Оливия Кулидж - Римляне
Конечно, он все продумал заранее. Гиппалу нужны были товары для торговли и ублажения индийских принцев, которые могут встретиться на его пути. Он просто украл то, что я отказался ему предоставить. Я был вне себя от гнева, негодуя большей частью на свое бессилие. Без сомнения, Гиппал погибнет в море или от рук пиратов. В любом случае, он сбежал, а с ним исчезли сокровища, что очень не понравится моему хозяину. Все обдумав, я решил принять вину на себя, нежели оправдываться. Я был вынужден просить денег взаймы, так что теперь вся моя жизнь на много лет вперед стала привязана к проклятому заливу. После этого случая я уже никому не доверял, и все дела пошли наперекосяк, ведь здесь все обманывают друг друга, но внимания на это обращать не стоит. Доведенный долгами, злостью на себя и ужасным климатом до страшной ненависти ко всем вокруг, я, в свою очередь, превратился в объект ненависти окружающих людей. Подошел к концу шестой год моего правления, и начался седьмой, еще хуже, чем прежний.
В начале года я был на севере по делам относительно сбора налогов в Набатее. Я сидел со своим сборщиком и его рабами, просматривая отчеты в полной уверенности, что меня обманывают. На этот раз я был сердит больше обычного. Сборщик, получавший намного больше своей обычной прибыли, все сильнее мрачнел. Тщетно пытаясь сдерживаться, я приказал подать вина и сердито потягивал из бокала, а сборщик глядел на меня так, будто желал, чтобы в вине был яд. Голова болела, а лицо было грязным от пота и песка пустыни. Я отлично понимал, что плохо веду дела, но был не в силах что-либо изменить.
– Это неудовлетворительно, – выговаривал я сборщику налогов, – я обо всем сообщу в Рим. Не хочу брать на себя вину за чужую растрату.
Сборщик нахмурился:
– Я делаю свое дело, вы – свое. Разве мне нужно еще давать вам взятку?
Это было уже слишком! Я с такой яростью поставил бокал на стол, что вино расплескалось.
– Ты, незаконнорожденный отпрыск обезьяны и ослицы, как ты смеешь оскорблять меня?
Сборщик пожал плечами. Это был смуглый человек с сальной кожей, сириец с неприятной внешностью, но очень умный. Он был наглее многих моих сборщиков и не привык извиняться, давая мне возможность неистовствовать и изрыгать ругательства, а сам сидел как ни в чем не бывало.
– Я не прикоснусь ни к одному медяку, который ты держал своими грязными руками! Засунь его в свою жирную башку! – бушевал я.
Сириец глядел на меня маленькими злыми глазками, всем своим видом показывая, что мне не верит.
Неожиданно мой слуга, который ждал снаружи, вошел в комнату с письмом:
– Господин, там ждет человек, который должен вам денег.
– Никто мне ничего не должен, – рявкнул я, видя, что сборщик решил, будто мне предлагают взятку прямо у него под носом, – все совсем наоборот, и вы это прекрасно знаете!
Слуге, вероятно, хорошо заплатили, потому что он продолжал:
– Вот письмо. Он дал его мне, потому что вы были заняты, господин. Если хотите его повидать, он ждет во дворе.
Я схватил письмо и сломал печать. Там была указана сумма, выплаченная мне менялой из Берениса, сумма настолько огромная, что я не верил своим глазам. Я дернул слугу за ухо:
– Как ты посмел дойти до такой наглости? Забери это! – Заметив на лице сборщика довольное выражение, я напустился на него: – Ты хочешь надо мной посмеяться! Но ты пожалеешь! Надо мной не будет смеяться всякий последний вор только потому, что у меня нет денег.
– У тебя больше никогда не будет нужды в деньгах, – раздался в дверях голос.
Я обернулся, положив руку на кинжал, который носил на поясе по арабскому обычаю, и увидел… Гиппала. Он похудел, поседел, пообносился, но чувствовал себя непринужденно и был искренне рад встрече со мной.
– В чем дело? – удивленно спросил он. – Я никогда не видел, чтобы ты выходил из себя!
– Ты! – вскричал я, выхватывая нож. Я не желал пускать его в ход, просто хотел напугать Гиппала, заставить его испытать хоть толику тех мучений, через которые прошел сам. Что до денег, то я не верил ни одному слову, написанному в письме. Я не сомневался, что Гиппал потерял корабль и команду и вернулся, надеясь вновь обвести меня вокруг пальца, настолько он был ослеплен своей теорией. Но я открою ему глаза! Когда закончу, ему останется только умереть, настолько жестокой будет моя месть. Лучше бы ему затеряться на аравийском берегу или погибнуть в океанских пучинах. Подыскивая нужные слова, я увидел, что он улыбается.
– Как тебе нравится быть таким богачом? – дружелюбно спросил он. – По правде сказать, мой друг, ты меня удивляешь. Никогда не думал, что тебя можно вывести из равновесия.
Тут я сообразил, что все еще держу письмо в руке. Дрожа от гнева, я медленно положил его на стол.
– Ты напрасно стараешься отвратить мою месть этим дешевым фокусом.
– Но послушай… – Гиппал в изумлении простер ко мне руки.
– Ты безумец! Ты действительно надеешься, что я помогу тебе снарядить другой корабль после наглого предательства? Однажды ты уже погубил меня, но ты за это заплатишь, потому что я своими руками вырежу тебе сердце. – Я вновь выхватил нож. Я был разъярен, к тому же мне невыносимо было видеть его улыбку.
Гиппал рассмеялся:
– Да ты мне не веришь! Но это правда! Я был в Индии. «Западный ветер» сейчас в Беренисе с грузом перца на борту стоимостью… В общем, ты не поверишь, но еще невероятнее то, как дешево мне этот перец достался! Я говорил тебе, что арабы… – Он пожал плечами. – Ты знал, что перец – вьющееся растение и растет повсюду в Индии? Мне его на борт привозили в маленьких щелистых лодках, сделанных из досок и законопаченных водорослями. Какие там люди? Смуглые, носят два одеяния, одно на бедрах, другое – на плечах. Мужчины носят белое, а женщины в основном красное и желтое. Помимо выращивания перца, они ловят рыбу в лагунах, потому что весь берег изрезан заливами и ручьями. Там бывает сезон дождей, которые приносит западный ветер. Есть города, из одного прибыл принц, которому я дал немного золота. Их боги отвратительны и жаждут крови. Они живут в храмах, покрытых омерзительной резьбой. Зачем мне придумывать? Ах да, они страдают от болезни, при которой одна нога утолщается до чудовищных размеров, так что человек с трудом может передвигаться. Он мечется в лихорадке, а потом умирает. Я сталкивался с такими случаями…
Я нащупал табурет и сел. По моему лицу струился пот, я отер его рукой.
– Ты побывал в Индии, в течение сорока дней ориентируясь по ветру?
Гиппал кивнул:
– Тридцать восемь, а на тридцать девятый день восточный ветер погнал нас назад. Мы не встречали чудовищ, зато видели много разных невиданных рыб. Пять человек умерли, трое от болезни и двух смыло за борт. Шел дождь, и были высокие волны. Приходилось идти кормой вперед. Мы потеряли лодку. Но теперь все корабельные мастера Берениса собираются в гавань посмотреть на «Западный ветер». Купцы слушают наши рассказы. На юге можно добыть жемчуг, так мне говорили. На севере, в Китае – шелк. Слоновая кость, нард, бирюза, индиго, муслин, всякие дорогие товары, все это – легкая добыча, если плыть моим путем. Надо только построить подходящий корабль и ориентироваться по ветру. Я говорил тебе, что это правда.
Я кивнул, не находя слов:
– Ты был прав, мой друг, а мы – дураки. Это Великий торговый путь. – Я хотел еще что-то сказать, но язык не слушался меня.
Так все и вышло. Каждый год из Берениса в Индию отправляются сто двадцать кораблей, и невозможно измерить ценность товаров, которые они привозят оттуда. Поистине Великий торговый путь! Самому мне не довелось этого увидеть, потому что я забрал свои деньги и отошел от дел. Не увидел этого и Гиппал: он совершил три путешествия на Восток, а потом вознамерился обогнуть берега Индии и плыть дальше, чтобы найти полуостров, называемый им «золотым», который, если он и вправду существует, должен быть границей земного шара. Итак, Гиппал плыл все дальше и дальше на восток и не вернулся. Он совершил великое открытие. Говорят, что сейчас на Малабарском побережье уже слышна греческая речь, а в Музирисе, главной гавани, на расстоянии, может быть, каких-то двух тысяч миль от римских границ среди чудовищных чужих богов стоит храм Августа. И Гиппал не забыт. Арабы зовут его открытие «сезонным ветром» или, на своем языке, «муссоном». Но греки, плывущие по Великому торговому пути, называют его так, как полагается и как будут называть это открытие еще многие века, – «ветер Гиппала».
Лев и разбойник
Нела, маленький городишко в римской провинции Азия, нельзя сравнить с Эфесом, или, скажем, Милетом, или другим городом с древним именем, который щедро украшен благодарными жителями и знаменит своими храмами, богатством, размером. Но и Нела совсем неплох, с крохотным форумом, улицей красильщиков, занятых тем делом, что составляет основную статью доходов городка, шумным рынком, храмом богини Майи и великолепным новым храмом, посвященным Риму и императору Августу. И если бы жители Нелы довольствовались починкой старого деревянного театра, каждой новой статуей или каждым мощеным участком дороги, расчисткой маленького ручья и устройством выложенного мрамором пруда, всей своей размеренной жизнью, этот городок еще долго бы оставался спокойным и незамеченным.
