Виктор Московкин - Тугова гора
— И я, Дементий, к тебе за тем же шел, — сказал Еким, доселе с удовольствием слушавший их разговор. — Но мне не молот, а меч справь. Не гони, и мне на правое дело он нужен.
— Обожди, сейчас я, — сказал Дементий, направляясь в кузницу.
Он очистил угол от наваленного железного хлама, под которым оказался вход в подпол. Вынул оттуда завернутый в промасленную тряпицу тяжелый клинок; сталь его блестела. Подал мастеру.
— Эй, друже Дементий, — обрадовался Еким, любуясь клинком, — где пропасть с таким славным мечом, сам разить врагов будет, токмо дай ему волю. Удружил ты мне, за это что хошь проси.
— Просить я у тебя ничего не стану, — недовольно ответил кузнец. — Не на торгу мы с тобой. Меч для себя делал, и ладно, коли он тебе по нраву. А плата — пусти его в работу по головам поганых, — нет для меня лучшей платы.
— Не серчай, друже Дементий, не к месту обмолвился.
Дементий, не дослушав его, посожалел:
— Беда, гости дорогие, попотчевать вас нечем. Был остатний бочонок ставленого меду, и тот унесли татарские сборщики.
— Не тужи, Дементий, то поправимо, — радуясь случаю отблагодарить кузнеца, сказал Еким. — В моем доме найдется и добрый мед и брага. А у Надзоры сыщутся яства немного хуже, чем у князя. Вот и погуляем.
Не ко времени, видать, упомянул Еким князя, не пришлось им погулять.
В воротах появился княжеский отрок, ведя в поводу гнедого коня под седлом. Передал поводья кузнецу и сказал: велено быть на княжом подворье немедля.
— Коня береги, — наказал он. — Лучшего из конюшни велел выбрать Константин Всеволодович. Зовут его Верн.
Опечалилось лицо Екима, да что сделаешь, не иначе для важного дела зовет Дементия князь.
Любовно оглаживая Верна, настороженно косившегося на него выпуклым влажным глазом — незнакомым был запах горелого железа, исходивший от нового хозяина, — Дементий сказал Екиму:
— Толку-то в твоей кручине, мастер. В иной раз погуляем. И Надзоре передай — отведаю ее пирогов и солений. Пусть ждет. А сейчас, вишь, не ко времени.
— Что ж, добрый гость хозяину всегда приятен. В любое время мой дом для тебя открыт. Езжай. А мы с Савелием и Еремейкой чару за тебя подымем.
5
Исполняя наказ князя, Данила Белозерец послал дозоры-сторожи по суздальскому большаку вплоть до развилки, где вправо отходит торная дорога на Ростов Великий. В случае тревоги, пойдет весть от одного гонца к другому. Донесший ее останется на месте товарища, а тот на свежем коне помчится до следующей сторожи. Быстро передастся молва о приближающейся опасности.
В первой, ближней от города, стороже был оставлен молодой дружинник Топорок, воин справный: и плечи достаточно широки, и грудь заметно растягивает кольчужную рубаху, да и лицом вышел — смуглый от загара, в глазах, цвета голубой сини, ум и строгость, хотя придирчивый взгляд и мог бы подметить, что еще не вошел он в полную мужскую силу.
Топорок, привязав коня к дереву, слушал тишину.
Удивительно и непривычно стоять на дороге, которую стискивает с обеих сторон вековой лес. Она только кажущаяся— лесная тишина, она наполнена разнородными звуками, шорохами.
У Топорка чуткое ухо. Взлетел ли рябец — прежде чем воин скосил на него взгляд — ухо уловило шелест крыльев. Вон там сзади раздался мягкий стук — то упала на устланную рыжей хвоей землю кочерыжка еловой шишки: белка полакомилась и сбросила ее.
Солнце перевалило на вторую половину, влажный лесной воздух насыщен запахами смолы, гниющих листьев, грибов.
Иногда Топорок приникал к земле, вслушиваясь, не долетает ли конский топот от соседней сторожи, чтобы к появлению гонца быть готовым нести весть дальше.
А лес продолжал жить своей обычной жизнью. Пестрой тетерке понадобилось провести свой выводок через дорогу. Цыплята еще не поднялись на крыло и цепочкой семенили за сердито квохчущей мамашей. Вдруг в стороне треснул сучок — птицы поспешили укрыться в еловом подросте. Через какой-то промежуток опять слабо треснул сучок. Топорку знакомы повадки лесных обитателей: по лесу шел лось, которому ничего сейчас не грозило, но по врожденной осторожности после каждого шага он останавливался и слушал. Вот когда зверь бывает потревожен, то несется напролом — звон стоит в лесу.
Рука дружинника сама потянулась за спину, чтобы снять лук, наложить каленую стрелу. Только на мгновенье допустил он слабость и устыдился этого. Ругнув себя в душе, Топорок опять замер: воин победил охотника. Тяжкое преступление — отвлечься от дела, к которому приставлен; тем более непростительно молодому воину, каким был Семка Топорок, столь высоко вознесенный сейчас противу прежней своей жизни.
В владетельном селе Высокове, где стоял летний княжеский терем, еще до прошлого года пас скот отрок Семка «Семка-пастушок», «Семка-пастух» — так бы и зваться ему до скончания века, да в счастливый для него день переменилась судьба.
Неведомая и внезапная хворь напала на княжну Марьюшку. Вечером еще была весела, утром встала бледной, а к полудню начался горячечный бред. Константин Всеволодович с немногими дружинниками, что были приставлены для охраны княжеского терема, еще затемно отъехал на охоту по зверю. Дома осталась княгиня Марина Олеговна с сенными девушками и старой нянькой Еремеевной. Раненой птицей металась по покоям старая княгиня, бестолково носились по затемненным переходам терема перепуганные, растерявшиеся челядинцы.
После спада полуденной жары Семка-пастушок собрался выгонять стадо, проходил неподалеку от княжеских покоев. Тут на него и налетела старая нянька, Старуха оценивающим оком повела на парня да и приказала строго:
— Немедля несись в город к боярину Третьяку Борисовичу. Скажешь: для княжны нужен лекарь Микитка. Хватай любую лошадь и скачи.
Семка не помнил, как вывел коня из княжеской конюшни, как взлетел на него птицей, заколотил босыми пяткам по лоснящимся бокам жеребца. Не слышал и причитаний няньки.
— Что же ты, непутевый, на неоседланном-то поскакал! Не равно свалишься, коня упустишь! — всполошен-но кричала вдогонку старуха. — Кого послала, родимые, пропала моя головушка…
Откуда ей было знать, что Семке сподручнее было на неоседланном коне скакать — седло он в глаза видел, а сидеть не приходилось.
Двадцать верст до города пролетел одним махом, добрый попался конь, даже не запотел.
Обратно сопровождал возок, в котором ехали тучный Третьяк Борисович и дед Микита — ведун.
Ничего опасного лекарь не нашел, успокоил княгиню, сказав:
— Зря тревожишься, княгинюшка. Нешто много погуляла княжна на солнышке, головку запекла. К завтрему пройдет.
Дед напоил больную травяным отваром, и княжна уснула.
Вернувшись с охоты, Константин Всеволодович велел кликнуть Семку — нянька Еремеевна не пожалела для него добрых слов.
— Ведь как сорвался… Кричу ему: «Коня-то оседлай!» Куда там! И какой ловкай!..
С трепетом предстал Семка перед князем, не зная, что его ждет; подумал сначала: дорогого коня без спросу взял, загубил в бешеной скачке. Но нет, совсем не сердито смотрел на парня князь Константин. Рядом грудились дружинники, перекидывались шутками — молодые, веселые, еще разгоряченные охотой. Не раз потом вспоминал Семка эти минуты: что и говорить, хорошо же выглядел он в своем отрепье среди нарядных, удалых воинов.
— Приглянулся тебе конь? — с улыбкой спросил князь.
Нет, не для наказания позвали его. Семка смело взглянул в глаза Константину Всеволодовичу.
— Кому не приглянется! Такой конь!.. Он аж над землей летит. — На лице отрока сияло такое восхищение, что все засмеялись.
— Дарю тебе Разгара. Заслужил.
Семка еще не до конца сообразил, какое счастье выпало ему, когда из толпы дружинников выдвинулся рослый воин, одетый наряднее всех, белоголовый, с курчавой бородкой, — позднее узнал, что был это Данила Белозерец.
— Пошто ему, княже, такой конь? — явно неодобрительно проговорил он. — Его в соху не впряжешь. Сгинет без толку Разгар.
Князь засомневался — слова Данилы были верными. Но не любил Константин переиначивать сказанное.
— Пускай ладу свою катает, ежели для сохи непригоден Разгар. Есть у тебя любимая?
Семка расплылся в улыбке — рот до ушей, а сказать ничего не смог: была у него лада, да только видел он ее, когда княжеское семейство перебиралось на летнее время в Высоково, — сенная девушка Марины Олеговны — Настаска. И всего-то перекинулся с нею несколькими словами, а в сердце осела накрепко. Недаром и норовил без надобности появляться возле княжеского терема, надеясь хоть мельком увидеть девушку.
И опять смеялись дружинники над смутившимся парнем.
Данила сказал Константину Всеволодовичу:
— Уж если, княже, беспременно желаешь наградить его конем, то сделай и второе: возьми его в дружину. А уж я за ним присмотрю…
