Александр Солженицын - Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого
Да повсюду властей становилось множество: губернский комитет, уездный комитет, городская дума, губернский комиссар, уездный комиссар, губернская земская управа, уездная управа, совет рабочих депутатов, совет солдатских депутатов. А вот — наезжий из губернии самолично смещает уездную управу. Одни органы стесняются другими, конкуренция власти, вмешательство одних в круг деятельности других, ещё спорят из-за помещений. Часто городской комитет (иногда — человек 200) заседает рядом с думой и не признаёт её решений, выносит свои. Уездные комитеты пререкаются о компетенции с городскими. Несколько учреждений толкутся на одном и том же, другие стороны жизни вообще никем не обслуживаются. Взрывы недовольства, почему комиссары назначаются сверху, началось лихорадочное переизбрание комиссаров.
В провинциальные комитеты попадают самые пёстрые и совсем неожиданные люди. Например, в Новгород-Северском комитете: кроме учителя Лосика, присяжного поверенного Певзнера и акцизного чиновника Свидерского — вернувшийся из тюрьмы эсер Кононенко и сапожник Капитон, суждённый и за революционную деятельность и за участие в еврейских погромах и кражах.
На Лысьвенском заводе Пермской губернии в состав совета рабочих депутатов полноправно вошли представители военнопленных.
* * *Первый акт возникшего в Темрюке Исполнительного комитета: регулировка ловли раков в Кубани.
Две трети населения Ставрополя (кавказского) составляют огородники и мелкие сельские хозяева. Когда в апреле городская управа, для покрытия своего бюджета, объявила торги на сенокосы, сильно расширенные ею вокруг города, — толпа мещан ворвалась в управу и грозила выкинуть их со второго этажа:
— Торгов не допустим! Как земля Божья — так и трава Божья. Теперь — наша сила. И по народному праву — разделить всё, что городу принадлежит, и городские земли — между жителями.
* * *На Александровских заводах военного ведомства в Екатеринославской губернии рабочие взялись менять администрацию. Помощником начальника завода назначили фельдшера.
* * *В Благовещенске совет рабочих депутатов постановил: вместо того чтобы добиваться от судовладельцев своих требований забастовкой — реквизировать всю амурскую флотилию.
* * *До самой революции, несмотря на затяжную войну, мариупольский городской базар был забит подводами из сел; особенно изобиловала рыба — сушёная, солёная, копчёная, вяленая; на базарных кухнях бабы жарили пирожки, оладьи, варили уху, борщи с мясом, каши, — всё стоило от копейки до пятака, ещё и с добавкой хлеба. С „Бескровной” всё переменилось: деревенский привоз исчез. Теперь сами горожане потянулись в соседние сёла, таща за собой мешки с вещами на обмен и остатки „николаевских” денег, которые деревня продолжала принимать.
* * *В городах продовольственной частью ведают на разрыв городские управы и продовольственные комитеты. В управах — неразбериха, из-за того что уволены многие опытные и давние работники и заменены ревдемократами, незнакомыми с техникой продовольственного дела.
В провинции нет сахару, белой муки, масла. Привоз хлеба из деревни после объявления хлебной монополии упал. Где твёрдые цены за пуд 2 рубля — покупатели дают 4 рубля, а с них спрашивают 5 и даже 8.
* * *Идёт мужик по базару с четвертью молока. Городская к нему: „Почём?” Он:
— Пять целковых.
— Как, такой-пересякой, тебе пять целковых? А такция? Эй, милиция, смотри! Мужик молоко не по такции продаёт!
— А-а, сука, тебе по такции? Так на, бери! — Да хватил четвертью по мостовой, брызги, стёкла, полилось между камнями. — Всяка сволочь тебе такцию уставлять будет! Неужто я своему добру стал не хозяин? (Из Наживина)
* * *На житомирском городском продовольственном складе загубили 1000 мешков муки, полученной в середине марта, после революции. Разъярённая толпа рвалась учинить самосуд над членом Исполнительного комитета Арндтом.
В Овруче начали громить винный склад, но отряд из Киева помешал.
В Рогачеве толпа арестовала шесть купцов, обвиняя их, что они спекулировали продуктами. Гарнизонный комитет расследовал — ничего подобного. Освободил купцов.
В слободе Николаевской совет рабочих депутатов постановил, чтобы торговцы продавали свои товары на 50% ниже существующих цен. Покупатели кинулись в лавки. Торговля разгромлена, продавцы бежали.
Во Владимире солдаты обыскивают частные помещения, отбирают запасы муки, дров.
* * *Группа гимназистов Торжка прослышала, что 18 апреля надо ходить с большими красными флагами. Сложили копейки, пошли купить красной материи. Но ни в одной лавке не нашлось ни куска: всё распродано.
В Тифлисе местный комитет кадетской партии назначил публичное собрание. Совет рабочих депутатов, узнав о том, запер двери помещения, Даже не предупредив партийный комитет. Перед запертыми дверьми собралось до двух тысяч — и провели возбуждённый митинг в защиту попранной свободы собраний.
В Дмитровске-Орловском солдат Егоров объявил себя властью, арестовал уездного комиссара и членов управы. Была угроза разгрома гарнизоном винного склада. Общественный комитет вызвал войска. До их прихода весь день шли взаимные аресты. После их прихода Егоров покаялся и обещал никогда больше...
В Ростове-на-Дону задержан Краснянский, который призывал толпу не подчиняться ни Временному правительству, ни Совету депутатов — а спасти страну может только новый Стенька Разин.
* * *В Купянском уезде Харьковской губернии толпа убила врача.
В Мелекесе убили фельдшерицу Колущинскую, любимую местным населением. Разбрасываются анонимки с угрозой сжечь посад, если к грабителям будут применять самосуд.
А самосуды, особенно над ворами, повелись по всей стране потому, что не стало настоящих судов, а задержанных выпускают. И во многих местах подсвист, улюлюканье и насмешки толпа бьёт пойманного, потом добивает камнями или топит в реке. Бывает — и застреливают, есть чем.
* * *В Курске полиция прежде обходилась городу в 20 тыс. руб. в год, новая милиция будет стоить 300 тыс. Городскую управу пополнили демократическими гласными, первое заседание длилось 7 часов, не дотерпели дослушать доклад бухгалтера и постановили повысить жалование служащим на 130 тыс., шестая часть бюджета.
* * *В Никольской слободе Астраханской губернии солдаты схватили уже прежде смещённого ими подполковника Витковского, избили, разбили голову и посадили под стражу. После этого большая толпа солдат потребовала выдать ей из-под стражи бывшего пристава Попова для перевода в худшее место. Получили его, привязали за ноги верёвкой и потащили через базарную площадь. Искали на расправу также прапорщика и полкового врача. Раздались крики, что надо арестовать и председателя Исполнительного комитета и члена его, частного поверенного. Но тут солдат позвали на обед — и самосуды кончились.
* * *Даже в дальнем Красноводске от обысков и арестов стало невтерпёж. Обыватели тщетно просят новую власть о защите.
Местами и такая „форма” подписки на Заём Свободы: ходят по домам вооружённые патрули и требуют, чтобы подписывались „по мере состояния”.
* * *Даже крупная культурная Рига наводнена самозванцами: все действуют от каких-то будто бы общественных организаций, производят „сборы” денег, вещей, обыски в домах — и с угрозами отказываются предъявлять документы.
Неизвестные грабители накинулись на вышедшего из дому местного комиссионера, имевшего при себе 2000 рублей, убили его, деньги взяли, а труп уложили в ящик и подставили во двор соседнего дома.
* * *У станции Себряково (Донская область) годами жил преуспевающий благополучный помощник надзирателя акцизных сборов. Теперь он внезапно объявил о создании местной ячейки эсеров — и стал травить иногородних на казаков.
На станичном майдане перед сходкой выступают какие-то с драгоценными перстнями на пальцах — и зовут громить богатеев.
* * *Порядки в екатеринбургской тюрьме. Привратник не вооружён. Камеры не запираются. Арестанты из окон ведут разговоры с прохожими. Завели себе перочинные и сапожные ножи, открыто играют в карты. Празднуют свадьбу со спиртными напитками. Следователя сопровождают криками и бранью.
А то — бунт, захватили винтовки, убили надзирателя. Их требование: „отменить стеснительные меры, унижающие достоинство”. Приехавшие начальник милиции и уездный комиссар взывают к их „революционной совести”. Арестанты в ответ им хохочут и высмеивают на тюремном жаргоне.
