Русские качели: из огня да в полымя - Николай Васильевич Сенчев
Осмотревшись, пообвыкнув, я увидел, что не все сотрудники редакции впряжены в журналистскую колесницу. Помня о том, как в «Уральском рабочем» на основе редакционной почты создавались яркие злободневные статьи и корреспонденции, я попытался расшевелить творческую инициативу у сотрудников отдела писем «Волжской коммуны». Увы, это дело оказалось безнадёжным. Работники отдела, немолодые семейные женщины, пугливо, даже ошарашенно восприняли мои предложения об их командировках по следам письма. И всё-таки удалось добиться, чтобы одна из сотрудниц расследовала критическое письмо и написала материал. Помнится, после публикации она ходила как именинница. Но это чувство творческой победы у неё так и не закрепилось.
Как и во всех областных партийных изданиях, в «Волжской коммуне» был отдел пропаганды. Ума не приложу, почему именно этот отдел, обязанный по своей функции быть самым интересным, боевитым, поставлял на страницы газет серые портянки невыразимо скучных статей. Это было и в «Уральском рабочем» и, как я увидел, в «Волжской коммуне». Одно из таких вымученных пропагандистских произведений пришлось однажды снять прямо с полосы. Заведующая отделом Лилия Ш. пришла выяснять, почему сняли статью.
Смотрите, говорю ей, в статье идет речь о росте благосостояния советских людей. Приводятся статистические цифры. В частности, данные о производстве бытовой техники — телевизоров, холодильников, стиральных машин… Для сравнения берется 1913 год. Очевидно, потому, что этот год перед первой мировой войной для царской России был пиком её экономического развития. Но разве можно оглядываться на то время, когда такую бытовую технику массово не выпускали даже в западных передовых странах?
А вот здесь, говорю ей, автор пишет, что в нынешнем году весенний сев начался раньше намеченных сроков на две недели. Точно так же писали и в прошлом и в позапрошлом году. Выходит, сев нынче должен начаться если не в феврале, то в марте. Не бред ли?
Заведующая отделом, милая деликатная женщина, явно в расстроенном виде. Успокаиваю её, предлагаю ей эту же тему, рост благосостояния людей, показать через быт конкретной семьи. Пусть семья сама расскажет, что изменилось в их жизни за последние пять лет. Конечно, есть и нехватки, их не надо замалчивать. Но движение вперед всё равно замечается. Вот только сказать об этом надо по-человечески, без буффонады.
Лилия Ш. удивляется. Но тогда, говорит она, такая статья уже не по её отделу. И я понял, что такую тенденцию рутинного официоза в пропагандистской работе ничем не сломить. Она задаётся сверху и охотно подхватывается в низах как дежурная обязанность, не требующая мозговых и душевных усилий.
Жизнь на новом месте потихоньку налаживалась. Вскоре нашей семье выделили квартиру, а через короткое время мы переселили родителей из Бузулука в пригород Куйбышева в небольшой, с газовым отоплением домик. Не думал я тогда, что маме Ефросинье Тимофеевне осталось жить меньше года. В организации похорон неоценимую помощь оказали мои коллеги. И я ещё раз убедился, что друзья-товарищи познаются в беде. Их сочувствие было неподдельным.
В феврале 1987 года меня ожидал сюрприз: на областной конференции избрали делегатом на 18 съезд профсоюзов СССР. Прежняя работа в центральной профсоюзной газете «Труд», конечно, помогла мне понять внутренний механизм деятельности профсоюзов. Нечего и говорить, что они были встроены в государственную систему и являлись одной из организационных опор партийно-советской власти. Свободными, в демократическом понимании, они не были. Профкомы, отраслевые ЦК, да и сам ВЦСПС, находились под пристальным оком партии. Но что крайне любопытно, свои социальные функции советские профсоюзы исполняли довольно эффективно, если не эффективнее, чем в капиталистических странах.
Социальное страхование, путевки в санатории и дома отдыха, детские оздоровительные лагеря, распределение квартир, охрана и безопасность труда — всё это было при непосредственном участии профсоюзов. Разумеется, материальная и финансовая база их деятельности обеспечивалась не только за счет членских взносов, но и в большей степени государственными субсидиями. И государство, социальное по своей идеологии, не скупилось на них. Но и отдача была соответствующей. Ведь одной из главных функций профсоюзов считалась производственно-массовая и экономическая работа. Она находила своё выражение в организации изобретательского и рационализаторского движения, в руководстве научно-техническими обществами и производственными совещаниями, в участии представителей профсоюзов в разработке народнохозяйственных планов и их реализации.
Но с годами профсоюзы, словно следуя закону вырождения, из энергичной массовой общественной организации постепенно стали превращаться в аморфные бюрократические образования с непомерно раздутым чиновничьим аппаратом. Позднее, уже в постсоветское время, приходилось встречать некоторых бывших профсоюзных деятелей, органично вписавшиеся в руководящие структуры рыночной жизни. Для них советские профсоюзы явились не «школой коммунизма», а колыбелью ушлых карьеристов.
На съезд куйбышевская делегация выехала в Москву фирменным поездом «Жигули». Руководитель делегации председатель облсовпрофа Борис Федорович Дробышев, хорошо зная, как в таких случаях люди коротают время, предупредил: ни грамма алкоголя! И посоветовал: лучше подумайте, что сказали бы вы на съезде, если бы вам дали слово.
Сам Борис Федорович мог бы, как мне думается, высказать с трибуны съезда дельные горячие мысли. Это был человек из уходящей в прошлое когорты пассионариев — страстный, увлеченный, верящий в мудрость человека. Он начал свою деятельность с заводского цеха, был технологом, начальником технологического бюро. Затем перешел на партийную работу, возглавил крупнейший в Куйбышеве партком авиационного завода. На посту первого секретаря горкома партии он перенес инсульт. Ему предложили «спокойную» должность председателя областного совета профсоюзов. Этой работе Борис Федорович Дробышев отдался без остатка. Он умер в июле 1993 года незадолго до свержения советской власти — разгона Верховного Совета РСФСР. В Куйбышеве (ныне Самара) сохранилась добрая память об этом человеке.
Ночное бдение в поезде все-таки не обошлось без сдержанных возлияний. Слегка развязались языки. Один из делегатов, председатель обкома отраслевого профсоюза, стал запальчиво убеждать других, что профсоюзы душит бюрократия. Отраслевой принцип организации, многоступенчатость в управлении породили сонм паразитов. На содержание аппарата уходит львиная доля взносов и государственных финансовых вливаний.
Интересно, что на самом съезде эти же мысли, только в более спокойной примирительной форме, звучали в выступлениях многих делегатов. Меня же удивило, что засильем паразитов возмущались как раз те профсоюзные чиновники, которые сами являлись пиявками. Вообще самобичевание — родовая черта русского человека. Натворит он что-нибудь и мучительно кается. Закоренелые взяточники, как я заметил, любят публично, гневно осуждать этот
