Сергей Кравченко - Яйцо птицы Сирин
Было ясно, что караван уйдет вверх по Чусовой на рассвете, поэтому казачья чайка вылетела в ночь. В Чусовом тоже медлить не стали, сразу погнали на Кукуй. Перед казаками стояла дилемма: быстрее сообщить в Тобольск о московской рати вообще, или промедлить и разузнать подробности. Остановились на втором, тем более, что в пользу этого варианта имелось природное обстоятельство. Началось очень сухое лето, судоходность верховьев Серебрянки и Туры резко снизилась. Теперь до Кукуя вестовая чайка не протискивалась за три версты, скребла дном о камни. А уж тяжкий московский струг не дойдет до крепости верст на шесть-восемь. Так же и на Туре. Итого, с учетом ручной носки припасов, перетаскивания стругов и умелой «помощи» кукуйской можно было выиграть от трех дней до недели. Сели ждать гостей в крепости, а у верхотурской пристани две чайки стали наготове с людьми, и люди эти посменно присматривались к вершине условной горы. Отплыть им надлежало немедля с появлением оттуда сигнального дыма. А на горе пара казачков сидела в пещерке, наблюдая кукуйский частокол. Им велели палить костер при любом движении чужаков к Кукуйскому проходу. Таковое движение началось очень скоро.
Но сначала московская экспедиция показалась на «горизонте»: из-за дальнего поворота Серебрянки вытянулись мачты и выплыли сами струги, потом они скрылись в новой излучине, потом появились уже окончательно. Как и было задумано, струги стали цеплять дно в шести верстах от Кукуйского озерца. Несколько часов московские пытались отыскивать фарватер, щупали реку шестами выше по течению, наконец, убедились, что дальше водного ходу нет. Началась разгрузка стругов. Сначала высадили «пассажиров» и попытались тащить поднявшиеся суда бечевой. Стрельцы-тяглецы, чертыхаясь, полезли через бурьяны да кустарники, через коряги и павшие деревья. Так преодолели еще с версту. Тут дно уже обнажилось совершенно и показывало острые каменные зубы. Началась полная разгрузка, и от набережного склада в сторону Кукуя двинулся дозор. «Подмоги идут просить, голубчики», — поняли в крепости.
К вечеру дозор добрел до частокола. Хозяева — несколько инвалидов-доходяг встретили гостей с такой радостью, будто вовек живых «европейцев» не видали. Один кукуйский немец покалеченный даже пытался полный титул государя Московского наизусть прочитать, то вышла у него срамота и святотатство. Москвичи — стрелецкий сотник и стряпчий — прервали хлебосольные изъявления и потребовали тягловых коней и всех наличных людей для организации доставки грузов и волока судов.
— Каких людей, батюшка? — придурились инвалиды. Кукуйская полусотня вполне ходячих казаков и немецких поселенцев уже три дня, как отдыхала на закаменной стороне — в «зимнем охотничьем лагере». Эти люди имели полный боекомплект и тоже посматривали на «сигнальную» гору. В принципе, при жестком развитии событий, они могли в порошок растереть московский отряд каменными жерновами Кукуйского прохода. Соотношение сил 1:3 их не пугало, а даже ободряло.
Москвичи хотели хоть наличную инвалидную команду в строй поставить, но уже с порога двух толстяков хромоногих пришлось поддерживать под микитки. Они правдоподобно стонали, наваливались на «санитаров» шестипудовыми гирями, плоскостопо подворачивали нижние конечности. Пришлось бросить эту падаль. Инвалиды поползли обратно, картинно отклячивая зады, а московские, убедившись в отсутствии лошадей по куче костей «обглоданных зимой», убрались восвояси — впрягаться в общественные погрузо-разгрузочные работы.
Получилось удачно. Основной отряд день за днем колупался на Серебрянке, пешей вереницей перетаскивал в крепость вещи, а начальство обустраивалось в Кукуе. Вести переговоры Болховскому, Глухову и примкнувшему к ним Биркину в крепости было не с кем. Они пристрастно допросили инвалидов, узнали, что Тура тоже обмелела «верст на десять», проводника требовать не стали — понадеялись на помилованного и пожалованного царем Ивана Кольца и пару пермских татар от Перепелицына. К тому же у Биркина имелась собственноручная карта, составленная в Перми по рассказам странников и торговцев. На этой карте инвалиды радостно опознали «исток Туры» в Койвинской канавке — мелкой речке, стекающей с Камня в нескольких верстах от Кукуя, но текущей на запад — в Койву и обратно в Чусовую.
Через несколько дней один из Кукуйских старожилов по-тихому выскользнул из крепости и за ночь добрался до верхотурской стоянки. Было решено больше не ждать, а немедля ехать в Тобольск. Стало ясно, что Болховской со дня на день закончит переноску грузов, еще в несколько дней перетащит в Кукуй струги, а еще раньше вышлет-таки разведку и найдет Туру.
Можно было, конечно, перехватить московский отряд на волоке из Кукуя в Верхотурье, часть перещелкать с дальней дистанции, а ушедших по Туре перебить на отмелях, но к этому пока не было повода — вдруг, да они с миром идут? Может, Ермак их с нетерпением ждет?
Короче, не имелось «политической воли» у Кукуйского отряда на такой решительный и единственно верный шаг...
Теперь вот, сидели в Искере казанский «резидент» и пермский наблюдатель перед атаманами и разводили руками: то ли враг идет безжалостный, то ли друг единокровный. Все бы прояснилось из беседы с Кольцом, но она не случилась ни в Перми, ни в Казани, ни в Чусовом. Все время Кольцо был занят то работой, то беседой со своими неотвязными спутниками. На Кукуй он тоже явился позже всех, до последнего пребывал в охране склада на Серебряной. К его приходу речные гонцы уже улетели по Туре. Да и что мог Иван передать Ермолаю? Что тот пожалован «князем Сибирским»? Что везут ему в дар волшебный доспех богатырский? Что сам Кольцо не колесован, не порублен, не посажен на кол, не сварен, а награжден сукнами и деньгами? Таковыми вестями Иван только навредил бы обороноспособности новой сибирской родины. Единственная полезная, непосланная информация касалась Птицы, но ее посторонним людям не доверишь, будь они хоть тысячу раз твоими боевыми товарищами.
Совет атаманов решал основной вопрос: воевать или сдаваться?
Однозначного решения не получалось, не хватало для него исходных данных. Приходилось рассматривать два крайних случая:
1. Хороший вариант. Войско идет на помощь. Кольцо пожаловался на позапрошлогоднюю гибель сотни под Чувашевым, на естественную убыль строевого состава, на нехватку специалистов. Милостивый государь сразу и людей воинских собрал, не смотря на западный фронт, и знатоков казенного дела направил, и «рудознатца» Биркина подсуетил. Тогда нужно печь хлеб, толочь соль, наряжать девок в национальные костюмы, гнать Пешку по улусам — пусть музыкантов собирает, какие есть.
2. Плохой вариант. Сибирь царю очень занадобилась. Отсюда можно войско мобилизовать, тряхнуть западников дикарями. Здесь и золотые запасы подозреваются (эх, зачем послали?! — нужно было прибедняться!). Тогда идет захват. Командовать тут будут бояре. Биркин тоже в добродушные гномы не подходит, — будет грабить все подряд. Архиерей какой-то в свите замечен, десять ссыльных попиков с семьями. Начнут свои грехи вымещать на язычниках, крестить народ наш огнем и мечом. Получается, что это нам нужно на этих, «с мечем грядущих», свой меч точить, дорогую нашу казачью шашку.
Мнения разделились. Порфирий кричал, что «лукавый змий Адама совратихом» теперь и нас достанет. Святой прямо заявлял, что сменит рясу на кольчугу и в первых рядах пойдет рубиться.
Пан желал передышки от рати, соглашался, что от Москвы добра вовек не бывало, но надо поглядеть да послушать. Запасное войско советовал подержать в степи.
Труднее всех было капитану Андерсену. Он когда-то, нанимаясь в русскую службу, подписал «каракулевую» бумагу, и теперь страдал, не было ли среди каракулей присяги именно московскому царю? Но крепился гордый скандинав, кивал, обещал биться крепко, в соответствии с уставным уложением.
Боронбош к совету был не годен. У него свербило под повязкой — «прорастал нос».
Другие атаманы — Михайлов и Мещеряк — готовы были и так и эдак, только скажи. В конце концов, согласились в одном: как решит Ермак, как соединит разные мнения, так и будет. Ермак взял паузу на пару дней.
Что-то Ермака сдерживало, лишало решительности. Устал он от военных хлопот, и хоть заманчива была идея Сибирского царства поднебесного, но кровь не вскипала поутру, и бессонница азартная не мучила. Тихими вечерами Ермак заходил к Айслу, вместе пили татарский «чай», слушали Птицу...
Ермак решил поступать осторожно. Компромиссная схема предусматривала создание резервного полка по совету Пана и горячее базирование его на озере Большой Уват с удобным и коротким речным выходом в стык Ишима и Иртыша. В этот отряд стали отправлять припасы из Искера, Тобольского стана, подвозить продовольствие из Ишимских кочевий. Следующей задачей была разведка. Для досмотра дальних подступов ускакал дозор на Вагай. Если там москвичи не встретятся, наблюдатели должны были плыть до Тобольска. Если и там гостей опередят, то посылать татарский разъезд до Алашлыкского становища Таузака.
