Дмитрий Петров - Юг в огне
Владимир Ильич блеснул глазами и так же, как и Захаров, выпрямился перед казаками, опустив руки по швам и торжественно, с легкой приятной картавинкой ответил:
— От имени Совнаркома Советской России приветствую донское революционное казачество. — И, улыбаясь, прощупывая каждого казака своими зоркими, живыми глазами, подал всем руку.
— Рад познакомиться с революционными донцами, — продолжал Ленин. Мне уже телеграфно сообщили о вашем каменском съезде. Очень хорошо вы его провели. А почему Подтелков не приехал с вами?
— Подтелков остался в Каменской, Владимир Ильич, — ответил Востропятов. — Мы его выбрали председателем Военно-революционного комитета. Ему сейчас некогда разъезжать… Контрреволюцию собирается там душить.
— Занятие, быть может, и не совсем приятное, — усмехнулся Ленин, — но чрезвычайно необходимое и полезное. Революция, партия, народ возложили эту почетную задачу на нас, революционеров, и мы обязаны с честью ее выполнить… А жаль, что Подтелков не приехал. Я хотел бы с ним познакомиться. Говорят, легендарный казак. Ростом под потолок, а борода до пояса, — пошутил он.
Простота и приветливость, с которой говорил Ленин, ободряюще подействовали на казаков. Они стали чувствовать себя смелее и свободнее.
— Да, Владимир Ильич, — усмехнулся Прохор. — Ростом Подтелков, действительно, высок. Из гвардейцев ведь он. И борода у него есть, но так это — не борода, а бороденка… Хороший он казак, Владимир Ильич, настоящий революционер…
Прохор восторженно смотрел на Ленина. Вот он какой — Владимир Ильич! Сколько в нем простоты и доброжелательности, добродушия!
На душе Прохора стало легко и покойно, словно попал он в привычную для него обстановку, будто Ленина он знал уже давно. А ведь всего несколько минут назад, перед тем как войти в этот кабинет, при мысли о том, что в нем находится Ленин, Прохор испытывал робость.
— Заслуга Подтелкова перед революцией велика, — задумчиво сказал Владимир Ильич. — Очень велика. Мне известно, какую большую работу он вместе со всеми вами провел по организации революционного казачества. Сорок шесть донских казачьих полков на вашем съезде фронтовиков в станице Каменской объявили непримиримую войну с Калединым… И совершенно правильно, что именно Федор Подтелков возглавил ваш Военно-революционный комитет…
Ленин прошел к столу.
— Прошу, товарищи, садитесь, — сказал он.
Все расположились вокруг стола, накрытого тяжелой бордовой скатертью с махрами. Владимир Ильич нажал кнопку звонка. Вошел секретарь.
— Угостите нас чаем, — сказал ему Владимир Ильич. — Вы, товарищи казаки, извините. Сахар, вероятно, найдется, а вот насчет деликатесов — не взыщите, — развел он руками. — Нету! Вы на своем Дону, наверно, привыкли жить широко и сытно. А нам здесь приходится туго. Очень туго. Рабочие животы подтянули. На осьмушке хлебного суррогата живут. Живут и, представьте, неплохо работают. Сознание важности переживаемого момента велико у них.
Принесли чай, расставили на столе стаканы. Ленин, придвинув к себе стакан и размешивая сахар ложечкой, стал расспрашивать казаков о съезде фронтовиков в Каменской, о настроений казачества, о силах казачьей контрреволюции. Казаки подробно рассказывали ему.
— Судьба казачества — в его собственных руках, — сказал Владимир Ильич. — Если вы, казаки, хотите прекращения войны и быстрого, честного мира, то должны крепко стать в наши ряды и поддержать Совет Народных Комиссаров.
— Владимир Ильич, — заметил Востропятов. — Да мы-то крепко стали на сторону советской власти…
— Вы-то — да-а, — протянул Ленин. — Но вы — это пока что незначительная часть казачества… Я имею в виду все казачество, всю бедняцкую и середняцкую часть его, во всяком случае… Ведь и у нас и у казачества общие враги — помещики, капиталисты, корниловцы… Они обманывают казачество и толкают его на путь гибели.
Казаки слушали Ленина внимательно.
— Вы, революционные казаки, — продолжал Владимир Ильич, — конечно, все это отлично понимаете, раз твердо и бесповоротно стали на тот путь, по которому ведет нас наша партия… От вас сейчас многое зависит. Вы должны противопоставить свои силы силам донской контрреволюции… Нужно во что бы то ни стало стремиться привлечь середняцкое казачество на сторону советской власти…
— Это все правильно, Владимир Ильич, — снова сказал Востропятов. — Но вот, прямо надо сказать, силы у нас слабы…
— Я знаю. И я чувствую, что вы это скажете, попросите помощи. Это законное ваше право. Мы обязаны вам помочь… Я вчера говорил с товарищами по этому поводу. Все мы считаем, что вам, революционным казакам, помочь надо. Мы пошлем к вам добровольцев, агитаторов. Из казачьего комитета при ВЦИКе мне сообщили, что направят около ста казаков-агитаторов… Поможем и еще кое-чем… Совет Народных Комиссаров твердо убежден, что в борьбе с врагами народа он найдет полную поддержку трудового казачества и крестьянства Дона…
Востропятов наклонил голову в знак понимания.
— Приложим все усилия, Владимир Ильич, — сказал он, — чтобы оправдать вашу уверенность. Вы можете не сомневаться в том, что лучшая, передовая часть трудового казачества встанет на защиту советской власти, но… запнулся Востропятов.
— Что вы хотите сказать? — вопросительно взглянул на него Ленин.
— Вы извините меня, товарищ председатель Совнаркома, — нерешительно проговорил Востропятов. — Мы уполномочены от имени фронтового казачества заявить вам, что казаки ждут от Совета Народных Комиссаров льгот для себя…
Ленин недоумевающе оглянул казаков.
— О каких же льготах идет речь? — спросил он и, не дожидаясь ответа, сказал: — Ведь Совнарком уже отменил обязательную воинскую повинность казаков. Отменил и обязанность казаков приобретать за свой счет обмундирование и снаряжение, когда их призывают на военную службу[3]. В ближайшее время Совет Народных Комиссаров разрешит земельный вопрос в казачьих областях на основе советской программы. Все это надо широко разъяснить казачьему населению в целях привлечения его на борьбу с калединцами и прочими контрреволюционерами.
Казаки внимательно слушали Ленина и все, что он говорил им, записывали в блокноты для того, чтобы об этом рассказать у себя, на Дону.
* * *Когда казаки остались одни в гостинице «Астория», где их поместили, они долго и восторженно обсуждали свою встречу с Лениным.
— Никогда этого не забуду! — говорил Прохор. — Какой же товарищ Ленин хороший, простой, обходительный!..
— А ведь какой великий человек! — подхватывал Востропятов. — А у нас какой-нибудь есаулишко уже нос задирает, задается… Говорят, все великие люди просты в обхождении…
— Товарищи! — вспомнил о чем-то Прохор. — Вот довелось нам от имени всего донского казачества побеседовать с товарищем Лениным. Сколько он порассказал!.. Как приедем на Дон, обо всем мы должны отчитаться перед казаками… А вот кое-что у нас не с порядке…
— О чем это ты? — спросил Востропятов.
— А вот о чем, — ответил Прохор. — Как мы будем отчитываться о таком деле: сейчас в Петрограде находятся три наших казачьих полка: первый, четвертый и четырнадцатый. Зачем они здесь? Там они нам могут большую помощь оказать в разгроме контрреволюции…
— Правильно надумал, — согласился Востропятов. — Полки эти революционные. Они, действительно, могут нам здорово помочь.
— Верно толкуете, — согласился и Захаров. — Полки надо направить на Дон. Доложим обо всем этом товарищу Ленину. Он поможет.
— И это правильно, — кивнул Востропятов.
— Я предлагаю созвать завтра митинг полков и поговорить с казаками, предложил Прохор.
— Ладно, — согласился Захаров. — Так и сделаем. А сейчас — спать.
…Казаки жили в Петрограде неделю. За это время им еще раз пришлось увидеться с Лениным. Они разрешили все вопросы, которые ставили перед правительством. Все казачьи полки, находившиеся в Петрограде, решено было возвратить на Дон завершать революцию.
Прохор Ермаков и Востропятов возвращались к себе, в Каменскую, веселые и довольные. Захаров же остался работать в Петрограде. Его избрали членом казачьей секции при ВЦИКе.
XIX
Когда Буденный с дедом Трофимом подъезжал к Платовской, где-то на западе, во мгле ночи, вспыхивали зарницы и глухо рокотали артиллерия.
— Слышишь, гудет? — неодобрительно покачал головой дед Трофим.
Буденный промолчал. Поблагодарив старика, он слез с саней и, не заходя домой, направился в станичный ревком узнать, каково положение в станице. Но в ревкоме никого не было. Всюду в комнатах царил беспорядок, полы усеяны рваной бумагой. Видимо, все бежали отсюда второпях.
По тихим, пустынным улицам Буденный пошел домой. Родители не спали. Они с тревогой прислушивались к раскатам артиллерийской стрельбы.
