Уинстон Грэм - Затмение
— А, это отец Джорджа, — сказала она и пустила слезу, которая стала медленно сползать по глубоким морщинам вниз, к поросшему волосками подбородку. Но это не было признаком волнения. — Пришли взглянуть на сосунка? Очередной жалкий уродец. Наплодили Чайноветов.
Черный котенок потянулся у нее на коленях. Его звали Уголек. Она где-то подобрала его несколько месяцев назад и взяла себе. Теперь они были неразлучны. Агату никогда без него не видели, а Уголек, желтоглазый котенок с красным язычком, никогда не покидал хозяйку. Джеффри Чарльз по-мальчишески шутливо называл его «В-угол-лёг».
Николас знал, что Агата сказала это специально, чтобы разозлить его, и всё же лучше ему от этого не стало. Еще больше раздражало то, что он не мог ответить ей как следует, ведь она была глуха, как пробка. Чтобы что-то ей сказать, пришлось бы кричать прямо в ухо, но он даже помыслить не мог о том, чтобы настолько к ней приблизиться. Поэтому она могла болтать и болтать, оскорблять всех направо и налево, не боясь получить отпор. Джордж говорил ему, что есть только один способ отделаться от нее — развернуться и уйти прямо посреди ее болтовни. Но будь проклят Николас, если он позволит этой отвратительной старухе выгнать себя из уютного и теплого местечка у очага.
Небрежным движением он схватил полено и бросил его обратно. Выступающий из очага край источал тонкую струйку дыма прямо в комнату. Понадеявшись, что дым будет раздражать легкие Агаты, он не стал звать слугу.
— Тот костоправ, — сказала Агата. — Самый настоящий болван! Это ж надо так спеленать бедное создание, несмотря на судороги. Есть ведь и другие способы, получше этого. Будь моя воля, я б такого не допустила.
— У вас нет на это права, — ответил мистер Уорлегган.
— А? Чего? Что это вы говорите? Громче, не слышу!
Он собирался уже прокричать что-то в ответ, как вдруг открылась дверь и вошел Джордж. Временами, находясь в одиночестве, а значит, в более спокойной обстановке, они становились особенно похожими. Ростом Джордж был чуть ниже своего высокого отца, однако его телосложение было столь же крепким, шея — бычьей, а медвежья походка — неторопливой. Оба они были по-своему привлекательны. У Джорджа — широкое лицо, вздернутая нижняя губа выступает вперед, отбрасывая тень. На лбу между бровями — небольшой бугорок. Будь его волосы пострижены короткими и жесткими завитками, он стал бы похож на императора Веспасиана.
— Что я вижу, — сказал он, приближаясь к камину. — Мой отец ведет речи с самой настоящей колдуньей из Аэндора. Как там говорится? «Выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду» [2].
Мистер Уорлегган наконец отложил кочергу.
— Смотри, чтобы твоя матушка не услышала этих слов. Разговоры о всякой нечисти ее не обрадуют, пусть даже в шутку.
— Не уверен, что это шутка, — сказал Джордж.
— В старые добрые времена с этим дряхлым, сгнившим и дергающимся мешком костей разобрались бы по-своему — дали бы вдоволь воды нахлебаться [3], или маску ведьмы [4] напялили бы. И в приличной семье не пришлось бы такое терпеть.
Котенок, к радости Агаты, выгнул спину и зашипел на вновь прибывшего.
— Ну, Джордж, — сказала она, — полагаю, теперь, став отцом восьмимесячного сосунка, ты чувствуешь себя намного значительнее. Как там его назвали, а? Слишком много Джорджей поразвелось со всеми этими королями. Помню время... — Она кашлянула. — Фу, дымище-то от огня. Мистер Уорлегган всё разбросал.
— На твоем месте я бы запер это существо в ее комнате, — сказал Николас. — И поставил бы караульного.
— Будь моя воля, — заметил Джордж, — ее завтра же выбросили бы в навозную кучу, и остальных, пожалуй, туда же.
— И какой же путь ты изберешь? — спросил Николас, прекрасно зная ответ.
Джордж бросил на отца изучающий взгляд.
— Путь человека, справедливо правящего городом. Когда крепость завоевана, жаркое может немного и подождать.
— Ты мог бы назвать его Робертом, — пропищал голосок из кресла. — В честь того, что со скрюченной спиной. Первого из нашего рода. Или Россом. Что скажешь насчет Росса?
У нее вдруг вырвался хрип, может из-за дыма, а может, оттого, что старая карга пыталась сдержать злобный смешок. Последнее казалось более вероятным.
Джордж повернулся к ней спиной, подошел к окну и выглянул наружу. Хотя у камина было тепло, в стороне от огня потоки холодного воздуха пронизывали мгновенно.
— Надеюсь, — сказал он, — что в скором времени эта дряхлая тварь распухнет до невозможности и лопнет.
— Аминь. И всё же, Джордж, насчет имен. Предполагаю, что вам с Элизабет пора уже обзавестись кое-какими мыслями по этому поводу. В нашем роду есть несколько хороших вариантов.
— Я уже решил. Решил еще до его рождения.
— До его рождения? И каким это образом? А если бы родилась девочка?
— Случившееся с Элизабет, — ответил Джордж, — могло убить их обоих, но теперь, когда всё позади, я чувствую некую силу — перст провидения, который будто указал и время, и место, и дату. Дата сыграла решающую роль — узнав, что мой ребенок родится в тот день, я выбрал имя. Будь это девочка, я назвал бы ее так же.
Мистер Уорлегган терпеливо ждал.
— И что это за имя?
— Валентин.
— Или Джошуа, — сказала тетя Агата. — Насколько я знаю, у нас в роду их было трое, хотя последний был паршивцем, можно и так сказать.
Николас с надеждой рассматривал струйки дыма, обволакивающие кресло старушки.
— Валентин. Валентин Уорлегган. Звучит неплохо, и язык не заплетается. Но ни в одной из семей не было никого с таким именем.
— Ни в одной из семей и не будет никого, подобного моему сыну. Совсем не обязательно, чтобы история повторялась.
— Да, да. Спрошу у твоей матери, как ей это понравится. Элизабет тоже участвовала в этом решении?
— Элизабет пока не знает.
— Но ты уверен, что имя ей понравится? — брови Николаса поползли вверх.
— Я уверен, что она согласится. Мы с ней сходимся во многих вещах, я и не надеялся, что так будет. Она согласится с тем, что наш союз особенный — старейшего дворянского рода и новейшего, и что плод такого союза должен смотреть в будущее, а не в прошлое. Нам просто необходимо совершенно новое имя.
Николас, покашливая, отодвинулся от клубов дыма.
— Тебе не избавиться от фамилии Уорлегган, Джордж.
— Отец, у меня никогда не будет ни малейшего желания от нее избавляться. Ее уже уважают и боятся.
— Как скажешь... Уважение — это то, на что мы должны опираться, страх — это то, от чего мы должны избавляться.
— Дядя Кэрри не согласился бы.
— Ты уделяешь слишком много внимания Кэрри. Кстати, что за дела ты с ним обсуждал на прошлой неделе?
— Да так, ничего особенного. И всё же, отец, мне кажется, что ты проводишь слишком тонкую грань между уважением и страхом. Одно переходит в другое, и наоборот. Ты не можешь разделить два настолько близких чувства.
— Порядочность в делах влечет за собой первое.
— А непорядочность — второе? Да будет тебе...
— Не непорядочность, а скорее злоупотребление властью. Ну вот, сейчас ты скажешь, что я читаю тебе нотации. И всё же мы с Кэрри никогда не сходились во мнении об этом. Ответь, чью фамилию ты хочешь для своего сына?
— Твою и мою, — невозмутимо ответил Джордж. — Именно ее он и будет носить. И будет идти по моим стопам, как я шел по твоим.
Николас вернулся к камину и переложил дымящее полено так, чтобы дым выходил в дымоход.
— Так-то лучше, сынок, — сказала Агата, очнувшись от дремоты. — Ты же не хочешь устроить пожар.
— Боже всемогущий! Эта старушечья вонь уже и сюда добралась!
Кипя от раздражения, Джордж дернул за кисточку колокольчика. Мистер Уорлегган не переставая кашлял. Хотя дым начал рассеиваться, он никак не мог откашляться. Все молча ждали, пока не вошел слуга.
— Приведи братьев Харри, — приказал Джордж.
— Да, сэр.
— Выпей канарского, — предложил Джордж отцу.
— Нет, спасибо. Сейчас пройдет.
Он плюнул в огонь.
— Окопник и лакричный корень, — сказала тетушка Агата. — Моя сестра померла от легочной хвори, и ничто не помогало кроме окопника и лакричного корня.
Спустя некоторое время дверной проем загородил Гарри Харри, а следом — его младший брат Том.
— Cэр?
— Отведи мисс Полдарк в ее комнату, — приказал Джордж. — Когда будете на месте, вызовите мисс Пайп и скажите, что мисс Полдарк сегодня больше не будет спускаться.
Двое громил принесли небольшой стул и усадили в него возмущенную тетушку Агату. Прижимая мяукающего котенка к груди, она прохрипела:
— Сыночек-то твой кое в чем негожий, Джордж. Родившимся под черной луной редко по жизни везет. На моей памяти было только двое таких, и оба кончили погано!
Лицо Николаса Уорлеггана побагровело. Его сын подошел к столу, налил вино в бокал и торопливо принес обратно.
