Дмитрий Петровский - Повесть о полках Богунском и Таращанском
— Вот черт! Ну, передай эскадрон Буленко и катай с нами.
— Это айн момент! — сказал Душка, повеселев, и опрометью выбежал из хаты.
— Не оставляет тебя твоя Душа? — спросил, улыбаясь, Евтушенко. — Как его фамилия-то настоящая? Душа, что ли?
Денис тоже улыбнулся.
— Душка.
— Душа он и есть.
И с тех пор он стал звать Грицька «Душой».
БАНДУРИСТ
Места, по которым они проезжали, были полны романтики, что бросилось в глаза Денису, как только вступил он на Глуховщину. Холмистый, с гребнем тополей на самом отдаленном кургане, пейзаж при луне напоминал какую-то пышную декорацию к украинской песне. А песня— одна из чудеснейших в мире, украинская песня — неслась к ним издали и таяла в воздухе, как бы смешиваясь с ароматом теплеющей талой земли и набухающих почек тополей.
— Это Ярославец, — показал Евтушенко в сторону тополевого гребня на горизонте,
Ярославна рано кичетВо Путивле на забрале!.. —
вспомнилось Денису.
— А сколько тут до Путивля? — спросил Денис,
— Сорок верст с гаком, — отвечал Евтушенко. — А почему спрашиваешь?
— Да так, — отвечал Денис. — Одну песню вспомнил.
— Еге! Тут и не одну вспомнишь! — загадочно отвечал Евтушенко. — .Тут все песни вспомнишь. Такие места! Наши места знаменитые!
Они проскакали ночной Ярославец, распугав по аллеям кочубеевского парка поющих и жартующих с хлопцами дивчат.
— Это бывший Кочубеев двор. Была домина, да стала руина! — показал Евтушенко на руины кочубеевского дворца. — Разбили бандюги оккупанты, пушками раз-гавкали. Тут у нас было с ними генеральное сражение. Народное имущество перепортили, песьеголовцы. Ну, вот и лес… Вот и приехали! — показал он вдруг. — Теперь за мною, вправо дороги!
Проехав еще немного, он свистнул, и прямо из лесу на него выскочила фигура всадника.
— Тише ты, черт! — подъехал к нему Евтушенко.
Они о чем-то переговорили.
— Можно ехать! — вернулся Евтушенко. — Самый разгар, Хрин верховодит.
Поехали по открывшейся вдруг просеке. Навстречу им ехал медленно конный отряд человек в двадцать.
— Делегация? — спросил передовой, подъехав.
— Большевики! — отвечал Евтушенко,
Всадники повернули коней и пристроились рядом, окружив приехавших.
Денис вглядывался в их вооружение и одежду. Под одним, ехавшим рядом с Денисом — видно, старшим, — было седло. Вместо винтовок у большинства за поясами торчали обрезы, а вместо сабель — лезвия от кос, замотанные в войлок.
Ехавший рядом с Денисом вдруг спросил:
— Ты Кочубей?
— Да, Кочубей.
— И Денисом зовут?
— Денисом, — отвечал Кочубей.
Всадник потрогал маузер, высовывающийся из голенища сапога.
Денис обменялся с ним взглядом, тот невольно улыбнулся в ответ на косой взгляд гостя.
— Примериваешься?
— Примериваюсь! — ответил Денис.
Проехав с полверсты просекой, всадники услышали гул голосов и почуяли дым лесного костра. Какой-то мелодичный звук примешивался к гулу.
Но через минуту Денис уже ясно различил, что это звук бандуры, и вспомнил загадочные последние слова умершего два часа назад на его глазах шпиона: «Тут все дело в бандуре!»
«Так вот она и бандура! Сейчас все станет понятным», — подумал он.
Они свернули в гущу леса и поехали извилистой, черневшей в рыхлом снегу тропой на голоса, которые все приближались. Уже ясно различимы были и слова песни:
А Кармалюк — гарний хлопець,Він по світу ходить,Не одную дівчинонькуІз розуму зводить.
Всадники подъехали к костру. Вокруг костра сидели люди, задумчиво слушая песню. Их было больше сотни. Меж деревьями фыркали кони, пахло сеном, навозом, жареной бараниной и самогоном.
Никто и не подумал обернуться на приезжих. Все сидели, сосредоточенно слушая песню и чуть подпевая.
Провожатые спешились, спешились и приезжие и подошли к общему кругу.
Теперь кое-кто из сидевших поближе к костру отодвинулся в сторону, уступая, место гостям. А бандурист продолжал петь и, кончив песню, все еще перебирал струны, отыскивая какой-то веселый, игривый, шуточный мотив.
— Дядьку Микита, гости приехали! — сказал один бандуристу.
— А хиба ж я не бачу, — усмехнулся бандурист. — То й що ж, як прыихали? Хай нас послухають!
В голосе бандуриста была насмешка и вызов. Перестав подбирать веселый мотив, он вдруг сурово кашлянул и запел каким-то особым, властным голосом, как бы желая внушить всем торжественность этой песни:
Ой, що ж бо то тай за ворон,Що над лісом крякає?Ой, що ж бо то за бурлака,Що всіх бурлак збірае?..
И Денис невольно заслушался.
— Ну, что скажешь, Кочубей? — спросил певец, кончив петь и помолчав, как будто он именно к нему относился песней и ждал от него ответа.
— Я приехал вас слушать, а не говорить. А говорить я завтра буду.
— А! Ну так и слухай.
И бандурист стал вновь перебирать струны, прикладывая ухо к бандуре, как будто желая вызнать, что сама она еще скажет.
По толпе прошел гул: люди, видимо, делились впечатлениями от слов Дениса.
— Значит, наша взяла? — услышал Денис вырвавшуюся у кого-то фразу и оглянулся. Рядом с ним стоял широкоплечий, бородатый, среднего роста и крепкого сложения человек.
— Хрин! — сказал Евтушенко, толкнув локтем Кочубея. — А ну, помолчи, Хрин: чи то ваша, чи то наша! Спивай, дядьку, — сказал он слепцу, — а мы послухаем, зато и вы нас потим послухаете.
— Послухаемо! — сказал Хрин. — То вже вам були Маруськи, що слухалися.
И он засмеялся, видимо поддразнивая слишком самонадеянного Евтушенко.
Бандурист все продолжал перебирать струны, как будто не допросился еще у бандуры последнего слова.
ХРИН
— Мы ж не бандюги, — заявил Хрин, когда поужинали.
Он вытер усы хусткой, вынутой из кармана шаровар.
— Я сам напрыклад за коммунию, чарторыжский староста. Мы — артель!
— Усе для бидних и гнетених! — сказал бандурист и повел в сторону Дениса невидящими белыми глазами.
— Ну, а за поубиваних помстимось, — сказал Хрин. — Хиба ж то советська власть у городи? То жбуржуяги, то ж биляки, должно быть, за вищо ж воны повбывалы народ? За вищо вбылы Кривущенко? Увесь народ, що тут е, з одчаю тут. Из пометы тут. Евтушенко нас попередыв, що ты — Кочубей. Чулы мы про партизана Кочубея. Була й наша думка до нього йты; у Красную Армию упъять податься. Ну й пишлы до города. Та нас и не допустылы. А Кривущенко — може, чулы — с хлопцями живыми у могилу закопалы. Знову-таки у «козацьку могилу». Що це — чи знов москали? Га? Скажи ты нам чисту правду: може, це знов москали? Одвику москали?
— Начнем сначала, — сказал Денис, — чтобы не запутать! Москали, кажешь? А москали нас звильнили вид пана и вид хана. Памятаешь Богдана?.. А скажи мне, наприклад, Хрин, кто революцию начал и кто у себя советскую власть установил? Русские рабочие и русские солдаты. И спасибо им надо сказать, если они нам, украинцам, в том помогают. Были вы на нейтральной зоне?
— Булы… Ну так що з того, — зрада и вышла с той самой нейтральной зоны, — чертяка нас туды и знис. Черняк и той сам був головою не поклав. Откуда взялся какой-то донской казак, Примаком зовут? Такой тебе пан гетьман, может ты его й знайдеш, того паныча?
Денис кивнул головой и сказал:
— Только не донской он казак, а черниговский гимназист.
— Ну от, бач, скубент, звисно ясно, что шатия!
— Раз студент, так и шатия? Я тоже студент. Не в этом дело. Ну, что ж Примак Черняку сделал?
— Та хотив же вбыты. «Подчиняться мне, говорит, и точка!» — «А хто ты такой, чтоб тебе подчиняться?» — говорит ему Черняк, а у самого рука до маузера. Ну, тут у них и пишло. Чернякивци прискакали до нас. «Знимайся, кричат, глуховцы, змена!» А и до того тут без нас народ немцы вымучили в гроб-могилу. Оккупанты стали без. нас издеваться над населением. Нам треба их выручаты. И нам уже кровь к глотке подступила. Ну, мы и снялись. А батарея с командиром на пароме приза-держалась трохи. Тут и нарвался на него член самый правительства, рыжий такой, поповской наружности, уроди дьякон, з волосом до плич. Пятаковский, или черт его знает, кто таковский. Очкастый такой, голенастый шкандыбайло. Может, и его знаешь?
— Наверное, Пятаков?
— Во-во, он самый! Так ты, значит, их усех знаешь. Знакомые тоби жупелы!
— И оба они, и Пятаков и Примаков, кстати сказать, украинцы.
Хрин, переходя к повествованию о демаркационной линии, сам незаметно для себя перешел на русский язык.
— А батарея ждет перевозу. Он и начни тут хай: «Поворачивай назад!» А Граф ему говорит: «Да катись ты, откель пришел, козлиная твоя борода. Рыжее шкандыбайло! Не тебе нам тут порядок давать! Откуда ты на нас взялся?» Ну, тут подъехал еще этот самый Примак и еще один там пузан, полковник Храпивницкий, возьми да и убей Графа безо всякого разговору.
