Фаина Гримберг - Анна Леопольдовна

Таким образом намерение А. Л. провозгласить себя императрицей осталось неосуществленным. После переворота 25 ноября императрица Елизавета первоначально думала отправить ее вместе с семейством за границу; намерение это выражено в манифесте 28 нояб. 1841 г. Брауншвейгская фамилия действительно отправлена была 12 декабря по пути в Ригу и прибыла сюда 9 января 1742 г. Но попытка камер-лакея А. Турчанинова убить императрицу и герцога Гольштинского, предпринятая в пользу Иоанна Антоновича, а также интриги маркиза Ботты, подполковника Лопухина и других, интриги, имевшие в виду ту же цель, наконец, советы Лестока и Шетарди арестовать Брауншвейгскую фамилию заставили Елизавету Петровну изменить свое решение. Уже по прибытии в Ригу принц Антон с женой и детьми (Иоанном и Екатериной) содержались под арестом. 13 декабря 1742 г. Брауншвейгская фамилия переведена была из Риги в Дюнамюнде, где у А. Л. родилась дочь Елизавета, а из Дюнамюнде в январе 1744 года препровождена была в Раненбург (Рязанск. губ.); вскоре затем, 27 июля того же года, вышел указ о перемещении принца Антона с семейством в Архангельск, а оттуда в Соловецкий монастырь. Дело это поручено было барону Н. А. Корфу. Несмотря на беременность А. Л., осенью 1744 г. Брауншвейгская семья должна была отправиться в далекий и тяжелый путь. Путь этот особенно тяжел был для А. Л., так как она кроме болезни испытала большое горе: ей пришлось расстаться с фрейлиной Менгден, которая до Раненбурга сопровождала ее всюду. Но путешествие не было окончено. Барон Корф остановился в Шенкурске за невозможностью в это время года продолжать путь и поместил Брауншвейгскую фамилию в Холмогорском архиерейском доме. Барон настаивал на том, чтобы здесь и оставить заключенных, не перевозить их далее в Соловки. Его предложение было принято. Указом 29 мар. 1745 г. Корфу разрешено возвратиться ко двору и сдать арестантов капитану Измайловского полка Гурьеву.

Сохранился рисунок места заключения Брауншвейгской семьи. На пространстве шагов в 400 длиной, шириной столько же стоят три дома и церковь с башней; тут же находятся пруд и что-то похожее на сад. От невзрачного жилья, запущенного двора и сада, которые сдавила высокая деревянная ограда с воротами, вечно запертыми тяжелыми железами, веет уединением, скукой, унынием… Здесь в тесном заключении жили принц Антон и принцесса Анна с детьми, без всяких сношений с остальным живым миром. Пища была нередко плохая, солдаты обращались грубо. Несколько месяцев после приезда состав семьи увеличился. У А. Л. 19 марта 1745 г. родился сын Петр, а 27 февраля 1746 г. сын Алексей. Но вскоре после родов, 7 марта, А. Л. умерла от родильной горячки, хотя в объявлении о ее кончине для того, чтобы скрыть рождение принцев Петра и Алексея, и сказано было, что она «скончалась огневицей». Погребение А. Л. происходило публично и довольно торжественно. Всякому дозволено было приходить прощаться с бывшей правительницей. Самое погребение совершено было в Александро-Невской лавре, где погребена была и Екатерина Иоанновна. Сама императрица распоряжалась похоронами.

«Своеручные записки»… Элены фон Мюнхгаузен

А.Г. – с любовью

Антонов есть огонь, но нет того закону,Чтобы огонь всегда принадлежал Антону.

«Своеручные записки» Анны Катарины Элены фон Мюнхгаузен – один из наиболее известных и примечательных первоисточников по истории России XVIII столетия, неоднократно и широко использованный и цитированный западноевропейскими учеными-специалистами и гуманитариями-интеллектуалами. Впервые «Записки» сделались доступны широкой публике в издании знаменитого Брокгауза в 1821 году. Владелицей рукописи являлась графиня Марианна фон Дукс Вальдштайн-Вартенберг, проживавшая в Дрездене, единственная внучка прекрасной четы: Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена и Якобины фон Дунтен[1]. Судьба рукописи «Записок» в некотором смысле не менее интересна, нежели фантастическая участь мемуаров Казановы. Графиня Марианна умерла, не оставив потомства; незадолго до своей последней, смертельной, болезни она принуждена была вследствие чрезвычайно дурных денежных обстоятельств продать рукопись известному в Дрездене семейству антикваров Рейнфельдтов. Сохранились материалы судебного дела: Марианна фон Вальдштайн-Вартенберг – против издательского дома «Брокгауз»[2]. Графиня пыталась оспорить и увеличить предусмотренную договором денежную сумму, выплаченную ей за предоставление рукописи для издания; однако проиграла процесс. «Своеручные записки» выдержали несколько изданий. Последнее издание, вышедшее с предисловием Стефана Цвейга[3], было включено в печально знаменитый нацистский «индекс» запрещенных книг. Берта Рейнфельдт эмигрировала из Германии в Латинскую Америку в начале тридцатых годов (ХХ века), оставив большую часть уникального «собрания Рейнфельдтов» на попечение своего секретаря Андреаса Шпильсдорфа. К сожалению, коллекция Рейнфельдтов, включавшая и рукопись «Своеручных записок», погибла во время трагической бомбардировки Дрездена, превратившей город в руины. После окончания войны Берта Рейнфельдт, обосновавшаяся в Бразилии, обвинила Андреаса Шпильсдорфа в незаконном присвоении уцелевших экспонатов коллекции, в том числе и рукописи «Своеручных записок». Однако дело не получило хода за отсутствием доказательств. С тех пор периодически появляются сообщения в печати о якобы существовании различных экспонатов коллекции Рейнфельдтов в частных собраниях США. По непроверенным данным, рукопись «Своеручных записок» находится в собрании редких книг и рукописей Ультора де Лейси, американского миллиардера. Сведения эти неоднократно опровергались самим де Лейси. Вероятнее всего, рукопись все же погибла во время бомбардировки.

В 1951 году появилось первое после войны переиздание «Записок». С тех пор они переиздавались еще семь раз. Для настоящего издания (первого на русском языке) перевод выполнен мною, Фаиной Гримберг, с лейпцигского издания 1991 года.

«Своеручные записки» интересны также и тем, что представляют собой дневниковые записи, не подвергавшиеся переработке, то есть фиксирующие события в последовательности их наступления, непосредственно, а не спустя много времени, как это свойственно обычно мемуарам. В этом смысле «Записки» Анны Катарины Элены фон Мюнхгаузен напоминают известные дневниковые записи Петра Андреевича Порошина[4] о детстве будущего императора Павла I. Любопытно, что ведение дневника девицей фон Мюнхгаузен не являлось тайной. О ее дневнике упоминают ее современники: отец и сын Минихи, Христофор Герман фон Манштейн, Фрэнсис Дэшвуд, леди Рондо, Элизабет Джастис, Карл Рейнхольд Берк, Педер фон Хавен, Джон Кук, А. Д. Кантемир[5] и другие. В 1992 году в Берлине переиздана подробная биография Анны Катарины Элены фон Мюнхгаузен, написанная Хорстом Рюдигером Ярком. Скрупулезное исследование «Записок» принадлежит доктору Манфреду фон Беттихеру. Интересны также и посвященные «Запискам» исследования Христиана Фюрхтеготта Геллерта, Анны Кунц, Ульрики фон Фалькенберг, Джозефа Шеридана ле Фаню, Якоба Ланга, Клари Ботонд, Анны Нин. Из русских авторов, так или иначе упоминавших «Записки», следует отметить Леонида Левина, В. В. Стасова, А. В. Шаврова, Ю. Н. Беспятых, М. И. Семевского, М. Корфа, С. Н. Шубинского, И. Б. Пономареву[6].

Засим предлагаем наконец-то вниманию благосклонных читателей переведенный на русский язык текст «Своеручных записок» Анны Катарины Элены фон Мюнхгаузен.

Ныне мне минуло пятнадцать лет. 11 мая 1730 года. Великолепный солнечный день. Ночью, перед самым рассветом, снится мне с необыкновенной яркостью стремительный полет. Я лечу, не чувствуя своего тела: вверх, вверх, вверх. И вдруг – падение вниз, головокружительное, страшное. Я падаю в ужасе на самое дно обрыва. Мне больно, больно. Я с трудом поднимаюсь на ноги. Увязаю в холодной глинистой почве. Надо мной – небо, далеко-далеко, очень высоко. Я – в пропасти. Выбраться, спастись – нет ни сил, ни возможностей. Но я не умру. Отчего-то я знаю, мне предстоит жить в этой пропасти; жить, упав с обрыва. Странный и страшный сон.

Однако я пробуждаюсь в своей комнате, которую мой братец, насмешник Карлхен окрестил в шутку «орлиным гнездом», потому что моя светелка и вправду едва ли не под самой кровлей и подниматься туда приходится по винтовой лестничке. Веселое солнце прогоняет мое смятение и страх. Я оглядываюсь и ахаю от изумления и внезапной радости. Стены увешаны гирляндами из цветов и зелени. Конечно, это проворные руки Марты, моей служанки и первой няни. На кресле подле постели – утреннее неглиже из кисеи и кружев, с розовыми лентами. На двух других креслах – два прелестных новых платья – розовое и голубое, на выбор. Ах, которое надеть? В кисее, в кружевах и лентах кидаюсь к зеркалу. Весь туалет уставлен подарками. Великолепный ящик розового дерева тотчас бросился в глаза. О, полный дамский несессер – хрустальные, оправленные в серебро флаконы, гребенки, щетки в серебряной оправе. Рядом – несколько футляров и футлярчиков. Спешу открыть – и смеюсь своему восторгу. Ах, и снова «ах» – перстень с изумрудом, серьги, браслет – змея с глазами-рубинами свернулась кольцом, усыпанная сверкающими мелко алмазами. Чуть не плачу от счастья. Сверкаю драгоценностями, не могу наглядеться на себя в зеркало. Легкий стук в дверь. Поспешно отпрянув от милого правдивого стекла, прошу стучащего войти. Предвкушаю новые подарки, сюрпризы. Кто это? Карлхен? Или госпожа Адеркас[7], моя дорогая скучная тетушка и воспитательница? Да, это она. В глазах ее слезы. В руках – небольшая книга в темном кожаном переплете. От полноты чувств бросаюсь ей на шею, целую увядшую длинную щеку, благодарю за все прекрасные подарки; выспрашиваю: что мне дарит она, а что – Карл.