Александр Чаковский - У нас уже утро
Весельчаков высунулся из окна и крикнул:
– По местам, ребята! «Добро» получено!
Через несколько минут ровно затарахтел мотор. Палуба стала вздрагивать мелкой дрожью.
Доронин стоял в рубке за широкой спиной Весельчакова, державшего руки на рулевом колесе.
Когда сейнер вышел в море, из окна стал виден весь комбинат: пустынная ещё каменная пристань, развешанные для просушки сети, консервный завод, длинные низкие сараи пошивочного и засольного цехов и за ними тёмные, прикрытые утренним туманом сопки.
Сейнер стало покачивать. Крутя рулевое колесо, Весельчаков искоса поглядывал на укреплённый перед ним компас.
– Это вы, товарищ директор, правильно сделали, что с нами в море пошли, – Весельчаков говорил, не оборачиваясь, и Доронин не видел выражения его лица. – Теперь сами увидите, что никаких таких секретов мы не имеем. Просто люди честные, добросовестные, понимаем, что государству рыба нужна.
Доронин молчал.
– Вот мы сейчас миль за двадцать мористей уйдём и начнём рыбку ловить, – не унимался Весельчаков. – А там с улова и поджарить можно.
Доронин по-прежнему молчал. В конце концов умолк и Весельчаков. В окно рубки дул холодный солёный ветер. Сейнер сильно качало. Теперь Доронин понял, что море выглядело спокойным только с берега.
Невесть откуда появился туман. Казалось, что сейнер пробирается сквозь облака, спустившиеся прямо на воду. В рубке всё стало влажным: стены, потолок и даже широкая спина Весельчакова.
– Ну и места! – снова заговорил Весельчаков. – Одно спасенье – компас. А то погонит твой корабль прямо к самураям в гости…
Взглянув через плечо Весельчакова на влажное стекло компаса, Доронин увидел в нём улыбающееся лицо шкипера.
Качка усилилась, и Доронин почувствовал, что ему становится нехорошо.
Внезапно туман рассеялся. Не более чем в километре от сейнера над водой взметнулось чёрное длинное тело огромной рыбы.
– Акула-матушка, – спокойно сказал Весельчаков. – Должно, касатки атакуют. Вот, товарищ директор, доложу вам, игра природы – касатки. Самки куда меньше акулы, а в бой первые лезут…
Действительно, описывая в воздухе крутую дугу, из воды выскакивали какие-то короткие стремительные рыбы с острыми плавниками на спине.
«Все запугивает!» – подумал Доронин.
Весельчаков повернул рулевое колесо и сказал!
– Ещё немного возьмём мористей и начнём.
Доронин с трудом расслышал его слова. Он стоял, ухватившись руками за оконный переплёт. В ушах его звенело. Во лны с шипением лезли на сейнер и перекатывались по палубе. Доронин облизал губы и почувствовал острый, солёный вкус во рту. Его затошнило.
Погода все ухудшалась. Казалось, что ветер грудью упёрся в рубку. Сейнер нырял из одной волны в другую. Время от времени корма его отрывалась от воды, и тогда становилось слышно, как винт режет воздух.
Весельчаков наконец обернулся.
– Э-э, – протянул он, одной рукой придерживая рулевое колесо, – что это с вами, товарищ директор?
Он крикнул одного из рыбаков, и тот, подхватив Доронина под руки, с трудом спустил его по трапу в помещение для команды. Подстелив грязный, пропахший рыбой ватник, он уложил директора на грубые дощатые нары.
Доронин лежал, запрокинув голову и боясь пошевелиться.
Когда он пришёл в себя, то увидел, что рядом с ним сидит Весельчаков.
– Ну как, товарищ директор? – добродушно сощурившись, спросил шкипер.
Доронин молчал.
– А мы уж домой идём. Рыбки взяли порядочно. Ругать не будете. А вам не полегчало?
Доронин закрыл глаза и сделал вид, что засыпает. Но Весельчакова трудно было обмануть.
– Вам бы теперь лимончик пососать… – продолжал он. – Да разве в этих проклятых местах найдёшь?… А я и забыл, дурак, что вы этой болезни подвержены… Помните, на пароходике-то, на «Анадыре»?…
Весельчаков ушёл, а Доронин лежал без движения до тех пор, пока не услышал, как борт стукнулся о стенку. Он понял, что путешествие окончено. Два рыбака помогли ему выйти на палубу.
Мимоходом заглянув в трюм сейнера, Доронин увидел серебристую груду рыбы.
Он еле стоял на ногах. Состояние его было тем более плачевно, что море совершенно успокоилось. Яркие солнечные лучи настойчиво пробивались сквозь чёрную тучу, и казалось, что туча плавится от близости солнца. Воздух стал прозрачным. Виднелись дальние сопки.
На пирсе толпились люди, как обычно встречавшие сейнер Весельчакова. Среди них были Вологдина и Венцов.
Весельчаков хотел помочь пошатывающемуся, бледному Доронину перешагнуть через фальшборт, но тот резко оттолкнул его руки и, собрав последние силы, ступил на берег без посторонней помощи.
В тот же день Доронина вызвал к себе Костюков.
– Воюешь? – спросил он, едва Доронин переступил порог кабинета.
– Воюю, – ответил Доронин, полагая, что речь идёт о борьбе комбината за выполнение плана. – Думаю в ближайшее время добиться перелома.
– Нет, я о другом, – Костюков покачал головой. – С Весельчаковым все воюешь?
– Ну, знаешь, товарищ Костюков, – не выдержал Доронин, – это такой проходимец…
– Погоди! Проходимец, шкурник – все это, очевидно, так и есть. Что ж, гони его с комбината или суд над ним устрой показательный…
– В том-то и дело, – угрюмо сказал Доронин, – что я не могу его сейчас выгнать. Он один из немногих рыбаков, которые берут рыбу.
– Вот, вот, – словно обрадовался Костюков. – Так, может быть, вместо того чтобы с ним копья ломать, стоило бы и о других рыбаках подумать? Организовать соревнование да победить в нём твоего Весельчакова, развенчать его, показать, на что наши люди способны…
Вечером в кабинете Доронина состоялось первое заседание партийной группы комбината. Явка была стопроцентная: Доронин, Черемных и Нырков.
За окном бушевал шторм. Когда с моря налетал особенно сильный порыв ветра, электрическая лампочка почему-то сбавляла накал, словно ветер задувал её.
Море штурмовало остров с такой яростью, как будто решило сдвинуть его с места.
А трое коммунистов собрались на краю советской земли на своё первое партийное собрание.
Парторгом был избран Нырков.
– Собрание партгруппы считаю продолженным, – явно смущаясь, впервые в жизни выговорил он такие слова. – Слово имеет товарищ Доронин.
Доронин несколько минут молчал, точно не слыша слов Ныркова. Он и в самом деле не слышал их. «Ну вот, мы и создали парторганизацию, – думал Доронин. – Небогато, конечно, три человека, но всё-таки организация…» Перед его глазами возникло полковое партийное собрание. «Да, в полку даже заседания бюро были многолюднее, чем здесь общее собрание… Ну что ж, лиха беда – начало». Он представил себе пароходы, штормующие сейчас в море по пути из Владивостока на Сахалин. «Среди людей, плывущих сюда, наверняка есть и коммунисты и комсомольцы… Итак, Нырков – парторг. Рискованно, конечно. Парень молодой, и коммунист молодой… Придётся как следует помогать. Но ведь выбора всё равно не было. Черемных слишком загружен производственной работой. Кроме того, хотелось иметь парторгом человека, повседневно связанного с рыбаками, живущего одной жизнью с ними…»
– Ваше слово, товарищ директор, – повторил Нырков.
– Что ж, товарищи, – как бы очнулся Доронин, – положение у нас на комбинате тяжёлое, сами знаете. План по лову горбуши мы не выполнили. Камбалы и трески тоже берём мало. Причины ясны: нет обученных кадров, мало флота. Мы должны добиться перелома. До периода штормов времени мало. Надо суметь за эти недели взять максимум рыбы. Как? Вот об этом нам и нужно сегодня поговорить.
Словно в ответ на его слова, с моря налетел новый порыв ветра. В комнате сразу стало холоднее. Доронин поёжился.
– Стены шпаклевать надо, – глухо сказал Черемных, – а насчёт лова я смотрю дальше. Вы говорите об осеннем лове, а я предлагаю подумать и о весенней путине. Чем возьмём сельдь? В конце концов, план решает путина.
Доронин достал письмо, недавно полученное им из министерства, и прочитал его вслух. Москва сообщала, что к весенней путине комбинат сможет рассчитывать на двадцать дрифтеров, несколько рыбонасосов, около пятидесяти брезентовых посольных чанов.
– Конечно, – тихо заговорил Нырков, – о том, что прибудет, вам лучше знать. А я вот насчёт людей. Боятся люди моря, не привыкли к нему. Я честно скажу: сам ещё немного побаиваюсь. На Весельчакова этого многие прямо с завистью смотрят, – думают, секрет у него какой-то есть.
Доронин почувствовал, что краснеет.
– Вырвать бы у него этот секрет, – продолжал Нырков, – а как? Не на поклон к нему идти, а самим научиться так ловить.
– Легко сказать, – пожимая плечами, пробормотал Доронин.
– Я понимаю, – все так же тихо продолжал Нырков, – не легко, а надо. Сейчас море над людьми хозяйствует, а нужно бы наоборот.
– Что ты предлагаешь? – прервал его Черемных.
