Еремей Парнов - Заговор против маршалов. Книга 2
— Чувства юмора ни на полпенни,— сказал потом Ширер.— Вот увидите, они очень скоро отыщут в японцах нордическую кровь.
— Бьюсь об заклад, что к пакту приложена секретная часть о совместных действиях против России,— Тед Тарнер определенно набивался на пари.
Операция началась ровно в два часа ночи. Первая группа перекрыла подступы к Бендлерштрассе со стороны моста через Ландверканал, вторая блокировала Тиргартенштрассе. Как только в кварталах между улицами Регентен и Хильдебранд отключили электричество, связисты перерубили свинцовую кишку телефонного кабеля. Переодетые в форму полевой жандармерии гестаповцы из криминальной полиции с двух сторон двинулись к военному министерству.
Его окна были темны, но скоро включилось автономное освещение. Возле подъездов и кое-где на втором этаже затеплились оранжевые квадраты.
Кто-то в первой шеренге заколебался, сбил шаг, но его подтолкнули дулом «шмайсера». Помимо гестаповцев в группу входило несколько уголовников, загодя извлеченных из гамбургских тюрем. Им посулили досрочное освобождение и по сотне марок на рыло. Перед самой акцией всем дали глотнуть шнапса.
Оберштурмбанфюрер Хауссер взглянул на светящийся циферблат и, поставив сапог на подножку, наклонился в приоткрытую дверцу «мерседеса». Шофер передал ему тяжелую трубку полевой рации.
— Приступайте,— скомандовал он внезапно охрипшим голосом.
Машина и стоящий рядом фургон притаились в ледяном мраке Гроссер Штерн-аллее. Когда на набережной Королевы Августы разом погасли редкие фонари, стало совсем темно. Только отсветы Уфер Шенебергера подрагивали в зеркальной глубине фар, просачиваясь сквозь облитые глазурью ветви.
Хауссер плотнее запахнул кожаное пальто с меховым воротником, обостренно прислушиваясь к глухому дыханию ночного города. С канала поддувал пронизывающий сырой ветер. Вскоре почти одновременно громыхнули, однако не слишком сильно, два взрыва. Небо над Бендлерштрассе осветилось бледно-зеленой вспышкой. Потом, словно бы нехотя, с дрожью, стало разгораться ржавое зарево.
— Перехожу ко второму этапу,— доложил Хауссер оберфюреру Беренсу, бодрствовавшему возле радиоаппарата на Принц Альбрехтштрассе.— Прием!
— Действуйте! — торопливо откликнулся Беренс.
— Номер два,— распорядился оберштурмбанфюрер.— Впе-е-ред!
Радист на углу Бендлерштрассе, сгорбившийся под тяжестью рюкзака, из которого торчал гибкий хлыстик антенны, просигналил фонариком. Атакующая группа, разделившись на четыре кучки, рванулась к подъездам.
— У вас горит! Где телефон? — рвали, стуча кулаками, ручки дверей.— Немедленно вызовите пожарных!
Оглушенную охрану связали по рукам и ногам и выволокли на улицу. Четверо офицеров крипо вместе со знаменитым Габи — медвежатником международного класса — метнулись к лестнице. Шаря лучами по стенам и поминутно справляясь с планом, нашли коридор «4В», завернули за угол и бросились к стальной двери, ведущей в помещение архива.
Габи деловито загремел своими отмычками.
— Быстрей! — постукивая каблуком, понукал его низкорослый толстяк с парабеллумом в нетерпеливо дрожащей руке.
— В таких делах торопиться не принято, господин комиссар,— Габи продолжал обстоятельно перебирать связку с крючками.— Лучше посветите как следует.
— Громы небесные! — коротышка сменил револьвер на фонарь.— Чего ты копаешься?
Медвежатник не удостоил его ответом. Замок наконец щелкнул, заскрежетал, и бронированная плита на диво легко уползла в стену.
Скользнув лучами по шифрам, быстро определили нужный сейф. Габи достал новую связку и, вооружившись стетоскопом, принялся ковыряться в замочной скважине. Прослушивая ему одному понятные вздохи металла, бережно поворачивал цифровое колесико.
С сейфом он провозился на несколько минут дольше.
— Все, господин комиссар? — спросил, отворяя дверцу.
— Теперь этот и вон тот,— наугад ткнул низкорослый, выгребая папки с документами.
Пока он сверял индексы, Габи вскрыл еще один шкаф и переместился к следующему, угловому.
Офицеры отобрали необходимое, уложили в дюралевый контейнер, а остальное пошвыряли обратно. К несказанному удивлению Габи, они даже не прикоснулись ни ко второму, ни к третьему сейфу, хоть он и взял их один быстрее другого. «Для отвода глаз»,— решил сметливый медвежатник.
Перед тем как уйти, кто-то плеснул в набитое бумагой нутро из канистры с бензином и, обойдя хранилище, трижды чиркнул спичкой.
— Теперь все вниз, мигом!
Вдохнув полной грудью бодрящий холодок свободы, Габи устремил мечтательный взор к звездному небу, затем вопросительно уставился на коротышку, которого знал как сыщика уголовной полиции. Он дважды брал Габи — в двадцать девятом и тридцать втором, так что отношения установились самые доверительные.
— Туда,— коротышка взмахнул револьвером в сторону Тиргартена.— Живо! — одного за другим он выталкивал ряженых уголовников, довольно посверкивая золотом зубных коронок.— Скорее в машину, ребята!
Все побежали, вернее полетели, словно на крыльях, легко отрываясь от суровой земли. Услышав, как за спиной прострочила короткая автоматная очередь и что-то просвистело возле самой щеки, Габи споткнулся на бегу, но уже не успел обернуться и кубарем покатился по мелкобрусчатой мостовой. Упав лицом на обледенелую решетку стока, он поджал колени к животу, со стоном дернулся и затих.
Раненых методично добили из револьвера.
На углу дожидался с работающим мотором крытый брезентом «бьюссинг».
— У нас все,— доложил Хауссер, принимая контейнер.
— Чудесно! — обрадовался Беренс и, не сходя с места, позвонил Гейдриху.
— Счет два — один,— группенфюрер сразу же снял трубку.— Спасибо за отличную работу.
«В дополнение к нашему сообщению о пожаре в Германском военном министерстве направляю подробный материал о происшедшем пожаре и копию рапорта начальника комиссии по диверсиям при гестапо...
Генеральный комиссар государственной безопасности
Ежов»
44
Перед началом заседания Ворошилов отозвал в сторонку Якира.
— Ну что, подлечился в своих Карловых Варах? Как самочувствие?
— Спасибо, Климент Ефремович. Все хорошо.
— Все, да не все,— протянул нарком, глядя снизу вверх на рослого командарма.— Зачем ты снова полез? Я же тебя предупреждал! С Гарькавым все ясно: дал показания. Тебе что, неймется?
— Я, Климент Ефремович, о семье хочу позаботиться, о детях.
— Ох, Иона, Иона... Только себе навредишь. Как ты думаешь, почему тебе маршала не дали? Помнишь историю с семенным хлебом?.. То-то и оно. У меня ведь из-за тебя тоже неприятности были. Я тогда не хотел говорить, а теперь знай. В последний раз предупреждаю, поимей это в виду, или я тебе больше не защитник. Образумься, Иона Эммануилович.
Ворошилов возглавил Наркомат по военным и морским делам 6 ноября двадцать пятого года, сразу после загадочной смерти Фрунзе на операционном столе. Член РВС Первой Конной, командующий войсками Северо- Кавказского военного округа, затем Московского, он не чувствовал себя достаточно подготовленным к столь ответственной и тяжелой работе и честно сказал об этом Сталину. Но вождь настоял на своем. Ворошилова он знал еще с девятьсот шестого. Первая Конная, Царицын — все это сыграло в нужный момент, когда понадобилось посадить на ключевую должность своего человека. Непритязательная внешность, умеренный рост, заурядные способности и безусловная личная храбрость лишь подкрепили правильность выбора. Новый нарком начал с того, что поспешил отдать пальму первенства в строительстве вооруженных сил могучему покровителю: «Несокрушимая воля Сталина передавалась всем его ближайшим соратникам, и, невзирая на почти безвыходное положение, никто не сомневался в победе».
Так и держался на романтической восторженности все дальнейшие годы, оставив себе символические атрибуты прошлых, зачастую выдуманных поэтами, и, главным образом, грядущих побед.
