Иоанн III Великий: Ч.3 - Людмила Ивановна Гордеева
— А не боишься один идти? Мало ли злых людей на дорогах? — не унимался Герасим.
— Не хотелось бы одному, может, какой попутчик и сыщется...
— Я не сгожусь тебе в попутчики? — глаза Герасима озорно сверкнули.
Это была вторая неожиданность не только для гостей, но и для самого Иосифа. Он изумлённо развёл руками:
— Да я о лучшем спутнике и мечтать не мог. Ты серьёзно это говоришь? Не побоишься трудностей?
— Разве я боязливее тебя? К тому же нас ведь двое будет, чего же бояться!
— Как я рад, брат, — Иосиф протянул Герасиму руку. — Пойдём вместе.
— И я с радостью пойду с вами, если возьмёте, — подал голос Вассиан.
— Нет, братец, — ответил ему Иосиф прямо, по-родственному. — Остальным вам надо остаться здесь, порядок поддерживать, нас дождаться. Да и негоже монахам целым табором перемещаться — лишние трудности в пути с ночёвкой, с кормами.
— А назад-то вы вернётесь, не застрянете, если где приглянется? — тревожно продолжал пытать Вассиан, не желая надолго разлучаться с любимым братом.
— Конечно, вернёмся, непременно, разве я оставлю вас, своих друзей, вы ведь главное моё богатство на земле. Ухожу не от вас. Хочу научиться жить по совести, по монашескому обету, а здесь теперь нет такой возможности. Стало быть, надо искать, думать, опыта набираться.
Решили пока о предстоящем уходе Иосифа с Герасимом остальным монахам не говорить, чтобы зря не тревожить, не поднимать лишнего шума. Собирались не спеша, но старательно. Иосиф понемногу переложил на своих товарищей все хозяйственные проблемы, которые прежде решал сам, дал соответствующие указания казначею, келарю и другим старейшинам, деликатно предупредил о возможной своей отлучке наместника Боровского и в один прекрасный день исчез.
Поначалу в обители решили, что игумен отъехал по делам, и не беспокоились. Через пару недель начали спрашивать друг друга и товарищей Иосифа — где он, надолго ли отлучился.
Те отвечали, как и было обговорено, что не ведают, надолго ли, настоятель, мол, лишь предупредил, что поехал далеко и приказал ждать его.
По правде сказать, большинство иноков и не опечалились отсутствием нового игумена, ибо постоянно сравнивали его с покойным Пафнутием и не видели в нём достойного заместителя преподобному. Иосиф оставался для них по привычке обычным клирошанином, равным многим из них. Жизнь в обители продолжала течь своим чередом, совет старейшин по-своему направлял её в нужное русло.
...Иосиф с Герасимом тем временем, сделав крюк к югу, добрались до Москвы. Монастырь патронировал сам великий князь, и Иосиф без его дозволения не мог отлучаться надолго. Да и в поддержке он нуждался: вдруг надумают старцы переизбрать его, пока он по другим обителям гостит? А он не был ещё уверен, что уйдёт оттуда насовсем, что нельзя и там наладить нормальную, на его взгляд, жизнь. Молодой игумен прекрасно понимал, что начинать строить обитель на пустом месте, с нуля — задача не из лёгких, не каждому по зубам. Выдюжит ли? Словом, решил подстраховаться.
Остановились в самой крепости, в подворье Ростовского архиепископа Вассиана, тоже бывшего инока Пафнутьевой обители, к тому же родственника Иосифа. В Москве в то время полным ходом шла подготовка похода на Новгород, улицы были заполнены народом, дружинниками, отовсюду съехались святители, служили молебны.
Вассиан в то время также находился в Москве и принял Иосифа радушно. Узнав о его планах, одобрил, обещал помочь побыстрее встретиться с государем, замолвить слово в поддержку. Несмотря на великую занятость, Иоанн довольно быстро принял Иосифа, своего ровесника, достаточно долго говорил с ним. О жизни, о монашестве, о единении Руси. Они оказались единомышленниками. Иосиф поддержал планы великого князя по укреплению Русского государства, тот в свою очередь одобрил поиски игуменом идеалов духовной жизни, необходимых монаху для спасения своей души и окружающих. Расстались почти товарищами, пожелав успехов друг другу.
От Москвы паломники двинулись на север, в Тверское княжество. Шли, как и полагается паломникам, с большими котомками за плечами. Случалось, их подвозили на телегах. У каждого — крепкий нож за голенищем сапога — на любой случай: веток нарезать для костра, овощей к столу, от зверя нежданного защититься. Ночевали чаще в деревушках, монахов тут принимали достаточно радушно, тем паче что гости не брезговали никаким делом — хоть крестьянским, хоть своим святительским: служили, благословляли, лечили, даже отпевали. От иной деревушки до церкви — несколько часов пути, попа, случалось, месяцами не видели. А добрый монах-паломник, да ещё такой видный и непривередливый, как Иосиф или Герасим, неизменно пользовался гостеприимством.
Посетив по пути несколько малых обителей, Савватиеву пустынь и знаменитый Саввин Тверской монастырь, где когда-то в юности Иосиф получил совет идти к Пафнутию, двинулись, наконец, в сторону древнего Тверского Успенского Отрочь монастыря. Там решили перезимовать, если не прогонят. Ибо начинались заморозки и длительные переходы между деревнями становились нелёгкими. От слякоти промокала и промерзала одежда, раскисали сапоги, в сенях или на сеновалах ночевать становилось холодно.
К добротным воротам Успенской обители подходили уже по первому снежку во второй половине дня. Заканчивалась обедня, и путники, сбросив свои котомки у входа в храм, достояли службу вместе со всеми.
— Паломники? — спросил их сурово игумен Антоний, высокий старик с подозрительными, непонятного цвета глазами.
— Да, господин, — ответил за старшего Герасим Чёрный.
Ещё отправляясь из своей обители, товарищи договорились, что будут выдавать себя за обычных паломников, причём Иосиф решил сказываться повсюду малограмотным, необразованным человеком, чтобы не привлекать к себе внимания и иметь возможность без помех посмотреть всё, что его заинтересует.
— Откуда путь держите? — продолжил свой пристрастный допрос настоятель.
— Из Пафнутьева монастыря. Умер наш владыка, а без него всё по-иному стало...
— Наслышан. Надолго к нам?
— Если дозволишь, хотели бы в вашей обители перезимовать, — ответил Герасим. — Мы готовы любое послушание нести, умеем трудиться на пекарне, на скотном дворе...
— Это хорошо, — подобрел игумен, услышав о желании иноков потрудиться на самой тяжёлой и грязной
