Кристиан Комбаз - Властелин Урании
Пока же Вильгельм Хессель решил дать прощальный обед. Это было назавтра после того памятного дня. Мы узнали что Бруно уже отправился в Италию. В последнюю минуту наш хозяин вручил Геллиусу подарок – несколько книг (не считая тех, которые Шандор Сакаль приобрел у других издателей на деньги господина Браге). Мы покинули Франкфурт при первых лучах зари, когда утренний туман еще облекал покрытые инеем деревья, и спустя четыре дня добрались до Ростока, где бушевала буря, помешавшая нам тотчас поднять якорь и плыть в Копенгаген.
Пока мы ждали более благоприятной погоды, хозяйский сын с жаром убеждал меня:
– Я-то завишу от отца, и мое положение обязывает, я раб долга, пленник академии Серо, у меня нет иного выхода, как только взойти на этот корабль, но ты! Подумай, какую свободу ты обретешь, стоит лишь подыскать лакея по-мускулистее, вроде Хальдора, чтобы мог тебя защитить, и где-нибудь в Голландии либо во Франции предложить знатным господам свои услуги – разные фокусы показывать с запоминанием. Ты сможешь менять места хоть каждый месяц. Женщины будут тебе покровительствовать, обхаживать, ты узнаешь свет…
– Если меня прежде не прихлопнет насмерть какой-нибудь злобный субъект вроде графа Рюдберга или опять не подоспеет врач-безумец, коему по примеру Геллиуса приспичит избавить меня от моего брата; тогда я горько пожалею о тех милостях моего господина, что не ценил, и покинутом острове, где родился.
– Думаешь, у моего отца такое уж прочное положение? у нас в академии Серо полно сынков из аристократических семейств, они считают, что ему не стоило бы слишком рассчитывать на милость двора. Меня уверяли, что из-за своей гордыни он уже лишился расположения будущего монарха.
– Ему останется его дворец и приборы, чтобы наблюдать звезды.
– А если он и это потеряет?
– Разве такое возможно? – спросил я, и горло вдруг перехватило.
Да, помнится, в тот миг предчувствие беды настигло меня.
– Король – единственный подлинный владелец его острова.
Тюге был прав: в свой час воля Провидения, исполнившись, подтвердила это. Через несколько дней после моего возвращения на Гвэн будущий Христиан IV прислал Сеньору письмо, прося принять его с ответным визитом.
Тихо Браге отвечал, что время для этого выбрано неудачно, поскольку еще есть опасность чумной заразы, но для него было бы большой честью, если бы принц посетил остров весной. И присовокупив, что ему для бумажной фабрики весьма не хватает ткани, настоятельно просил выделить дополнительные средства в талерах на ее приобретение (делая вид, будто запамятовал, что регентский совет уже совещался по поводу суммы его пребенды в Роскилле).
Ткань, на недостаток которой он сетовал, ему была выслана. Он выпустил второй том своих трудов, включив туда письма, удостоверявшие, что его система была создана значительно прежде той, которую Николас Урсус опубликовал в Богемии. Сверх того он велел напечатать пятьдесят листков, содержавших резкую эпиграмму на судей, принимавших решение по делу Педерсена. Увы! Регентский совет был оскорблен тем, что, прислав ткань, он таким образом оказывался причастен к публикации пасквиля на верховный суд, и Тихо Браге потерял на этом еще немалую долю своего кредита.
До наступления лета будущий король еще дважды попусту возвещал нам о своем прибытии. Потом в начале июля он без особой помпы высадился на острове, облаченный в желтый кафтан с серыми полосками наискосок и в лазоревый плащ. Его сопровождали регенты Розенкранц и Мунк тощие, уродливые субъекты с лысыми черепами, и член королевского совета Хак Ульфстанн, человек с насупленными бровями и глазами хищной птицы. Его плащ, подбитый белым шелком, его крючковатый клюв и трепещущие на ветру рукава внушали опасение, не бросится ли он сейчас на толпу, словно чайка на косяк сельди.
Если не считать их, свита принца была весьма немногочисленна, а это не сулило добра. Готовясь принять наследство чересчур щедрого монарха, Христиан собирался установить при дворе совсем другие обычаи. Но мой Сеньор не остерегся. Он приготовил для сына такой роскошный прием, какой более всего пришелся бы по вкусу его отцу. Ему хотелось показать, сколь интересна его наука, и убедить будущего суверена, что он хорошо управляет островом. Последнее вышло особенно неудачно, так как, созвав поселян, столпившихся по обочинам крутой дороги, которую убогий местный экипаж одолевал со скрипом, он сам на себя навлек оскорбление – из толпы раздался обвиняющий женский выкрик: «Спросите у Господина, зачем он вносит отсебятину в таинство крещения!»
Молодой принц на этот голос не только головы не повернул, но и, возвратясь в Кронборг, не поручил регентскому совету расследовать дело. (Оно состояло в том, что Тихо Браге упразднил в церемонии крещения весьма пространную часть, посвященную изгнанию бесов, коему подвергали новорожденных младенцев: в этом обычае он усматривал «жестокое суеверие», о чем однажды обмолвился в застольной беседе, хотя никто толком не понял, что здесь уж такого жестокого.)
Весь день, пока продолжался его визит, будущий Христиан IV умудрялся обходиться с господином Браге внимательно и учтиво, но при этом ни разу не проявив настоящей приветливости, ничем его не порадовав. Он отказался спуститься в увенчанное куполами подземелье Стьернеборга, где было слишком жарко, зато прогулялся по парку в компании Софии Браге и двух старших дочерей Сеньора, а те млели, словно влюбленные голубки, в своих мешковатых платьях с широкими буфами на плечах, стянутыми витым шнурком, и высокими воротниками, скрывающими полноту шеи.
Встречая карету принца, Магдалена и Элизабет распушили свои нежные перышки и проворковали, что их матушка больна. Будущий монарх соизволил передать ей свои пожелания скорейшего выздоровления. Что до господина Браге, он, раздраженный, что им так пренебрегают, зачем-то уделяя столько внимания его дочкам, переминался с ноги на ногу, аж приплясывал от нетерпения показать свои хитроумные приспособления, ему хотелось поскорее преподнести своему юному гостю в подарок календарь, снабженный механизмом, приводящим в движение небесную сферу с планетами, – изобретение Яхинова. В ответ принц Христиан приказал своим лакеям принести золотую цепь с медальоном, в который был вделан его портрет, дабы у господина Браге, как он выразился, ни при каких обстоятельствах не было возможности оставить помыслы о монаршьем благоволении.
Эта фраза содержала скрытую угрозу, которая поразила Сеньора. За столом будущий венценосец упомянул имена графа Рюдберга и Мандерупа Парсберга, того самого, что в юности отрубил ему нос. Тем самым Христиан неумышленно дал почувствовать то крайнее омерзение, которое он испытывал к уродству Тихо Браге. Мне было бесконечно жаль моего хозяина, который, что бы он ни делал, не только не мог понравиться молодому принцу, но отталкивал его самым своим видом.
В жаркие летние дни глаза у господина Браге все время слезились, дышал он, болезненно хлюпая, особенно когда надевал свой вермелевый нос. А день-то в июле тянется долго. Приходилось дожидаться полуночи, чтобы его отпустило это постоянное удушье и он перестал сопеть. В довершение наших Невзгод будущий Христиан IV, склонный часто мыться и проявивший самый живой интерес к каналам, проходящим через весь дом, по которым подавалась вода, питал величайшую ненависть к природной грязи, что отнюдь не мешало ему стремиться к ее созерцанию. Он прямо глаз не мог оторвать от подобных зрелищ.
Когда ему показали моего братца, о котором он с детских лет сохранил неизгладимое воспоминание, принц повелел мне оставаться обнаженным, пока он будет есть, дабы он мог снова и снова возвращаться взглядом к этой картине утоляя свое желание убедиться в возможности подобного чуда. Но он не испытывал при этом никакого сочувствия, одно любопытство, притом жестокое. И мало того, что он даже на моего господина взирал с отвращением, – это чувство я, будучи столь часто его объектом, угадывал сразу. Он еще подшучивал над торжественными девизами, что красовались над входом в залу:
– «Коли не ведаем, для чего, так узнаем, для кого»! Не правда ли, какое удачное определение монаршьей власти? Значит, вы поистине царствуете на своем острове?
– Эта земля принадлежит короне, монсеньор, – отвечал мой господин, который предпочел бы сейчас потолковать о звездах.
Но молодой человек повел речь о земных заботах, обещая Тихо Браге в скором времени учредить неподалеку от Ураниборга академию небесного наблюдения, каковое будет посвящено исключительно нуждам навигации.
Я видел, как побледнел мой хозяин при одной мысли об этом. Он представил свою утопию отданной на произвол соседей-моряков, мечту всей своей жизни – подчиненной надзору интендантов королевского флота.
Когда трапеза подошла к концу, будущий король, слегка захмелев от пива, стал шутить с Магдаленой, старшей дочерью хозяина, с Мунком, этим вороном регентского совета, и с Хаком Ульфстанном, который, если бы ему ничто не препятствовало, слопал бы жаркого из птицы больше, чем сам весит. Он приказал лакею разогнуть моему брату руки. Потом ему вздумалось поглядеть на меня совсем голого.
