Элизабет Фримантл - Гамбит Королевы
– Уилл Парр!
– Как ты догадалась? – удивился Уилл, опуская руки.
– Братец, кого-кого, а тебя я везде узнаю по запаху. – Она шутливо зажала нос, изображая отвращение, и развернулась к брату лицом. Он радуется как ребенок. Уилл подошел к ней с друзьями, только что снял шапку, и его рыжие волосы прилипли к голове. У него разные глаза – один голубой, другой светло-карий… Смотрит лукаво, как может смотреть только Уилл.
– Леди Латимер, уже не припоминаю, когда я в последний раз видел вас. – Друг Уилла вышел вперед. Он весь какой-то вытянутый: длинноносый, длиннолицый, длинноногий. И глаза у него удлиненные. Он похож на ищейку. Однако кажется, что в его внешности все гармонично, и он не выглядит уродом. Наверное, дело в его непостижимой уверенности, которая происходит оттого, что он, Генри Говард, – старший сын третьего герцога Норфолка и наследник титула.
– Граф Серрей! – Улыбка преобразила лицо Катерины. Может быть, при дворе все же не так плохо, раз здесь столько старых друзей. – Вы по-прежнему сочиняете стихи?
– Сочиняю. Вы, возможно, порадуетесь, узнав, что я очень вырос на этом поприще.
Когда-то, еще в детстве, Серрей посвятил ей сонет. Позже Катерина и Серрей часто смеялись, вспоминая, как он рифмовал «больно» и «вольно». При воспоминании о детстве в ней просыпается искренняя радость. Она вспоминает, что свои стихи Серрей называл «юношескими заблуждениями».
– Примите мои соболезнования, – проговорил Серрей, посерьезнев. – Но я слышал, как страдал ваш муж. Может, для него переход в мир иной стал благом…
Катерина кивнула. Она уже не улыбалась. Что ответить? Неужели Серрею что-то известно? Она пытливо посмотрела в лицо другу детства, боясь увидеть признаки осуждения. Вдруг кто-то проведал, при каких обстоятельствах умер Латимер, и сейчас новость стремительно распространяется по дворцовым коридорам? Может быть, Хьюик что-то заметил, когда осматривал покойного? Быть может, ее грех запечатлен во внутренностях мужа… Последнюю мысль она прогоняла прочь. То, что она дала Латимеру, не оставляет следов. Кроме того, в голосе Серрея не было слышно укора, в последнем она не сомневалась. А если она изменилась в лице – что ж, она сейчас охвачена горем… И все же сердцебиение у нее участилось.
– Позвольте представить вам мою падчерицу, Маргарет Невилл, – спохватилась Катерина, взяв себя в руки.
Мег топчется позади; на ее лице едва скрываемое выражение ужаса. Она боится этих мужчин, пусть даже один из них, Уилл, практически ее дядя. Смущение Мег передалось Катерине. После того, что случилось в Снейпе, Катерина старалась держать ее подальше от мужского общества, но теперь его не избежать. Кроме того, рано или поздно Мег придется выйти замуж. Катерина, наверное, обязана устроить судьбу падчерицы, но пока, Бог свидетель, Мег не готова.
– Маргарет. – Серрей поднес к губам руку Мег. – Я знавал вашего батюшку. Он был выдающимся человеком.
– Да, – прошептала Мег и слабо улыбнулась.
– А меня ты своей сестре не представишь? – подал голос еще один спутник Уилла.
Он был тоже высок, ростом почти с Серрея. Друг Уилла взмахнул бархатной шапочкой, украшенной страусовым пером размером едва ли не с метелку для камина; друг Уилла театрально раскланялся, и перо качнулось из стороны в сторону. Катерине вдруг стало смешно; ей стоило больших трудов сохранить серьезный вид. Незнакомец одет пышно; на нем черный бархатный дублет с соболиным воротником; в прорезях видна алая атласная подкладка. Заметив, что Катерина обратила внимание на его воротник, он погладил его рукой, словно желая подчеркнуть свое высокое положение. Катерина пыталась вспомнить законы, регулирующие использование предметов роскоши. Кому по статусу положено носить соболя? Она старалась понять, кто этот человек. Его руки унизаны кольцами; на ее взгляд, их обилие не свидетельствует о хорошем вкусе. Пальцы у него тонкие, суживаются к кончикам. Оставив наконец воротник, он разгладил пальцем усы. Потом провел по нижней губе – нарочито медленно и без улыбки. Неожиданно ее обдало жаром – не от красноречивого жеста, а от глаз, ярко-синих, как барвинок, непристойно синих, и от его обезоруживающе прямого взгляда. Она смотрела на него лишь мгновение, заметила взмах ресниц и поспешила опустить голову. Неужели он ей подмигнул? Какая наглость! Он ей подмигнул… Нет, должно быть, показалось. Но почему она вообразила, что этот разряженный нахал ей подмигивает?
– Томас Сеймур, это моя сестра леди Латимер, – объявил Уилл, которого, судя по всему, позабавила разыгравшаяся перед его глазами сцена. Катерине следовало догадаться, что перед ней Томас Сеймур, обладатель сомнительной репутации «самого привлекательного придворного», предмет бесконечных сплетен, детских влюбленностей, разбитых сердец, супружеских ссор. Мысленно она готова была признать: Сеймур и правда красавец. Но Катерина не подпадет под его чары, она ведь не молоденькая дурочка.
– Для меня большая честь, миледи, – произнес Сеймур медовым голосом, – наконец-то познакомиться с вами по-настоящему. – Серрей закатил глаза. Хорошо, хоть он не влюблен!
– «Наконец-то» и «по-настоящему!» – выпалила она, не успев вовремя прикусить язык. Ей очень хочется поставить нахала на место. – Боже правый! – Она прижала руку к груди, изображая преувеличенное удивление.
– В самом деле, миледи, я много слышал о вашей притягательности, – невозмутимо продолжал Сеймур, – а увидев вас своими глазами, стал косноязычен.
Интересно, подумала она, не добавляет ли ей притягательности в его глазах недавно обретенное богатство. Весть о ее наследстве должна была дойти и до королевского двора. Во всяком случае, Уилл не стал держать язык за зубами. Неожиданно Катерина разозлилась на брата за его болтливость.
– Косноязычен? – повторила она вслух. Сеймуру не привыкать к светским беседам, а вот ей не так-то легко придумать остроумный ответ. Чтобы не встречаться с ним взглядом, она смотрела на его рот. Он, как нарочно, облизывал чувственные губы розовым языком. – Как вы думаете, Серрей, у Сеймура действительно косой язык? – Серрей и Уилл покатились со смеху, а она лихорадочно пыталась придумать что-то еще. Наконец ей это удалось, и она защебетала: – Смотрите, как бы он не довел вас до беды!
Все трое одновременно хохочут. Катерина рада; находчивость не покинула ее даже в присутствии этого красавца, смутившего ее покой.
Мег ошеломленно смотрела на мачеху. У нее не было случая узнать такую Катерину – остроумную и находчивую придворную даму. Катерина наградила ее ободряющей улыбкой, а Уилл представил ее Сеймуру; Сеймур оценивающе посмотрел на девушку, будто собирался ее съесть. Катерина взяла падчерицу за руку со словами:
– Пойдем, Мег, мы опоздаем к леди Марии.
– Так неучтива – и так мила! – с притворной улыбкой произнес Сеймур.
Катерина сделала вид, что не слышит. Она поцеловала Серрея в щеку и, отойдя на безопасное расстояние, полуобернувшись, вежливо кивнула Сеймуру.
– Я провожу вас, – сказал Уилл, проскальзывая между сестрой и Мег и беря обеих под руки.
– Уилл, – прошептала Катерина, когда они оказались на лестнице, где их никто не слышал, – буду тебе очень признательна, если ты не станешь обсуждать с друзьями мое наследство!
– Сестрица, не спеши меня обвинять. Я ничего никому не говорил. Все выплыло само собой, это было неизбежно, но…
– Интересно, с чего бы Сеймур так рассыпался в любезностях насчет моей притягательности? – отрывисто спросила она.
– Кит! – засмеялся Уилл. – По-моему, он в самом деле имел в виду твое обаяние.
Катерина раздраженно вздохнула.
– Неужели всегда обязательно изображать сварливую старшую сестрицу?
– Извини, Уилл. Ты прав, не ты виноват в том, что люди болтают.
– Нет, извиниться следует мне. Тебе и так нелегко пришлось. – Он взял двумя пальцами складку черной материи у нее на юбке. – Ты в трауре. Мне следовало вести себя разумнее.
Они молча шли по длинной галерее в покои леди Марии. Уилл о чем-то задумался. Катерине показалось, что Уилл ей завидует. Он не прочь был бы носить траур по жене. Супруги возненавидели друг друга с первого взгляда. Анна Буршье, единственная наследница пожилого графа Эссекса, считалась завидной невестой. Их мать очень радовалась, когда ей удалось женить на Анне единственного сына. От Анны Буршье ожидали многого; не в последнюю очередь надеялись, что титул Эссекса позволит Паррам на ступеньку-другую подняться по общественной лестнице. Но брак не принес бедному Уиллу ни детей, ни титула, ни счастья. Более того, Анна опозорила мужа. Графский титул король пожаловал Кромвелю, а Анна бежала с каким-то провинциальным священником. Уилл никак не мог отделаться от сплетников. В его присутствии часто шутливо упоминали «церковных крыс», «клерикальные просчеты» и «убежища священников». Естественно, Уилл не видел в произошедшем ничего смешного, но, как ни старался, не мог добиться согласия короля на развод.
