Серо Ханзадян - Царица Армянская
в чем-то поступят против твоего желания.
Царица недолго оставалась в храме. Наскоро помолясь, она в
сопровождении властителя Нерика проследовала в его дом. Он без умолку
сыпал льстивые речи:
О великая царица, пока вновь не явит свой свет Эпит-Анаит, да найдет
отдохновение в моей скромной обители твое прекрасное тело!..
Заблудший луч луны играючи скользнул по круглому куполу храма. Улицы
еще полнились запахами ладана и ароматами разных воскурений.
В доме властителя царицу искупали, намаслили благовониями и уложили
спать.
Пробудившись поутру, она очень остро почувствовала чужие запахи. И
все вокруг такое чужое...
Мамка кинулась помогать ей одеться.
Сидя перед зеркалом*, царица увидела свои обнаженные плечи и грудь.
Тайная дрожь пробила ее от сознания своей женской красоты и силы: груди у
нее по-девичьи упругие, шея высокая, стройная, и волосы, ниспадающие на
плечи, густые, блестят. Вспомнилось, как еще до замужества мамка, вот так
же обряжая ее, восклицала: «Богиня Эпит-Анаит своими чарами и красотой
поделилась только с тобой, дочь моя! Ты — чудо! Знай, судьба женщин
определяется звездами, а счастьем и обольстительностью их наделяет богиня
Эпит-Анаит. Почитай и люби ее! И может, только ее...»
_______________
* Зеркалами тогда служили отполированные серебряные пластины.
Да, вот так-то! А зачем вообще нужны все другие боги? Никому не
нужны. Пусть все они сольются с сутью породившей их Эпит-Анаит. Всего один
бог! Всего один...
Мари-Луйс вспомнила мужа, и в ней поднялось чувство вины. Она, увы,
не полностью, не без остатка предана ему. Ночами мрачная тень нависает над
ее изголовьем. Бог-сон уносит Мари-Луйс далекими тропками. Иная душа
прельщает царицу. Все замирает в ее околдованном существе. Отчего это так?
Где предел, где ключ к разгадке?..
Часто, очень часто эти думы одолевали Мари-Луйс и пугали ее. Но жажда
наслаждения не знает границ...
Мамка одела царицу, и наряды скрыли всю силу и прелесть ее наготы.
Посвежевшая после сна, Мари-Луйс казалась еще более прекрасной. Но в
глубине души ее угнетала необъяснимая тревога: неужто Эпит-Анаит не
вдохновляет ее?..
В зеркале скользнул чудесный луч...
К вечерней трапезе царицу ждали властитель Нерика, полководец его
войска, правитель дворцового гарема. Тут же были верховный жрец Арванд
Бихуни, старшая жена властителя Нерика и ее дочери.
Вдоль стен зала тянулись устланные звериными шкурами низкие диваны, а
перед ними тоже невысокие столы, заставленные серебряными и золотыми
кувшинами и столовой утварью. Языки пламени факелов и светильников,
отражаясь, зажигали бликами своих отсветов стекло сосудов, полнящихся
винами и пивом. Над кушаньями курился ароматный пар.
Арванд Бихуни освятил пиршественный стол. Все стоя подождали, пока
сядет царица. Мари-Луйс взяла за руку старшую жену властителя и усадила ее
рядом с собой. Та была очень польщена. Властитель принялся сам разрезать
изжаренную на вертеле косулю и затем положил лучшие куски царице, а уж
после нее и всем другим.
— Угощайтесь! Дом мой беден, но сердце богатое. Возрадуемся
благоволением богов!..
Все безмолвно принялись за еду.
Царице снова вспомнился муж. Отчего бы в такую минуту, когда все
молчат, только челюстями работают? Ей налили вина. Она выпила с именем
Каранни на уме.
В углу у стены смиренно стояли семь юных девиц, и среди них
Таги-Усак. Царица не без удивления подумала: «Почему мужчины не
развлекаются с ними? Может, запрещено это?.. Но почему? Почему человеку
нельзя, как богам, быть вольным в исполнении своих желаний?..»
Мари-Луйс посмотрела на астролога и приметила, что глаза его горят.
Перехватив ее взгляд, он сразу присмирел. «Вот так-то, — смакуя вино,
подумала царица, — смирись, низменное создание, перед тобой царица!» Но,
обуреваемая огнем желания, Мари-Луйс опять глянула в его горящие глаза. И,
кажется, испугалась: «Нет, нет! В небесах один бог — Мажан-Арамазд, а на
земле — мой супруг. И когда только старый больной царь-отец испустит дух,
чтобы мне наконец увидеть своего Каранни на троне?!. И отчего так долго
живут цари-отцы?..»
Камины пылали благовонными сполохами пламени, в светильниках
потрескивало горящее масло. Все вокруг было как бы погружено в дремотную
мглу.
Таги-Усак и юные девы тихо напевали, и пение их словно бы переполняло
кубки с вином и делало его еще более хмельным.
Священные воды Евфрата
Твоею волей текут, Мари-Луйс,
Царица ты наша...
Царица подняла кубок.
— За наше обильное пиршество, такое достойное и приятное!
Ночь свивала черный клубок.
Тревожная ночь! Звезды сделались совсем маленькими, размером с
маковые зерна, как говорит астролог Таги-Усак. И чего только он не знает.
Песнь Таги-Усака — это искра молнии, рассекающая ночную тьму!
— Вселенная подобна мысли! — журчал напев Таги-Усака. — Нет у нее ни
начала ни конца. Где ни остановись храбрец-воитель, он может метнуть
армянское копье и дальше. И мир, как время, ни начала ни конца не ведает.
Все сущее безгранично. И маковое зерно, столь малое, можно бессчетно
делить, а оно все есть. Все, что существует, неизбывно. Раз в столетие
волшебная птица спускается с тучи и заостряет свой клюв, натачивая его о
скалы Масиса*. И если, делая так, волшебная птица наконец сточит весь
Масис — это будет лишь мгновенье вечности...
_______________
* М а с и с — армянское название горы Арарат.
Вот о чем песнь Таги-Усака. И ему тихо подпевают девственницы. А ночь
свивает свой черный клубок.
* * *
Наследный принц Каранни выехал из столицы Куммахи в день начала
праздника бога Мажан-Арамазда. Он объявил, что едет на поклонение в
Тондрак*, испросить у бога огня исцеление больному отцу своему, царю
Уганне, и молить о том, чтоб вечно светилась душа его матери, которую сам
он даже не помнит. Однако цели у него были иные...
_______________
* Т о н д р а к — одно из древних армянских селений, ныне не
существует.
Полководец царева войска, верховный военачальник Каш Бихуни советовал
Каранни ехать в Тондрак через Тавруберан, что в центре земли армянской.
Больной отец сказал:
— Боги призывают меня к себе, сын мой, и я готовлюсь передать тебе
свой жезл. Вот этими двумя руками и одним копьем я правил нашей страной.
Но знай, врагами нашими остаются все те же хетты. У царя хеттов Мурсилиса
голова кругом от вражды и противоборства между своими племенами. Момент
сейчас очень благоприятный, сын мой. Собирай войско и выступи против
Мурсилиса, верни земли деда твоего и отца. Я не испущу дух, пока ты не
вернешься. Буду ждать твоего возвращения!..
Страна хайасов не целостна. Племена, ее населяющие, не объединены.
Почти каждое из них живет на свой лад. Среди армянских родов и племен
постоянно толкутся хеттские купцы, жрецы, врачеватели, разного рода
прорицатели и блудницы. Хеттские прелестницы своими телесами и обманными
нежностями дурманят армянских родоначальников, уверяя, будто они
посланницы богов.
Каранни был совсем юн и потому нетерпелив и горяч. Рослый, с черной
копной кудрей, забранных обручем, с трудом удерживающим их обилие, он
временами надевал шлем и начинал поторапливать своих воинов.
— Быстрее, еще быстрее!..
Он держал в руках лук с натянутой тетивой и время от времени пускал
стрелу в стаю стервятников, сопровождающих войско.
— Прочь, прочь, черная тьма!..
Миновали Полун и приближались к Тавруберану с его городом-крепостью
Дзюнкерт. По левому берегу реки Арацани, за лугами, на высокой скалистой
горе, показались толстостенные башни, а затем и невысокие, узкие ворота.
Каранни выслал в Дзюнкерт гонца и, вплотную приблизившись к Арацани,
приказал раскинуть лагерь под сенью диких яблонь и груш.
— Однако родоначальник тавруберанцев не выехал тебе навстречу,
