Марина Александрова - Отцеубийца
– Вот и пусть не дожидается! – сквозь рыдания воскликнула Ксения. – Пусть без тебя едет!
– Рехнулась ты что ли, глупая баба? – внезапно рассвирепел Роман. – Неужто ты думаешь, что я всю жизнь возле тебя просижу, за твою юбку цепляясь?
Ксения ничего не ответила, лишь еще крепче прижалась к Роману, обхватив его шею руками.
– Тебе говорю, пора мне! – вновь попытался освободиться от ее цепких объятий Роман. Но и в этот раз потерпел неудачу.
– Что ж, пеняй на себя! – взревел он и, буквально оторвав от себя Ксению, со всей силы швырнул ее в дальний угол. Отлетев, та ударилась об угол лавки и рассекла губу, из которой тотчас тонкой струйкой потекла кровь и закапала на светлый дощатый пол.
Ксения заплакала пуще прежнего. Теперь к горю ее примешалась еще и обида – до сих пор Роман никогда ее и пальцем не тронул. Ксения закрыла лицо руками, ожидая, что муж сейчас подойдет к ней, обнимет и успокоит ласковым словом. Однако ничего такого не произошло. Роман поглядел на скорчившуюся на полу жену и, не сказав более ни слова, вышел вон из палаты. Через несколько мгновений до Ксении донесся со двора топот конских копыт. Тут только поняла она, что супруг сейчас уедет, с ней не попрощавшись. Ксения тотчас поднялась с пола и кинулась прочь из дома, надеясь догнать мужа и примириться с ним, испросив прощенья за свою бабью глупость.
Выбежав на улицу, увидела Ксения лишь пыль, повисшую над дорогой, по которой только что проскакал Роман. Женщина кинулась в сторону княжьего терема, но путь был неблизок. Она бежала что есть мочи, так, что вскоре у нее закололо в боку и перехватило дыхание, но все же не успела. Подбежав к княжескому терему, увидела она открытые ворота, сквозь которые проглядывался пустой двор, истоптанный копытами многих лошадей.
Ксения вновь пустилась бежать, надеясь нагнать уезжающих хотя бы у городских ворот. Она почти успела, увидела, как хвост длинного каравана всадников проходит сквозь городские ворота и, растянувшись по дороге, как огромная гусеница, исчезает в поднятой конскими копытами пыли.
Дальше бежать у Ксении уже не было сил, да и не догнала бы она всадников, скачущих на сытых, отдохнувших конях. Медленно пошла Ксения обратно, утирая слезы, смешавшиеся с кровью с разбитых губ белым платом, стянутым с головы.
Никогда еще не было Ксении так больно, обидно и тяжело. Сердце словно окаменело в ней, и в то мгновение стало Ксении все равно, вернется ли Роман с чужбины или нет. Она пришла домой и там, взяв на руки сонную Дашутку, просидела с ней у окна до вечера, не думая ни о чем и ни о чем не жалея.
ГЛАВА 15
Высокие равнины Азии издревле служили колыбелью кочевым народам. Оттуда пришли и татаро-монголы, ставшие на долгие годы властителями земли Русской.
Племя это, как и другие кочевые племена, делилось на разные части, так называемые орды. В каждой орде были свои знатные семьи, свой княжеский род, из коего и выбирали хана. Власть ханская не была безгранична, ею управляло собрание знатных, которое созывалось в важных случаях и называлось курилтаем. Этот курилтай избирал ханов и подтверждал их наследственные права.
К тому времени, когда Роман, следуя за князем своим, ехал к хану, татары уже основали государство, названное ими Золотой Ордой. Туда-то и лежал путь князя Александра.
Сперва доехали они до Киева. Дорога вела их по землям разоренным и только начинающим оправляться от страшного бедствия татарского. Сам Киев, бывший еще недавно большим и многолюдным городом, поражавшим великолепием своим странников, ныне представлял собою воистину жалкое зрелище.
Многие жители его были перебиты или уведены татарами в плен, оттого некому было отстроиться заново. До самой смерти Ярослав Всеволодович княжил в Киеве, но сам там не сидел, а назначал наместника. До сих пор еще над городом властвовал ставленник Ярослава тысяцкий Димитрий Ейкович.
От него-то и получил князь Александр добрый совет оставить в Киеве своих лошадей, поскольку зима должна была неминуемо застать путников в степи, а лошади русские были к степному житью непригодны. Лишь кони кочевников умели отыскивать себе корм, разрывая снег копытами.
С превеликим трудом были найдены и куплены за баснословные деньги такие кони, и Александр, не мешкая, со всею своею свитою направился далее, взяв с собою проводников до Канева, за которым находилась первая татарская застава.
Там путников остановили и, вызнав, кто и куда едет, отправили к тамошнему темнику, чье звание соответствовало чину воеводскому. Под началом того темника по имени Куремсе было шестьдесят тысяч воинов, при посредстве коих оберегались все Кипчакские степи.
У порога шатра, в котором жил темник, путников заставили три раза преклонить левое колено и запретили им ногою наступать на порог. В шатре же все они, кроме самого князя Александра, должны были представиться темнику и многочисленной свите его, стоя на коленях. На каждом шагу от них требовали подарков. Однако предусмотрительный князь Александр запасся мехами и иными дарами заранее, а потому особой трудности с этим не возникло.
Куремса выслушал Александра внимательно и отнесся к нему благосклонно, после чего дал провожатого, который должен был провести князя и людей его дальше, в глубь степей к хану Батыю.
Путь был не слишком долог, потому как коней князю Александру и его свите меняли по нескольку раз за день. Степь, бесконечная половецкая степь долго еще будет сниться Роману после того, как вернется он в отчизну. Ни кустика, ни деревца, лишь ветер гоняет по степи перекати-поле да колышет тронутые инеем травы.
Наконец, достигли путники ставки хана Батыя – города Сарай-ал-Махруса, что в переводе на русский звучало как «Дворец Богохранимый». Город был многолюдный, обнесенный глиняной стеной с четырьмя воротами. Были в нем большие дома для ханских чиновников и храмы разных вероисповеданий – тут толпились пришлые люди самых разных племен, покоренных монголами.
Обширный и богатый ханский дворец располагался за городом, но хан остался верен кочевому образу жизни. Лишь изредка он являлся в столицу, а жизнь проводил, переезжая с места на место с огромным обозом. Где приглянется ему – располагались станом, раскидывали огромные палатки, и одна из них, вся изукрашенная золотом и драгоценностями, отнятыми у побежденных народов, служила властелину дворцом. Являлся, как призрак, пышный город и вновь исчезал, возникая на другом месте.
Путешественников поселили на постоялом дворе, недалеко от ханского дворца. Видно, этот постоялый двор предназначался лишь для гостей привилегированных, так как князю Александру пришлось убеждать татар оставить с ним и всю свиту тоже.
На следующий день повели их ханские чиновники к хану Батыю на поклон. Но, прежде чем предстать пред великим Батыем, должны были все, не исключая самого князя Александра, пройти меж двух огней.
– Зачем? – удивленно спросил князь, медля ступить на узкую тропу.
– Не бойтесь и ступайте смело, – отвечал ему смуглый узкоглазый чиновник с лицом плоским и круглым, как блин. – Делается это для того, чтобы яд, если вы таковой при себе имеете, стал безвредным, ведь священный огонь истребляет всякое зло.
– Ежели так, то я готов, – ответил князь и смело шагнул вперед.
«Что ж ваш священный огонь не помог вам самим избавится от зла!» – подумал про себя Роман, но также пошел вслед за князем.
Когда все, кто сопровождал князя Александра в пути, прошли меж двух огней, их вновь предупредили о том, чтобы ни в коем случае не ступали они на порог, и провели в ханский дворец. Там царил полумрак, и Роман мало что сумел рассмотреть. Однако покой, где хан принимал послов, поразил его своим великолепием и нечистоплотностью – безобразные монголы считали опрятность даже пороком.
Посреди огромной палаты, на высоком месте сидел немолодой человек, чья кожа была такой темной, словно обуглилась от яркого, палящего степного солнца. Был Батый, насколько мог судить Роман по человеку сидящему, очень невысок ростом, кривоног и вообще хорошим сложением не отличался. Лицо его тоже было ничем не примечательно. Что касается Романа, то для него все татары были на одно лицо, и единственное, что отличало для него хана Батыя от сонма присутствующих здесь же придворных, были живые черные глаза, в которых светился незаурядный ум.
Рядом с Батыем на престоле сидела женщина – одна из его многочисленных жен. Ниже на скамье расположились братья и сыновья великого хана, а также некоторые особо привилегированные вельможи.
Остальные придворные сидели прямо на полу, поджав под себя ноги.
Князь Александр, по подсказке чиновника, следующего за ним по пятам, преклонил перед ханом колени. За ним опустилась на колени и вся его свита. Роману тяжко было наблюдать, как гордый и храбрый князь, славный своими громкими победами, вынужден склоняться пред человеком, который завоевал его родную страну, принеся столько горя и страданий его соотечественникам.
