наполнился весельем и немного приукрасился. Скупой Германн позволил зажечь побольше светильников, украсить залы гирляндами цветов, накрыть длинные столы обильными яствами и заказал хороших музыкантов, умеющих играть на своих инструментах и громко, и слаженно.
В самый разгар веселья произошел переполох. Некий молодой человек в зеленой маске особенно настойчиво ухаживал за юной Ульгейдой, обещанной в жены герцогу Лотарингскому. Братья Ульгейды, накинувшись на него, сорвали маску, и оказалось, что это не кто иной, как сын Луцио Монтагви. Бедняга еле ноги унес, выпрыгнув в окно и скрывшись в тени деревьев. Вслед ему громко и весело улюлюкали очень долго; его появление в замке Теодориха больше наделало смеху, нежели злости.
Однако эта история со сватовством Годфруа и ухлестываниями юного Монтагви, начавшись так мило и весело, окончилась весьма плачевно. Все случилось за какие-нибудь десять дней. Молодой Монтагви все-таки добился своего, соблазнил Ульгейду и даже тайком совершил с нею бракосочетание в одной из базилик на окраине города. Но вскоре на Эрбской площади вновь вспыхнула драка между Монтагви и Гебеллингами, во время которой юный муж Ульгейды убил ее брата Теобальда и бежал от преследований в Каноссу. Вернувшись оттуда через неделю, он привез новость, которая всех потрясла. Там в Каноссе он встретил только что вернувшихся из своего путешествия Матильду и Вельфа, а с ними была императрица Адельгейда и отряд охраняющих ее рыцарей, включая короля Германии, императорского сына Конрада. Через несколько дней следовало ожидать их приезда сюда, в Верону.
