Донна Кросс - Иоанна – женщина на папском престоле
Девочка хотела позвать мать, но промолчала. Если она издаст хоть один звук, гигантская рука вцепится в нее. Ребенка сковал страх. Но вскоре она упрямо вздернула подбородок: если это нужно сделать, значит, она сделает. Очень медленно, не отводя глаз от врага, девочка слезла с кровати, коснувшись босыми ногами холодного земляного пола. Знакомое ощущение успокоило ее. Едва дыша, она пробралась к двери, за которой спала ее мать. Сверкнула молния, страшная рука пошевелилась, сделалась еще длиннее и стала преследовать девочку. Она подавила крик, напряглась всем телом и заставила себя двигаться медленнее.
Вот уже совсем близко. Вдруг над самой головой снова прогремел гром, и в тот же момент что-то коснулось ее спины. Она отскочила и обернулась, споткнувшись о стул.
В этой части дома было темно и тихо, слышалось только спокойное ровное дыхание матери, и девочка догадалась, что та крепко спит. Шум не потревожил ее. Ребенок быстро подошел к кровати, поднял шерстяное одеяло и шмыгнул под него. Мать лежала на боку, слегка приоткрыв рот. Теплое дыхание ласкало детскую щеку. Девочка прижалась к матери, чувствуя тепло ее тела через тонкую льняную рубашку.
Потревоженная Гудрун зевнула» повернулась, открыла глаза и сонно взглянула на дочь.
– Малышка, тебе нужно спать.
Быстро тоненьким, испуганным голосом Джоанна рассказала матери про страшную руку.
Гудрун слушала, поглаживая и успокаивая дочь. Она легонько коснулась пальцами ее лица, едва различимого в темноте. «Девочка некрасива, – печально отметила Гудрун, – слишком похожа на мужа. – Маленькая Джоанна была плотной и коренастой, а не стройной и грациозной, как все женщины в роду Гудрун. Но большие выразительные серо-зеленые глаза с темным ободком вокруг зрачка были прекрасны. Гудрун погладила белокурые локоны Джоанны, любуясь их блеском, отливавшим золотом даже в сумерках. – А волосы мои. Не такие жесткие и темные, как у ее отца и у всех его сородичей. Мой ребенок. – Намотав локон на палец, Гудрун улыбнулась, хотя бы эта моя.
Материнская ласка успокоила Джоанну. Играя, она расплела косу Гудрун, и волосы рассыпались по подушке. Девочка залюбовалась красивыми волосами матери. Она никогда еще не видела их распущенными. По настоянию каноника, Гудрун всегда заплетала волосы в тугую косу и убирала ее под грубый льняной чепец. «Женские волоок – говорил муж, – это сети, в которые сатана ловит души мужчин». А у Гудрун были очень красивые, длинные и мягкие волосы, чистого светло-золотистого цвета, совсем не тронутые сединой, хотя она прожила уже тридцать шесть зим.
– Почему уехали Мэтью и Джон? – вдруг спросила Джоанна. Мать объясняла ей это несколько раз, но Джоанна хотела услышать снова.
– Ты знаешь почему. Отец взял их с собой в миссионерскую поездку.
– А почему мне нельзя?
Гудрун терпеливо вздохнула. У ребенка так много вопросов!
– Мэтью и Джон – мальчики; когда-нибудь они станут священниками, как твой отец. А ты – девочка, поэтому эти дела тебя не касаются. – Заметив, что Джоанна недовольна ответом, она добавила: – Кроме того, ты еще очень маленькая.
– В январе мне исполнилось четыре! – возмутилась Джоанна.
Гудрун лукаво посмотрела на дочь.
– Ах да! Совсем забыла, ты теперь большая, верно? Четыре годика! Совсем взрослая.
Джоанна лежала тихо, пока мать гладила ее по волосам, и, наконец, спросила:
– Кто такие язычники?
Перед отъездом отец и братья много говорили о язычниках. Джоанна не понимала, что такое язычники, хотя и догадывалась: это очень плохо.
Гудрун поежилась. Слово обладало колдовской силой. Нго произносили воины, которые разрушили ее дом, вырезали всю семью и друзей. Темные, беспощадные люди короля франков Карла. Теперь, когда он умер, люди назвали его «Великим». «Назвали бы они так короля, если бы видели, как его воины вырывали у саксонских матерей младенцев и разбивали их головы о камни?» – подумала Гудрун и, убрав руку с головы Джоанны, легла на спину.
– Спроси об этом своего отца.
Джоанна не понимала, что плохого она сделала, но в голосе матери услышала необычную суровость и испугалась, как бы та не отослала ее, если она не исправит ошибку. Девочка быстро попросила:
– Расскажи еще про древних.
– Не могу. Папа не разрешает рассказывать эти сказки, – голос матери звучал неуверенно.
Джоанна знала, что делать. Торжественно положив руку на сердце, она поклялась именно так, как учила мама, именем Тора Громовержца сохранить тайну.
Гудрун засмеялась и крепко обняла дочь.
– Ну хорошо, перепелочка моя. Я расскажу, ты так славно улещаешь меня.
Голос ее снова смягчился, стал задумчивым и певучим, когда она начала рассказ про Вотана, Тора, Фрейю и про других богов, о которых слышала в детстве до того, как Карл принес с кровью и мечом в Саксонию Слово Христа. Гудрун нараспев говорила об Агарде, сияющем дворце богов, сделанном из серебра и золота. Чтобы добраться туда, нужно было переправиться через Биврест, таинственный радужный мост, Охранял этот мост Хеймдалль, страж богов. Он никогда не спал и слышал, как растет трава. В Вальхалле жил Вотан, бог-отец, а на его плечах сидели два ворона Хугин, «думающий», и Мунин, «помнящий». Сидя на троне, пока пировали другие боги, Вотан выслушивал то, что говорили ему вороны.
Джоанна радостно кивнула: это была любимая часть истории.
– Расскажи про Источник мудрости, – взмолилась она.
– Хотя Вотан был очень мудр, – пояснила мать, – он стремился к еще большей мудрости. Однажды Вотан пришел к Источнику мудрости, охраняемому великаном Мимиром, и тот спросил: «Какую цену ты заплатишь?» Вотан ответил, что любую. «Мудрость продается только в обмен на боль, – сказал Мимир. – Если желаешь испить из этого источника, отдай свой глаз».
– Вотан так и сделал, мама, да? Он правда так поступил? – спросила возбужденная Джоанна.
Мать кивнула.
– Это был трудный выбор. Вотан пожертвовал глазом и выпил воды из источника, А потом передал людям обретенную им мудрость.
Джоанна серьезно взглянула на мать.
– А ты, мама, тоже бы так сделала… чтобы стать мудрой и узнать про все на свете?
– Такой выбор совершают только боги, – Увидев настойчивый взгляд ребенка, Гудрун призналась. – Нет. Я бы очень испугалась.
– Я тоже, – задумчиво произнесла Джоанна. – Но мне бы очень хотелось узнать, что расскажет Источник.
Гудрун улыбнулась.
– Возможно, тебе не понравилось бы то, что ты узнала. Есть поговорка: «Сердце мудрого человека редко счастливо».
Джоанна кивнула, хотя ничего не поняла.
– А теперь расскажи про Дерево, – попросила она, крепче прижимаясь к матери.
Гудрун начала описывать Ирминсуль, волшебное дерево, которое росло в самой священной саксонской роще у источника реки Липпе. Ее народ молился возле него, пока Ирминсуль не срубили воины Карла.
– Дерево было очень красивое, – сказала мать. – И такое высокое, что никто не видел его верхушку. Оно…
Гудрин замолчала. Ощутив чье-то присутствие, Джоанна подняла голову: на пороге стоял отец.
Мать села на кровати.
– Муж мой, – произнесла она, – я ждала вас не ранее, чем через две недели.
Каноник не ответил. Взяв со стола возле двери восковую свечу, он подошел к очагу и поднес ее к тлеющим углям. Свеча загорелась.
– Ребенка напугала гроза, – нервно пояснила Гудрун. – Я хотела успокоить девочку безобидной сказкой.
– Безобидной! – голос каноника дрожал от гнева. – Ты называешь это богохульство безобидным? – Сделав два больших шага, он приблизился к кровати, поставил свечку и сдернул с жены и дочери одеяло. Джоанна лежала, обхватив мать руками и наполовину скрывшись под копной ее белокурых волос.
Каноник стоял в недоумении, глядя на распущенные волосы Гудрун, но вскоре гнев вернулся к нему.
– Как ты посмела! Я же настрого запретил! – схватив Гудрун, он начал стаскивать ее с кровати. – Языческая ведьма! – Джоанна теснее прижалась к матери. Лицо каноника потемнело. – Дитя, удались! – взревел он. Джоанна колебалась, разрываясь между страхом и желанием защитить мать.
Гудрун оттолкнула ее.
– Иди же. Быстрее!
Джоанна спрыгнула на пол и убежала. У двери она обернулась и увидела, как отец схватил мать за волосы, запрокинув ее голову назад, и заставил встать на колени. Джоанна побежала обратно, но замерла от ужаса, ибо отец достал из-за пояса свой длинный охотничий нож с рукояткой из кости.
– Forsachistu diabolae? – спросил он Гудрун на саксонском, едва слышным голосом. Она не ответила и каноник приставил к ее горлу нож. – Произнеси эти слова! – грозно воскликнул он.
– Ее forsacho allum diaboles, – испуганно пробормотала Гудрун. – Wuercum and wuordum, thumer ends woden ende saxnotes ende aleum…
Оцепенев от страха, Джоанна смотрела, как отец поднял волосы матери и полосонул по ним ножом: пряди посыпались на пол золотым потоком.
Зажав рот рукой, чтобы не разрыдаться, Джоанна повернулась и побежала.
