Михаил Садовяну - Братья Ждер

Кроме того, Садовяну, как художник, не забывает и других художественных особенностей жанра исторического романа. Он вводит в каждую часть трилогии свою сюжетную линию, свою интригу, которая придает роману динамику, движет действие, возбуждает и поддерживает интерес читателя. В первой части, «Ученичество Ионуца» такой интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца Каталана, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и любовь сына Штефана Александру и Ионуца к боярышне Насте, ее пленение татарами и попытка Ионуца спасти ее из плена. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца, конюшего Симиона, к Марушке, дочери боярина Яцко, перипетии ее похищения житничером Никулаешем и освобождении братьями Ждер. Сюжетную основу заключительной части трилогии «Княжьи люди» составляет путешествие Ионуца на Афон с целью разведать, как турки готовятся к нападению на Молдову, и сама победоносная война Штефана против захватчиков.

Элементы интриги, сюжетных ходов, увлекательных приключений не ограничиваются этими основными линиями, которые, как обручи бочку, крепко держат общую композицию романа, придают ему строгую форму, но далеко но исчерпывают содержания. В умении строить интригу Садовяну почти не уступает Дюма отцу, но румынский писатель не придает главное значение интриге, занимательности, как французский романист.

Основу содержания всей трилогии составляет стихия народной жизни. Если Штефан символизирует идею борьбы за независимость, то именно народ порождает эту идею, и этот же народ осуществляет ее в борьбе. Поэтому то он и является подлинным героем трилогии Садовяну. Писатель, как уже говорилось, не дает какого-нибудь одного образа, который вобрал бы в себя все это емкое понятие. Народ он изображает через стихию народной жизни, которая поистине пронизывает весь роман. Сюжетные линии для художественной ткани трилогии — основа, а народная жизнь — уток, который превращает эти нити в плотную художественную ткань, украшает ее красочными узорами. Садовяну вовсе не бытописатель в своей трилогии, у него нет скрупулезной последовательности в показе быта, различных сторон жизни. Он очень свободно обращается с материалом, вплетая детали, разбрасывая яркие пятна, рисуя отдельные сцены и картины, вкрапливая диалоги и рассказы, так что в конечном счете перед читателем предстает вся полнота жизни. Рождение и смерть, помолвка, свадьба, всевозможные обычаи и приметы, народный календарь — месяцеслов, заговоры, поверья, пиры и охота, вся стихия народного быта, неповторимого и неистребимого, как сама жизнь, воплощающего в себе народное своеобразие, народный характер широко раскрывается в трилогии.

Творчество Садовяну неоднократно называли энциклопедией румынской народной жизни. Действительно, более ста книг, созданных писателем, запечатлели жизнь румынского народа как на различных исторических этапах, так и в разных социальных аспектах. Но наиболее красочным и широким в этом отношении из всех многочисленных произведений Садовяну является, конечно, трилогия «Братья Ждер». Именно в этом романе, показывая стихию народной жизни, Садовяну раскрыл не только ее внешнюю живописность и красочность, но и глубины народного характера, то внутреннее национальное единство, которое помогло румынскому народу выстоять, несмотря на всяческие беды, кровопролитные войны, на многовековой национальный и социальный гнет. И та простая и вместе с тем величественная идея, которая заложена в этом историческом романе, идея о том, что народ бессмертен, что рано или поздно народная справедливость восторжествует, нашла свое реальное подтверждение в жизни самого румынского народа, строящего новое общество.

Ученичество Ионуца

ГЛАВА I

О престольном празднике святой обители Нямцу в лето господне 1469-е и о рассказе Некифора Кэлимана, старшины государевых охотников

Несметные толпы народа собрались под стенами Нямецкой обители и в монастырских дворах по случаю престольного праздника вознесения господня. Кто приехал послушать богослужение, кто — за благословением либо за освященной просфорой, за молитвами от лихоманки, а кто — повергнуть кликуш под епитрахиль иеромонахов, наделенных даром исцелять их молитвами. Этим благостным даром был особенно славен преподобный Иосиф, настоятель монастыря — и не только в молдавской, но и в ляшской и российской землях [11]. Гости знали, что получат вдоволь еды и вина; обитель известна была своим гостеприимством. Усердием бояр и благоволением господарей монастырь был щедро одарен отарами овец в горах, виноградниками в угорье, пашнями в Прутской долине. По милости божьей можно было насытить толпу богомольцев и побольше той, что собралась тут в светлый майский день лета 1469-го.

В монастырских садах еще цвели яблони. Солнце пронизывало кроны розовым сиянием. В большом храме только что отслужили раннюю обедню, как вдруг на наворотной башне ударили в било, а вслед за тем мерно загудел большой колокол.

Толпа тревожно зашевелилась, люди, переглядываясь, громко спрашивали, что случилось. Часть приезжих сгрудилась на площади у входа в обитель, вокруг колодца и беседки, где зимой обычно сооружалась иордань. Лишь немногие монастырские да земские чины знали новость, которая была теперь у всех на устах. Иных служителей известили еще два дня тому назад, но они ни словом не обмолвились богомольцам, приехавшим в монастырь. В минувший вторник в обитель прискакали гонцы с грамотой к настоятелю Иосифу. Один остался в монастыре, другой помчался далее — в крепость, в село Вынэторь [12], а затем в Тимишский конный завод, где много лет сидел конюшим старый Маноле Черный, давний сподвижник усопшего князя Богдана, отца господаря Штефана.

Грамота, которую преосвященник Иосиф разобрал не без труда, держа восковую свечу у самых глаз, извещала, что на престольный праздник Нямецкой обители пожалует князь Штефан. Эту весть узнал теперь народ. Протяжно и гулко бухал большой колокол; монахи-черноризцы шныряли в толпе, то и дело приникая бородами к ушам людей. Словно огонь по пороховой дорожке, пошел глухой говор по толпе с одного края до другого, перекинулся в крестьянские дворы. Беспокойные, неразумные бабы схватились за голову, заголосили, бросились разыскивать своих ребятишек.

Мало ли что может случиться, когда так трезвонит колокол и едет сюда сам князь! А ну как потекут с гор потоки, разольется Молдова или опять начнется война! А дома кошка заперта в кладовой, куры бродят на свободе, и некому покормить их… Не лучше ли запрячь коней да поскорей убраться подобру-поздорову; только надо сперва узнать, о чем толкуют люди, и посмотреть на государя — особенно тем, кто ни разу его не видел. Конечно, лишь храбрец отважится поднять на него глаза; простой люд падает ниц в дорожную пыль. Но уж бабы хоть одним глазком, а обязательно взглянут на князя. Так ли он грозен, как говорят? Верно ли, что у него особый меч, которым он карает иных вельмож? Да что там простые смертные! Даже венгерский король Матяш — и тот поспешил прочь от города Баи, когда на него двинулся князь Штефан на белом скакуне. От такой напасти король сказывают, даже занемог, три месяца отлеживался. Потерял он тогда и полки, и большие бомбарды.

И не только он — все соседние владыки трепещут перед грозным Штефаном, покорителем Хотинской и Килийской крепостей.

Ходит в народе молва, будто отец Штефана — Богдан тайно благословил его в церквушке на Афонской горе, наказал собрать великое войско и пойти на поганых измаильтян.

Придется кошке да курам потерпеть — надо же хозяевам взглянуть на господаря да послушать новости из уст дворян и воинов. А кроме того, нынче праздник. Слыханное ли дело пускаться в путь на пустой желудок! И кто это сеет тревожные слухи? К чему такая спешка, когда люди не увидели и не услышали того, что следует увидеть и услышать, не отведали яств, изготовленных в поварне святой обители? До чего же бестолковы в Молдове мужчины, раз они могут так опрометчиво поступать! Что сдалось бы с нашей землей, не будь в ней женщин, разумных и степенных молдаванок! Негоже и даже глупо бежать от лика господаря. Напротив, самое доброе дело — выйти ему навстречу.

И молдаванки рьяно принялись дознаваться, где пройдет княжеский поезд.

Никто ничего не знал.

Ни один служитель, ни один монах не мог в точности сказать, где и как проедет князь со своей свитой.

На что же нужны эти служители и монахи, когда они и таких простых вещей не знают? Пусть служители заглянут в свои книги, а монахи в свои молитвенники — и дадут ответ.