Карающий меч удовольствий - Питер Грин
Первое, что мы узнали, когда пришвартовались в Массилии[61], была весть о том, что варвары вместо того, чтобы спуститься в Италию через Галлию и Лигурийские Альпы, двинулись на запад, через горные проходы в Испанию. Непосредственная опасность миновала, мы разбили лагерь и принялись ждать. Я был настроен на незамедлительную военную кампанию, теперь же впал в апатичное безразличие. Марий, наоборот, оставался таким же бодрым и энергичным, как всегда. Сомневаюсь, что ему приходила на ум мысль о том, что исчезновение этих мигрирующих вражеских орд могло ослабить его положение в Риме.
Прошло лето, затем проползла осень, и я становился все раздраженнее и нетерпеливее. Я прибыл в Галлию не для длительных упражнений в боевом искусстве в полевых условиях и высказал все, что думал, Марию. Я находил его невыносимым вне активных военных действий: неприветливым, ревнивым, угрюмым, авторитарным. До сих пор я приспосабливался к его настроению: Марий даже продвинул меня на должность военного трибуна за один незначительный набег, который я провел за несколько месяцев до этого. Вся трудность состояла в том, чтобы, зная его раздражительное тщеславие, сделать это событие достаточно незначительным. За пару недель до его отъезда в Рим для агитации за свое переизбрание характер его совершенно испортился.
Однако с наступлением зимы, пока мы топали ногами от холода в лагере и обсуждали неопределенные слухи, будто варвары наконец выступили в поход, до нас дошло известие, что Марий вновь избран консулом, но что Квинт Катул — познавший успех лишь с четвертой попытки — стал его коллегой и предложил положить ограничения свободы зажиточным гражданам.
Марий возвращался к командованию в Галлии, а Катул был назначен защищать восточный проход в Итальянских Альпах, выше Вероны. Как мне казалось, я сразу же увидел исключительную возможность. Катул был даже лучше старого друга; он был совершенно неопытным полководцем. Если только я смогу получить назначение на высший чин в его войске, на меня сразу же будет возложена непосредственная ответственность; а позднее, возможно, если он окажется достаточно некомпетентным, осторожно составленный рапорт может облечь меня как номинальными, так и фактическими командными полномочиями. Если же я останусь с Марием, то лишь смерть или гражданская война смогут заставить старика уйти в отставку. Соответственно я сделал формальное заявление о своем переводе в войско Катула ради нашей давнишней дружбы, и Марий дал мне разрешение с подозрительной готовностью. Это был один из немногих случаев, когда, будучи выведенным из себя, он оказался гораздо дальновиднее меня.
Катул приветствовал меня с дружеским энтузиазмом. Я не обольщался тем, что это исключительно из его привязанности ко мне. Он был все таким же любителем эллинизма, книжным и непрактичным, как всегда, и его армия состояла в основном из неопытных рекрутов. Я же был опытным офицером, обученным Марием новым приемам военного искусства, и состояние обороны и военных отрядов Катула повергло меня в уныние.
В последующие месяцы угрызения совести меня совершенно не мучили. Если я и намеревался использовать Катула в личных целях — и, возможно, освободиться из-под его начала, — то он в той же степени был готов пользоваться моими умственными способностями и приписывать себе чужие заслуги, будучи консулом. Наши амбиции в общественной деятельности, как ни странно, не оказывали никакого влияния на нашу личную дружбу: вероятно, две наши силы, действующие в противоположных направлениях, достигли равновесия напряженности.
Все то лето и зиму я трудился, словно раб, командуя полевыми военными учениями, выпрашивая у Рима поставок продовольствия, набирая вспомогательные войска из местного населения, организовывая патрулирование северных предгорий. Смотря ежедневно на величавые, заснеженные бастионы Альп, я молил о том, чтобы мне хватило времени приучить отребье Катула к дисциплине и превратить его в боеспособную армию до того, как варвары выступят в поход.
Обеспокоенные депеши, которые приходили из столицы, не придавали мне уверенности. Марий теперь совершенно открыто решил сделаться народным трибуном и агитировал за свое избрание на должность консула в четвертый раз с опасной помощью демагогов, чьи умонастроения он был не в состоянии постичь. Я рассудил, что варвары, в некотором смысле, были нашей гарантией безопасности. Пока существует опасность вражеского вторжения, пока Марий возвращается на север после каждых выборов, с Римом ничего не случится. Его консульство приобретет опасную окраску, как только его перестанут считать чрезвычайной мерой, когда Марию позволялось олицетворять новый Рим, где предприниматели пожимают потные руки толпе в фальшивой и бесчестной дружбе.
В ноябре кимврские и тевтонские племена устремились назад из Испании, чтобы форсировать, наконец, проход в Италию. Тевтонцы, прижатые на юге, вынуждены были идти через Галлию, где их поджидал Марий, кимвры спустились по горам к северу от нашей безнадежно ни на что не способной армии, появившись одновременно в дюжине мест.
Это были огромные, крепкие длинноволосые люди невероятной силы и выносливости, прирожденные горцы, способные скакать по горам, словно горные козлы, там, где ни один легионер не сумел бы пройти. Они тысячами наводнили проходы, появившись словно из-под земли. Наши разведчики доносили в изумлении, что враги скользили вниз по совершенно непроходимым ущельям и ледникам на своих широких полых щитах.
Ясно, нам пришлось отступить за реку. Все наши планы защиты оказались совершенно бесполезными, а разделять наши силы было бы равносильно самоубийству. Но даже река, раздутая от зимних снегов, не послужила препятствием для этих дикарей. Они, словно бобры, возвели через реку дамбу из стволов деревьев и больших куч земли.
Катул невнятно сетовал на позор отступления, и мы почти целый час ссорились в его палатке. Наше дыхание, словно дым, висело в морозном воздухе. В конце концов неохотно, но он уступил. Он не обладал талантом стратега, зато был упрям в делах чести. Катул настоял на том, чтобы ехать верхом во главе отступающей колонны, и я не сделал попытки оставить эту сомнительную привилегию для себя. Мы миновали тыловую стражу, охраняющую крепость у реки, и пошли маршем по заснеженным полям на юг к противоположному берегу По. Красное зимнее солнце висело на горизонте, деревья были черными и голыми, похожими
