Мортеза Каземи - Страшный Тегеран
шахзадэ К... вынул папиросу, закурил и добавил:
— Извольте теперь подумать: что же общего у сына с таким характером и склонностями с таким отцом, как я, который не учен, а от напитков и женщин даже в этом возрасте не отказывается.
Ф... эс-сальтанэ ответил:
— Боюсь, как бы это не повредило его здоровью. Чего доброго, мне, пожалуй, еще придется лишиться такого зятя.
— Да уже и повредило, — ответил шахзадэ К.., — у него на бедре три дня тому назад веред образовался, прямо рана сделалась. Очень это нас с матерью взволновало! Но, по счастью, доктор сказал, что большой опасности нет и что это от усиленных занятий и напряжения кровь кинулась в бедро; после небольшого кровопускания здоровье его восстановится.
Ф... эс-сальтанэ, на лице которого при словах «повредило» и «рана» появилось беспокойство, услышав, что сказал доктор, облегченно вздохнул.
— Нет, этого так нельзя оставить. Ведь здоровье его совсем испортится. Ему нужно переменить обстановку. Увезите его куда-нибудь на лоно природы.
шахзадэ К... ответил:
— Так я и хочу сделать. Через несколько недель мы, вероятно, поедем в наше имение. Там местность повыше, все-таки — перемена климата.
Поднося к губам рюмку виски, Ф... эс-сальтанэ сказал:
— Нет, вы все-таки меня крайне напугали. Я очень вас прошу сообщить мне, как можно скорее, о состоянии его здоровья.
Шахзадэ обещал сообщить тотчас же по возвращении домой.
В эту минуту в зал вошла иностранка, стройная и изящная шатенка, с огромными красивыми глазами, прямым и тонким носом, нежными, как лепестки розы, пунцовыми губками, ровными белыми зубами и с прелестной соблазнительной ямочкой на подбородке.
Ф... эс-сальтанэ возбужденно ткнул своего приятеля кулаком и сказал:
— Она самая!
Господин Ф... эс-сальтанэ вскочил и, почтительно раскланявшись, поцеловал ей руку.
— Рекомендую, — сказал он по-персидски, — хезрет-э-валя, шахзадэ К.., близкий мой друг.
Шахзадэ тотчас же склонился над протянутой рукой, поцеловал ее и не то дружески, не то влюбленно пожал. Дама ответила на персидском языке (который она, видимо, не очень хорошо знала), с мягким русским выговором:
— Я очень рада нашему знакомству.
Дама отошла. шахзадэ К... крепко сжал под столом руку своего друга и сказал:
— Ну, и хорошая же штучка!
— Ее зовут мадам А. Меня вчера один из европейцев с ней познакомил. И с этого самого часа она покорила мое сердце. Она сидела у карточного стола. Я сейчас же подошел и, чтобы обратить на себя внимание, или, как в простом народе говорится, показать свою удаль, тысячу восемьсот туманов проиграл. Но это же пустяки в сравнении с той улыбкой, которой она одарила меня под конец игры. Раз я ей понравился, значит, деньги не пропали.
Шахзадэ К.., ревнуя даму к приятелю, в душе посмеялся над ним:
«До чего много он о себе думает. Воображает, что этакая дама и вдруг в него влюбится».
Больше о даме не говорили. Ф... эс-сальтанэ перевел разговор на другую тему:
— Так вы думаете, что мне удастся при вашем любезном содействии пройти в меджлис?
— Ну, понятное дело, — ответил шахзадэ. — Ваш покорнейший слуга уже вам докладывал, что я сам в своих деревнях соберу для вас четыре тысячи голосов. Да арендатор тоже обещал собрать для вас две тысячи. Ясно, что с шестью тысячами голосов вы по праву будете депутатом парламента. А в случае надобности можно прибегнуть и к другим средствам: великолепно можно, например, подменить голоса в избирательной урне или попросту ее сжечь. Впрочем, это и не понадобится, потому что крестьяне в деревнях вашего покорнейшего слуги такие темные, что они и слова «депутат» до сих пор не понимают: разве они могут понять, что значит избрать для себя дельного представителя.
На лице Ф... эс-сальтанэ появилось оскорбленное выражение, но шахзадэ быстро поправился:
— Нет, правда! Хотя, конечно, это слово у меня просто так, случайно вылетело, потому что вы-то и дельный и трудоспособный, вы не то, что эти разные хлопотуны безработные, каждый день меняющие направление, вы не очень-то и стремитесь попасть в меджлис, и только вашему покорнейшему слуге, который к вам искренне расположен, изволите об этом говорить...
Ф... эс-сальтанэ, чувствуя, что от похвал вырастает в собственных глазах, сказал:
— Ну, конечно, я без дела не сижу и ради депутатства не стану бегать туда-сюда... Я только болею душой за народ и хочу занять депутатское кресло больше с той целью, чтобы послужить родине. По мере сил и возможности исполнить священную обязанность... Будучи сам помещиком, я лучше знаю, какие законы прежде всего нужно издать для крестьянства. Например, я считаю, что крестьянам никак нельзя позволять, чтобы они вдруг являлись к помещику с разными заявлениями. Прежде всего, они не воспитаны, часто пренебрегают приличиями и совершенно не имеют никакой деликатности. Могут ведь оскорбить человеческое достоинство. Хезрет-э-валя, согласитесь, что если лошадь держать в конюшне, да не садиться на нее, а только кормить ее ячменем, она, в конце концов, начнет так лягаться да брыкаться, что хозяину будет одна только неприятность. Так и крестьяне. Крестьяне должны работать и не заедаться. И я думаю, что если им, как в России, вместо пшеницы давать просо, оно будет лучше, полезней: во-первых, от более слабой пищи они не так будут забывать свои обязанности, будут работать, а не заниматься разными бунтами да партиями, как это в последнее время пошло, и во-вторых, от продажи пшеницы возрастет наше с вами благосостояние, а следовательно, и благосостояние государства увеличится.
Шахзадэ одобрительно кивал головой. Ф... эс-сальтанэ продолжал:
— Несколько дней назад был я, знаете, в одном обществе; собрались образованные молодые люди — прогрессисты все. Говорили о разных материях. Только я один, по причине незнания предмета, — впрочем, от вас-то зачем я буду скрывать? — вернее, просто по необразованности, вынужден был молчать. Между прочим, кто-то сказал, что один английский ученый, по имени Дарвин, очень дельную мысль высказал.
Шахзадэ К.., жадно ловивший чужие умные мысли, чтобы при случае показать при их помощи свою образованность, быстро спросил:
— Что за мысль?
— А видите ли, — ответил господин Ф... эс-сальтанэ, — мысль его такова, что если, например, вы увидите под забором бедняка, еле живого от голода, не надо его жалеть, потому что это значит, что он на большее не годен. Вообще говоря, его мнение таково: преуспевает ли человек в жизни, или, наоборот, терпит бедствие, все это объясняется только его годностью или негодностью. Годен он — имеет успех, нет — терпит бедствие. Очень мне пришлось по душе это мнение. Изволите помнить, что сказал Саади — упокой бог его душу: «Волчонок в конце концов всегда станет волком». Жалость да сострадание к людям неуместны. И зачастую от них только неприятности. Да и внешность тоже нужно принимать во внимание. Не знаю, изволили ли вы заметить, что если, например, начальником какого-нибудь учреждения стоит этакий какой-нибудь коротышка без роду, без племени, — ну кто станет с ним считаться да читать его приказы? Мирза-Хасан, сын Мирза-Али-Акбера, уж он так до окончания века и будет Мирза-Хасан, сын Мирза-Али-Акбера; сколько он там ни учись, а для дела он не годится. Он годится перья чинить, да бумагу разлиновывать. И совсем обратное получается, скажем, с вашим сыном или с сыновьями людей вам подобных. А почему? Да потому, что он из благородной фамилии, семейство у него благородное. Он хоть наукам и не учился, а как сядет в кресло перед письменным столом, так все подчиненные трепещут, потому что он от великого отца происходит, и сам велик, и платье начальника ему пристало. Эти «парламентские» мысли доказывали шахзадэ полную пригодность его друга для депутатства в меджлисе. Ведь, попирая победоносной ногой права всех персов, кроме богатых невежд, будущий депутат доказывал, что они по самому существу своему ни на что не пригодны и что никакие облегчения для крестьян не нужны, так как они тогда взбесятся и с ними наплачешься.
Часы били четыре, когда в зале появился пишхедмет и подал на подносе господину Ф... эс-сальтанэ пакет.
— Телеграмма, — сказал Ф... эс-сальтанэ, распечатывая пакет, и подумал: «Должно быть, сообщение об их приезде в Кум».
Его больше всего удивило, что между часом отправления телеграммы и ее приема была что-то очень уж маленькая разница: всего четыре часа. Совершеннейшая диковина в Персии, где телеграммы большей частью приходят на место назначения на четвертый или пятый день.
Мне не забыть никогда, как летом 1929 года, едучи в Зенджан, я в пятницу вечером отправил телеграмму о выезде. В субботу утром я выехал. В четверг рано утром прибыл я в Зенджан и после обеда, когда я отдыхал с дороги, раздался стук в дверь: принесли телеграмму о моем выезде.
Как принято в Персии, Ф... эс-сальтанэ вытащил из кошелька кран и подал его для анама пишхедмету, курьеру телеграфа.
