Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Совсем недавно ее возмутило весьма неординарное событие: ее сын и наследник, Великий князь Павел, без каких бы то ни было намеков с ее стороны, отважился подать ей пространную записку с размышлениями о политическом положении России. В ней Его Высочество, в свои двадцать лет, тщился доказать несостоятельность всей внешней политики России. По его мнению, война с Турцией имеет быть пагубной для империи, близкие же отношения с Пруссией, напротив, – в интересах России. Чуть ли не в каждой строчке оной записки Екатерина примечала помыслы Никиты Панина и его близких сподвижников – секретарей Фон Визина и Бакунина, как раз тех, кои знали о заговоре Малого двора против нее, но донес о том лишь едино Бакунин. Императрица не позволила предать огласке оный факт, простила своему сыну и невестке, понеже другого лучшего выхода из той ситуации и не было. Сама же подача записки Великого князя говорила об уверенности окружающих его людей в своих позициях. Ах, как хотелось Екатерине доказать им противное от их уверенности! И она, вестимо, докажет, дайте токмо совсем немного времени!
* * *
Никите Ивановичу Панину, уволенному с должности наставника Великого князя и, посему, съехавшего с дворцовых апартаментов, Екатерина велела вести токмо чужестранные дела, что он и делал, как всегда медленно, но вполне успешно. Опальный брат его, генерал-аншеф Петр Иванович Панин, проживавший в Москве, фрондировал после отставки, высказывая в открытую свое недовольство государыней, вызывая тем самым ее неудовольствие и невольное презрение к его потугам вернуть себе должность в армии. Сей человек не знал, что «лишнее пожелаешь, последнее потеряешь». Так или иначе – Панины теперь ее мало волновали. Теперь она обратила все свое внимание на ослаблении влияния в придворных кругах братьев Орловых.
Сии прежние ее ангелы-хранители обладали значительной властью, особливо, князь Григорий Григорьевич. Он командовал артиллерией и ее личной стражей, Кавалергардским корпусом. Из четырех гвардейских полков, расквартированных в Петербурге, ему подчинялась Конная гвардия, Алексею Орлову-Чесменскому – Преображенский полк, Федору Орлову – Семеновский полк. Не было Орловых токмо в Измайловском полку. Григорий Орлов, исполняя свои обязанности, соответствующие его должностям, все еще вращался около нее, тем паче, что именно с ним ей, как женщине, было труднее всего расстаться, хотя его место теперь занимал совершенно пресный и, как оказалось, малообразованный князь Александр Семенович Васильчиков. Как она ни старалась привыкнуть к нему, ничего не получалось. Ощущение неприязни к молодому фавориту усиливалось, и ночью, как токмо Васильчиков уходил, она лила слезы, понимая, как с ним несчастлива.
На данный момент, к вящему неудовольствию Екатерины, все Орловы собрались в столице. Алексей и Федор прибыли из Архипелага в самом конце декабря. Но, они в скором времени вернутся командовать и далее флотом на Средиземном море. Алексей уже имел у нее аудиенцию, представил свои рекомендации касательно грядущего мирного договора с Турцией. Ему не нравились предварительные условия мирного соглашения. Он мечтал захватить пролив Дарданеллы и разгромить Константинополь. Аудиенция длилась долго, понеже государыня сама мечтала о захвате Константинополя, и возродить там православное христианство. Граф Алексей, зная о разрыве между ней и его братом, как бы прощупывал возможность наладить промеж ними отношения. Но от Екатерины повеяло таковым неодолимым холодом, что он отставил свои тщания на сей счет, понеже понимал: «берегись бед, пока их нет». До беседы с императрицей, в глубине души он не верил кардинальному повороту дел. Но после первой же аудиенции понял всю сериозность положения для их фамилии.
Екатерина чувствовала, что граф Алексей не оставил своих тайных мыслей по поводу своего желания самому завладеть ее сердцем. Холодность ее поначалу не особо принял близко к сердцу, полагая, что Екатерине надобно время, дабы забыть Григория. А попозже он сумеет отодвинуть теперешнего находившегося «в случае» – молокососа, князя Васильчикова. О позиции и планах графа Чесменского Екатерина догадывалась и весьма была рада, естьли бы он поскорее отбыл на Архипелаг. Орловы прямо-таки давили на нее своим присутствием. Тем паче, что князь Григорий Григорьевич продолжал исправно исполнять свои обязанности генерал-адъютанта, и часто нес дежурство во дворце. На стороне опальных Орловых были глава Военной коллегии, граф Захар Григорьевич Чернышев, фельдмаршал граф Петр Александрович Румянцев, генерал-прокурор князь Александр Алексеевич Вяземский и Иван Иванович Бецкой. Екатерина обдумывала, как ей намеками и прямыми беседами отрезвить сих орловских сподвижников.
Избавиться от их влияния было непросто: надобно было набраться терпения и постепенно довести их влияние до минимума. Что ж, «кто терпелив, тот удачлив». Великим благом было то, что герой войны фельдмаршал граф Петр Румянцев все еще находился в театре военных действий. Генерал-прокурор князь Вяземский и Бецкой всегда были более всего привержены ей, государыне. Решение касательно графа Захара Чернышева было простым: недавно она пожаловала его вице-президентом Военной коллегии с чином генерал-фельдмаршала, и он, в благодарность, оказался полностью в ее власти.
Иногда у нее появлялись мысли сумления: не срубила ли она сук, на котором сидела? Избавляясь от Паниных и Орловых, Екатерина понимала, что, по сути дела, она оставалась одна, и не было никакой уверенности, что все окружающие ее сановники станут поддерживать ее внутреннюю и внешнюю политику. Мало того, европейские монархи в один голос осуждали ее, как женщину без репутации. Прусский Фридрих, презирающий весь женский род, окруженный мужским двором, предвидя, что опала его приверженца, Никиты Панина, повредит союзу России с Пруссией, делал язвительные и непристойные замечания касательно императрицы, легко меняющей своих фаворитов. Многодетная, Австрийская королева благочестивая Мария-Терезия, даже не хотела произносить ее имени. Англия и Франция такожде, при всяком удобном для них случае, выражали свое презрение. Екатерине оставалось токмо игнорировать их мнение и думать, как же ей быть далее со своей приватной жизнью, которая ей самой была не по душе.
Что и говорить – не хватало ей острого ума братьев Григория и Алексея Орловых! Но к ним не можно было более обращаться, понеже она от них отказалась! Надобно было принимать государственные решения самой. Надобны были новые успехи, новые выдающиеся люди, кои могли бы
