Александр Тавровский - Герр Вольф

Генералы недоуменно переглянулись. Сталинград во главе операции «Блау»? Это что-то новое! Фюрер оговорился!

Но остальные гости, среди которых были безымянные машинистки, личные стенографистки и присяжные стенографы рейхстага, личный биограф Генри Пикер, сменивший на этом посту министерского советника Генриха Гейма, и даже водители, поспешно осушили бокалы в надежде на следующий тост за окончательную победу немецкого оружия.

Однако фюрер страдал не только вегетарианством и трезвенничеством, но и врожденным речевым эгоизмом. Так называемый ужин и на этот раз оказался лишь поводом для очередного судьбоносного монолога. При этом фюрер не щадил ни себя, ни слушателей. И говорил до полного и всеобщего истощения сил. Таким образом, обеды растягивались на час-полтора, а ужины – до утра.

Говорилось обо всем подряд: об экономике, истории, войнах, климате и климаксе, о религии и способах обращения овчарки Блонди в вегетарианство, о предках германцев – греках, которых, в зависимости от темы и настроения, сменяли викинги, нибелунги, арийцы и даже атланты; походя доставалось женщинам за их верность, неверность, фригидность или распущенность; не обходил фюрер стороной качество бумаги и одеколона, любовь итальянцев к дуче и проявление вражды между партией и вермахтом.

Так, сразу же по приезде Гитлер увидел следы этого фатального противостояния в том, что служащие административной службы намеренно не провели канализацию в спальню рейхсляйтера Бормана, а вместо нее поставили под кровать коричневый ночной горшок – с явным намеком на цвет форменных рубашек членов НСДАП.

– Борман и Шмундт, крайне раздраженные этим вопиющим самоуправством, попросили меня разобраться, – голос Гитлера приобрел твердость меча нибелунгов, – и будьте уверены, я разберусь!

С начала войны фюрера захватили судьбы покоренных и еще не покоренных народов. Но две темы давили на его мозг, как тяжелый похмельный синдром, всегда и повсюду: коварные происки мирового еврейства, спасти мир от которого он и был ниспослан свыше, и, конечно, ни с чем не сравнимый, чудовищный интерес к самому себе.

Очень скоро гости поняли, что коричневый горшок Бормана – только прелюдия, второй тост фюрер подымет разве что на их поминках, и скрепя сердце приготовились к неизбежному, короче, к бессонной ночи.

А Гитлер, по-своему оценивший утренний восторг Бормана по поводу феноменальных достоинств местного населения, неутомимо перемещаясь по столовой, начал вдалбливать в головы своих покорных слушателей главное.

– Необычайно важно внимательно следить, чтобы каким-либо образом не пробудить в аборигенах чувство собственного достоинства. Поэтому никакого высшего образования! Максимум, чему следует их учить, – различать дорожные знаки! Но я целиком и полностью согласен с генералом Йодлем по поводу плаката на украинском языке о запрете ходить по железнодорожным путям. Вздор! Если один или несколько туземцев пожелают попасть под поезд – туда им и дорога! На уроках географии: Берлин – столица рейха, и заветная мечта каждого жителя Земли – хоть раз в жизни побывать там. Вполне достаточно научить туземцев немного читать и писать по-немецки. Чтобы никто не мог сказать, что он не понял приказа. Арифметика – непозволительная роскошь!

Вдруг Гитлер в упор посмотрел на гостей, как на потенциальных предателей.

– Не забывайте, – ожесточенно крикнул он, – что Вторая мировая война – это борьба не на жизнь, а на смерть! На Всемирном сионистском конгрессе мировое еврейство и его лидер Хаим Вейцман объявили нам войну и стали ярыми врагами национал-социализма! Евреи пытаются проворачивать в Европе свои гешефты, но уже священное чувство эгоизма должно побудить европейцев отвергнуть все это, поскольку евреи как раса способны вынести гораздо более суровые испытания, чем они. После войны, – Гитлер глубоко втянул в себя воздух, и лицо его потемнело от рокового прозрения, – после войны ничто не сможет заставить нас отказаться от намерения разрушать город за городом до тех пор, пока все евреи не покинут их и не отправятся на… Мадагаскар! Я был бесконечно рад, когда мне доложили, что мой родной Линц навсегда очищен от евреев. На очереди Вена и Мюнхен! Вполне возможно, – глаза фюрера подернулись поволокой мечтательности, – что английский солдат в этом придет нам на помощь. Да-да, господа, верьте слову, у англо-американцев антисемитизм развит гораздо сильнее, чем у немцев. Мы настолько сентиментальны, что до сих пор не можем не повторять: он хоть и еврей, но порядочный человек! В конце концов, мы должны признать, что именно немец создал «Натана Мудрого», а англичанин – «Шейлока»! Это национальный позор! Даже Сталин в беседе с Риббентропом не скрывал, что лишь ждет момента, когда в СССР будет достаточно своей интеллигенции, чтобы полностью покончить с засильем евреев в руководстве страны.

Гитлер говорил уже около трех часов. У многих слипались глаза, и они незаметно терли их пальцами, чтобы не уснуть прямо за столом. Все чувствовали себя голодными, смертельно уставшими и брошенными на растерзание злому гению.

Только три человека в офицерской столовой не ощущали дискомфорта. Биограф Гитлера Пикер, преклонявшийся перед мудростью шефа и собиравший материал для своей книге о нем, рейхсляйтер Борман, неустанно плетущий сеть интриг против высшего руководства рейха, желавший быть alter ego фюрера, знать, и всегда и везде пропагандировать его заветные мысли, и, конечно, сам Гитлер.

А не замечавший ничего оратор с упоением продолжал развивать свою любимейшую «еврейскую тему».

– Вспомните Ганзу, господа! Порядочность там стала несущим каркасом не только торговли, но и ремесла. Плута пекаря, завышавшего качество своей муки, неоднократно окунали в чан с водой, да так, что еще немного – и он захлебнулся бы. Но евреи, которых неосмотрительно стали выпускать из гетто, подорвали устои хозяйственной жизни, основанной на честности! Ибо еврейство, – от возбуждения Гитлер даже привстал на носки и выбросил вперед крепко сжатые кулаки, – это омерзительное свинячье отродье, которое давно пора истребить, добилось того, что цена назначалась в зависимости от спроса и предложения, то есть мерилом ее стали служить элементы, не зависящие от качества товара! Какое вопиющее кощунство!

Покачнувшись, Гитлер в изнеможении опустился на стул. Гости облегченно вздохнули, заерзали и, в ожидании долгожданного конца мучений, привстали с мест. Но словно для того, чтобы, как и Сталина под Сталинградом, лишить их всех иллюзий спасения, Гитлер стремительно вскочил со стула и снова заговорил без малейших пауз, истерично, как в трансе.

– Немногие знают, что в молодости у меня была партийная кличка «герр Вольф». И эта ставка названа мною «Вервольф» неслучайно! Я призван создать на территории рейха новую, еще невиданную на Земле расу людей. Эти люди будут сильны, как волки, жестоки и умны, как волки, и покорны моей воле, как волки в стае покорны своему вожаку! В свою особую миссию я окончательно уверовал, когда стоял перед копьем Судьбы, которым римский центурион Гай Кассий из милосердия пронзил тело Христа. Я уже принял меры, чтобы найти и легендарную чашу Судьбы, чашу Грааля, в которую Мария Магдалина собрала кровь Спасителя! Когда я объединю в своих руках эти святыни, я смогу повелевать миром! Сегодня я удостоверился, что мой «Вервольф» действительно стоит на колоссальной гранитной плите. Гранит – это твердыня! Интуиция не подвела меня, когда я отверг предложение построить «Вервольф» в районе Дубны. Винница, только Винница! Я слышал, что гранит излучает таинственные невидимые лучи, смертельно опасные для человека. Но только я знаю то, чего не знает никто: эти лучи смертельно опасны для наших врагов, а пройдя сквозь мое тело, они сделают меня непобедимым! Да здравствует «Вервольф»!

При этих словах, произнесенных Гитлером каким-то зловещим свистящим шепотом, оглушенным и ослепленным гостям показалось, что пол под ними на миг ушел из-под ног, как будто где-то глубоко под землей циклопическая гранитная плита на миллиметр сдвинулась с места.

Глава 4

Работать и отдыхать Гитлер мог только в абсолютной тишине. Глубоководной, кладбищенской, почти космической. Даже жужжание мух и шелест крыльев бабочек доводили его до истерики. Поэтому в домике номер 11, в самом центре ставки, задолго до его приезда все окна были затянуты проволочной сеткой, и каждое утро ординарцы с мухобойками гонялись порой за одной-единственной мухой или осой, случайно залетевшей в комнату и не желавшей покинуть ее добровольно.

На всех столах стояли стаканы с чистейшим украинским медом, а с потолков свисали мухоловки. В коридоре и над крыльцом синели специальные лампы с током высокого напряжения, на которых живьем сгорали сотни особо зловредных насекомых.