Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
* * *
Новый 1774-ый год, Екатерина решила ознаменовать для себя возобновлением забытой на несколько лет привычки записывать в тетрадь свои мысли и основные события, которые будут иметь место в ее жизни. Она разложила перед собой свои бумаги с записями, и, по своему обыкновению, принялась размышлять, касательно итогов своего правления за минувший год, не забывая подвести итоги и приватной жизни. По всем своим оценкам у нее складывалось вполне благополучное мнение о своем пребывание на троне. Самое главное: за годы царствования и управления российским государством, благодаря военным победам, особливо последним, она многократно упрочила свое положение, как монархини. Императрица Екатерина, как она о себе понимала, царила везде и всюду. Она чувствовала, что имя ее было на слуху ежеминутно, народ ощущал ее присутствие всегда и во всем. О ней говорили при дворе, в армии и флоте. Не давали забыть о ней упоминания ее имени в ектеньях во всех церквях.
Все сословия, включая мещан и крестьян, боготворили ее. И было за что: как полагала не токмо она, под ее мудрым руководством, страна и народ медленно, но упорно шли к своему процветанию. Новые, руководимые ею, постановления правительства способствовали оживлению свободного предпринимательства, по ее указу было разрешено всем желающим без ограничений заводить ткацкие станки, заниматься ремеслом, который был по душе верноподданному. Действовал ее указ «О не запрещении промыслов и рукоделий, которыми городские жители сыскивают пропитание». Капитал становился главным показателем купеческой состоятельности. Оные меры способствовали притоку новых активных и деятельных людей в промышленности и торговле, росту числа вновь созданных небольших предприятий. Увеличивалось число владельцев, принадлежащих к третьей гильдии и, соответственно, уменьшилось число купцов второй гильдии.
Члены первой гильдии резко оторвались по богатству от второй и тем более третьей гильдий. Согласно «Жалованной грамоте городам» гильдейское купечество было освобождено от уплаты подушной подати, оно было также освобождено от рекрутской повинности и от телесных наказаний. Богатые и уважаемые купцы получили широкий доступ к городскому самоуправлению.
Польский вопрос пока более не беспокоил государыню. Теперь там уже почти два года, по совету прусского короля Фридриха, распоряжался барон Отто Штакельберг, отправленный туда ею в качестве российского впосланника и полномочного министра. Он же, вместе с прусским уполномоченным Бенуа, выполнил важную миссию, представив Варшавскому правительству декларацию трёх дворов – Русского, Прусского и Австрийского, поделивших между собой земли Речи Посполитой. Оба дипломата, таким образом, навлекли на себя ненависть шляхты.
Шестилетняя русско-турецкая война, долженствовавшая обеспечить России судоходство по Черному морю и, самое главное, занять подобающее место среди Европейских стран, можно сказать, близилась к завершению, что необычайно радовало Екатерину. Едино – надобно токмо дождаться подписания с турками мирного договора.
Сей зачинающийся год был особливым для нее годом не токмо из-за войны с турками и супостатом Емелькой Пугачевым. Он знаменателен для нее тем, что она прожила в России тридцать лет! Из них, вот уже более одиннадцати лет она правит российским государством. Исправно правит, раз политики изволят почитать ее обладательницей самой разумной головы в Европе. Однако, втайне, сама она так не считает: где-то она имеет упущения, коли по земле русской гуляет смутьян Емелька Пугачев и все еще не схвачен.
Записки императрицы:
Никита Панин уволен с должности воспитателя Павла Петровича, как достигшего совершеннолетия и более не нуждающегося в его опеке. Никите Ивановичу пожаловано звание, приравненное к фельдмаршальскому, жалованье со столовыми деньгами, восемь тысяч с половиной душ крепостных, сто тысяч рублев на меблировку дома. Теперь он будет упражняться токмо делами Иностранной Коллегии.
* * *
Мысли о том, что результаты ее управления бескрайней страны могли быть уничтожены каким-то Пугачевым, самозванным вождем бунтовщиков, под именем ее покойного мужа Петра Третьего, пугали Екатерину. Стало быть, не суждено будет свершиться ее искреннему устремлению к улучшению жизни в России, и непоколебимой вере в воспитании здесь нового человека. Понимание сего удручало ее. Ужели она не права, что мягкое управление и справедливые законы долженствовали в будущем уничтожить злодеяния, которые теперь учиняет чернь? Бунтовщики, теряя человеческое лицо, отрубают головы, руки и ноги у своих невинных жертв, насилуют женщин, не щадят ни малых, ни старых, ни даже священников и монахов. Тысячи людей оставленные без куска хлеба, обречены ими на голодную смерть. Как темно, оказывается, человеческое нутро! Как страшен их бунт! Крестьяне вовсе не покорная паства, а подлинно легковозбудимая масса, ненавидящая своих хозяев, готовая в любое время подняться и в ярости уничтожить их. Хотя мало кто из них не понимает, что их бессмысленный и беспощадный бунт будет иметь единый конец.
По всему видно, что события развиваются стремительно, время упущено, и срочно надобно трезво оценить обстановку. С октября прошлого года императрица Екатерина взяла на себя верховное руководство подавлением Пугачевского восстания, действуя через аппарат Военной Коллегии и ее президента – Захара Григорьевича Чернышева, а такожде путем рескриптов и переписки с командующими войсками, воюющих против Пугачева. Она внимательно изучала донесения своих губернаторов, карты движения бунтовщиков, выслушивала доклады своих генералов и главу Военной Коллегии, коей мнил, что Оренбургская крепость по людским и съестным запасам, также, как и оснащением оружия, могла выдержать зимнюю осаду. Что ж, сие, в каковой-то мере, утешало ее. Она издала манифест, по которому Пугачев был объявлен вне закона, и велела священникам читать оный в своих приходах. Однако, как доложили ей, призывы Пугачева просочились и в Москву. Там начались беспорядки, и мог бы случиться бунт, кабы не активные действия генерал-губернатора Волконского, коий выезжал, дабы успокоить их, чуть ли не в каждый уголок города. Чернь мечтала о свободе, и ее мог им дать, по их чаянью, новый добрый царь. Агенты Екатерины доносили, что многие дворяне тайно, но довольно слышно роптали, желая избавиться от чужестранной царицы, дабы на престол встал настоящий русский император, что восстановит старые порядки и обычаи.
Екатерина, сохраняя самообладание, велела пресекать всякие крамольные разговоры, виновных в распространение сплетен и слухов – хватать и вынуждать клясться верности императрице.
