Дмитрий Петров - Юг в огне
— Так вот, дорогие друзья, — закончил Константин. — Прошу, записывайтесь в мой отряд… А отряд мой, должен я вам сообщить, входит в войска походного донского атамана, генерала Попова. У кого есть верховая лошадь, прошу, — седлайте ее… У кого есть шашка или винтовка откапывайте… Винтовки и шашки у вас у всех, наверное, есть, а? Признавайтесь. Ну?
— У меня есть, — неуверенно отозвался из угла казак.
— И у меня.
— И у меня…
— Можно сходить за винтовкой, господин войсковой старшина?
— Сначала, господа, прошу расписаться в списке, — сказал Константин. — По одному подходите к сотнику Волошину. Он каждого запишет, оформит, а потом отпущу вас за оружьем и лошадьми…
К сотнику выстроилась очередь.
— Как фамилия? — спрашивал молодой офицер у подходившего.
Тот отвечал, офицер записывал. Потом офицер подавал список казаку.
— Распишись!
Казак, сокрушенно вздыхая, расписывался.
Подошла очередь к Буденному. Офицер спросил:
— Как фамилия?
— Будынов Семен, — ответил Буденный.
— Будынов? — переспросил сотник, взглянув на него.
— Так точно, господин сотник, Будынов.
— Лошадь есть?
— Нету.
— А шашка?
— Есть.
— Винтовка?
— Есть.
— Распишись, — сказал сотник.
Буденный расписался и спросил у офицера:
— А можно, господин сотник, пойти за винтовкой?
— Подожди. Закончу опрос всех, тогда…
Закончив переписывать казаков и солдат, молодой сотник подошел к Константину.
— Господин войсковой старшина, перепись закончена, — козырнул он. — В списке значится тридцать семь человек… Можно ли их теперь отпустить за оружьем и лошадьми?
— Не разбегутся ли? — с сомнением поглядел на фронтовиков Константин и перевел взгляд на хуторского атамана, стоявшего рядом.
— Не должно быть того, — также оглядывая фронтовиков, проговорил тихо атаман, пожилой бородатый казак. — Будто люди-то у меня в хуторе все надежные, ваше благородие… Вот разве кто из иногородних… — Атаман запнулся. Взгляд его с недоумением остановился на ладном, подобранном незнакомом человеке. Такого у него в хуторе не было. Буденный, уловив на себе взгляд атамана, похолодел: а вдруг он скажет офицерам: «А этот солдат чужой, не наш…» Черт знает, чем все это может закончиться. Посчитают еще за шпиона…
Но атаман, подумав, видимо, что этот солдат прибыл в хутор с отрядом белых, перевел взгляд в сторону. Буденный вздохнул облегченно.
— Вот что, друзья мои, — громко сказал Константин. — Вы сейчас пойдете все по домам. Попрощайтесь с родными, заберите лошадей, шашки, винтовки и ровно через два часа чтобы были здесь. Понятно?.. Знайте, что все вы считаетесь с этой минуты мобилизованными Донским войсковым правительством в отряд походного атамана генерала Попова… Если кто из вас, — внушительно подчеркнул Константин, — вздумает дезертировать, то имейте в виду, каждому такому грозит расстрел тут же, на месте, без всякого суда и следствия… Кто не явится сюда через два часа, тот пусть помнит, что в качестве заложников мы арестуем его семью. Все! Идите!
Выйдя из правления, Буденный торопливо пошел к деду Трофиму.
Старик поил лошадь во дворе.
— Ну как, Семен, отвертелся от них? — спросил он.
— Какое там отвертелся, — проговорил Буденный и рассказал старику обо всем, что произошло в правлении.
— Вот так дела! — протянул старик. — Так что же ты теперь думаешь делать?
— А вот что, дед Трофим, — живо промолвил Буденный. — Помоги мне. Пойдем на гумно и закидай меня соломой. А сам пойди к хуторскому правлению, покрутись там, послушай, о чем люди говорят, потом все расскажешь… Чего-нибудь, может, придумаем…
— Ладно, — согласился Трофим. — Так и сделаем, Сема.
Они пошли на гумно, которое было тут же, в задах двора. Буденный, прорыв в скирде соломы дыру, залез в нее. Старик сверху забросал его соломой.
Пригревшись в своей норе, Буденный заснул. Сколько он спал, он не мог понять. Его разбудили чьи-то шаги по смерзшемуся снегу. Он прислушался.
— Сема! — позвал его дед. — Не слышишь, что ли?
Буденный некоторое время не отзывался.
— Да ты тут, что ли, ай нет? — снова спросил старик.
— Тише, дед Трофим, — откинув солому, прошептал Буденный. — Что ты так раскричался?
Старик рассмеялся:
— А чего мне бояться-то? Какого лешего испугался?
Лунный свет озарял смеющееся бородатое лицо Трофима, и Буденный с опаской посмотрел на него. «Уж грешным делом не подвыпил ли?»
Но старик рассеял его сомнения.
— Ведь уехали они, — сказал он.
— Кто?
— Да эти офицерья с казаками.
— А фронтовиков хуторских забрали с собой? — спросил Буденный.
— Человек десять конных забрали. Остальные разбежались навроде тебя. Не захотели с дьяволами идти. Офицер-то этот, горбоносый, дюже по-матерному ругался, плетью грозился. «Побью, говорит, всех супротивников нашей власти, а хутор сожгу». Велел он атаману завтра к двенадцати часам дня всех казаков и солдат, какие записались, собрать. Обещал приехать к этому времени… беляки хотели было тут заночевать, да прискакал какой-то конный, спугнул их, навроде где-то красных увидел… Я так думаю, Сема, оно хоть и страшновато зараз, в ночь-то ехать, а, видно, ехать надобно… Я, конешное дело, не за себя опасаюсь. Мне-то можно бы и до завтра обождать, а вот о тебе я беспокойство имею… Могут ночью ай утречком дьяволы-то нагрянуть, ну и заберут тебя, загонят, черт их знает куда, на кулички… Так вот хочется мне упасти тебя от напасти злой. Поедем в Платовскую. Глядишь, к часу ай к двум ночи дома будем…
Буденный вылез из соломы и поблагодарил старика. Они запрягли лошадь и тронулись в путь.
XVIII
Прохор Ермаков с двумя своими товарищами — вахмистром Востропятовым и урядником Захаровым, выделенными делегатами на III Всероссийский съезд Советов, выехал в Петроград.
Почти на каждой станции поезд простаивал часами, пропуская эшелоны с красногвардейцами, идущими на фронт, и составы сильно изношенных товарных вагонов, направлявшихся на юг за хлебом.
Только через неделю утомительного пути, 29 января 1918 года, наконец, казаки приехали в Петроград. Уведомленный о приезде казаков, Владимир Ильич Ленин выслал за ними свой автомобиль. Их усадили в машину и повезли в Смольный.
Прохору впервые пришлось быть в Петрограде. Он представлял себе, что столица России должна быть прекрасной, но то, что он увидел, превзошло его ожидания. Когда их везли по городу, Прохор с любопытством оглядывался по сторонам…
В Смольном, в приемной Ленина, было много народу. К казакам подошел скромно одетый в серый костюм молодой человек лет тридцати с простым открытым лицом.
— Я — секретарь товарища Ленина, — сказал он. — Садитесь, пожалуйста, подождите. Сейчас узнаю.
Прохор сел на мягкий стул, обитый бордовым бархатом, и взволнованно стал смотреть на тяжелую с причудливыми вырезами дубовую дверь, за которой скрылся секретарь. У него было приподнятое настроение, сильно колотилось сердце, и Прохору казалось, что он слышит его биение.
Да и как можно не волноваться! Ведь вот сейчас распахнется эта массивная дверь, выйдет из кабинета секретарь и скажет: «Пожалуйста, товарищи!». И он, Прохор, простой казак, вместе со своими товарищами, такими же простыми людьми, как и он, войдет в кабинет и увидит там самого Ленина.
Прохор взглянул на своих товарищей. Лица у них были торжественные. Торопливо переговариваясь, наверно, еще раз проверяя, чтобы не забыть, о чем нужно сказать Ленину, они нетерпеливо поглядывали на дверь. Прохору понятно, что товарищи не менее его взволнованы предстоящей встречей.
Из кабинета вышел секретарь.
— Товарищи казаки, — улыбаясь, сказал он, — Владимир Ильич просит вас войти.
Еще раз одернув гимнастерку и на ходу причесываясь, Востропятов и Захаров направились в кабинет Ленина. Преодолевая робость, Прохор зашагал вслед за ними и вошел в просторный, светлый кабинет.
Навстречу казакам, мягко ступая по мохнатому ковру, шел лысеватый плотный, крепкого телосложения человек, чуть ниже среднего роста, в расстегнутом пиджаке.
Прохор сразу узнал в этом светловолосом, со лбом мудреца человеке Ленина, хотя до этого Ленин, судя по газетным фотоснимкам, представлялся ему брюнетом.
Руководитель казачьей делегации урядник Захаров вытянулся по-военному перед Лениным.
— Разрешите от имени донского революционного казачества, — сказал он, словно рапортуя, — приветствовать вас, председатель Совета Народных Комиссаров Советской России!
Владимир Ильич блеснул глазами и так же, как и Захаров, выпрямился перед казаками, опустив руки по швам и торжественно, с легкой приятной картавинкой ответил:
