Серо Ханзадян - Царица Армянская
опустил перед царевичем бело-красное знамя отца.
— Боги не обделили нас, о царевич Каранни, государь наш достославный
и высокочтимый! Благословляем и приветствуем твой приезд!
За сыновьями Багарата Дола выстроилось еще триста арцахских
воинов-всадников. Прекрасно экипированные, гордо восседающие на конях, они
ослепляли своей красотой и удалью.
Каранни не мог сдержать восторга.
— Диво, да и только! — воскликнул он. — Кто и когда еще видел такое
чудо: человек на коне, воин на коне?! Никто такого не видал! Содрогнитесь,
о боги!..
Он расцеловался с каждым из сыновей арцахского властителя, погладил
их коней, затем приказал построить свое войско и развернуть знамена в
честь властителя Арцаха Багарата Дола.
Всадники были одеты легко и удобно. Оттого и выглядели очень хорошо.
Кони ржали и все будто рвались куда-то, но седоки уверенно держали их в
узде, умело действуя поводьями.
После торжественной церемонии воины Драконова полка окружили конницу,
с интересом рассматривали упряжь, седла.
Каранни, все еще переполненный восторгом, тем не менее насупившись,
спросил у братьев:
— А что, ваш отец не счел нужным лично встретить меня?
— Нет, это не так, божественный! — встревоженно ответил старший из
сыновей арцахского властителя. — Наш отец — твой верный слуга, как и мы
тоже! Дело в том, что егемаис-еранские племена с оружием вторглись в наши
владения, и отец во главе своего войска выступил против них...
Царевич весь так и загорелся. Давно он не был в ратном деле. И... ох
уж эти егимаис-еранцы... Как москиты облепят — не отобьешься, пока
что-нибудь да не урвут! Может ли Багарат Дола их одолеть? Надо бы помочь
ему.
Каранни приказал немедленно трогаться в путь. И скоро они уже
спускались с Сисаканских гор в долины Арцаха.
Странный этот Сисакан. Обитающие в горах племена ютятся в жалких
лачугах, в шалашах, поклоняются каждое своему каменному идолу и верят, что
почитаемое ими божество неотрывно следит за всем, что среди них
происходит, и определенно ведает, кто прав, а кто виновен...
Воины царевича, увидев на пути каменотеса за работой, решили над ним
подтрунить:
— А в твоем камне душа есть, мастер? — спросил один из них.
— Как же ей не быть? — ужаснулся каменотес.
— Это что же, ты сам вдохнул в него душу? Ха, ха!.. Э-эх, человече.
Да откуда в камне душа? И как ему отличить правого от неправого? Не в себе
вы тут все!..
Каменотес на это не ответил, только ткнулся головою в землю и стал
молиться. А потом еще и надрезал кончик пальца у себя на руке, мазнул
кровью идолище и запричитал:
— Прости, боже, этого заблудшего человека, чужого и нищего!..
Воин засмеялся.
— А с чего ты вдруг взял, что я нищий?
— Молчи, молчи! — испуганно предостерег каменотес. — Нищий, он свят.
Нищего надо простить. Не гневи больше бога.
Теперь уже все воины громко смеялись и, оставив встреченного мастера
в покое, продолжали свой путь.
В лесной чащобе наткнулись на становище одного из местных племен,
мужчины которого женились лишь путем похищения девушек: жених
уговаривается с дружками, и они вместе выкрадывают облюбованную им
девушку. И все повелось оттого, что еще издревле в этом племени было
заведено платить за невесту выкуп ее отцу, а платить многим было нечем,
вот и стали красть девиц. И ни в какого бога они не верили.
Много, очень много странного в Сисакане.
— Очень мы дики! — с горечью признавался Каранни. — Нет у нас в
стране твердых правил и уложений, как, скажем, в Египте. У них есть чему
учиться.
В долинных селах были свои божества, священными там считали быков и
буйволов. Женщины и девушки ходили за ними, купали их, холили и умасливали
благовониями.
Самым страшным было то, что эти дикие племена жестоко враждовали
между собой. Постоянные стычки между ними были всегда кровавыми.
Каранни сейчас особенно вдруг понял стремление Мари-Луйс привести
веру их народа к единому богу. Она права, действительно должен быть один
бог. Только тогда можно обуздать дикость нравов и объединить весь народ...
Все дни царевич в основном проводил в обществе арцахских конников и
сыновей Багарата Дола. Бывало, даже тайком от Каш Бихуни, еще до рассвета,
в сопровождении одного-двух телохранителей, придет к арцахам и всех
перебудит.
— А ну, крылатые, подымайтесь-ка, я хочу видеть, как вы готовы вести
бой на своих конях!
Конница начинала учения, а он, с восторгом наблюдая за ними,
предавался мечтам: «Заиметь бы тысяч десять конников, держись тогда царь
хеттов Мурсилис, все твои жены и девы станут моими...»
Сыновья Багарата Дола подарили царевичу трех прекрасных верховых
коней, все буланой масти. Он быстро овладел искусством верховой езды и
скоро уже без всякой помощи мог оседлать коня, вскочить на него и мчаться
хоть галопом. Когда, слившись с конем воедино, царевич вылетал в открытое
поле, оба других коня неслись рядом. Его научили, как на скаку метнуть
копье и многому другому, что могло понадобиться в бою. Особенно трудно
было наловчиться управлять бегом лошади, отпустив поводья, чтобы руки были
свободными для стрельбы из лука.
Увлечению царевича не было предела. Целыми днями он носился в седле и
очень радовался, когда что-то ему особенно удавалось. Радовался, как
ребенок.
— Отец будет счастлив, узнав, что мы придумали! — говорил он Каш
Бихуни. — Конница в бою! Она же непобедима! Мажан-Арамазд тому свидетель,
приезд наш сюда — знамение небес!
Отныне мечта о несметной коннице не оставляла престолонаследника.
Хетты-то ведь и знать не знают, что войско можно посадить на коня и тем
удесятерить его силу. Да и кто это знает?..
* * *
В Арцах царевич въехал в таком воодушевлении, словно заново родился,
он был полон неуемных сил.
Земля эта — щит всей страны. Народ здесь отважный. Арцахцы не раз
крушили егемаис-еранские племена.
Степные прибрежья Ерасха были безлюдны. Зимовья пустовали, обитатели
их с наступлением тепла ушли за скотом в Сисаканские горы, на пастбища.
Необозримы просторы туманных далей от горизонта до горизонта. То и
дело встречаются дикие лошади, вереницы ослов. Появляются они неожиданно и
вихрем проносятся в направлении гор. Иногда за ними мчатся степные тигры.
Дорог тут нет. Путь к городу Бойлакану сыновья Багарата Дола
определяют по звездам.
К утру вдали на плоскогорье показалась крепость с башнями. Это был
Бойлакан. Но еще до въезда в город Каранни увидел небольшую толпу. На
лицах был явный испуг перед неожиданно явившимся войском. Кони
братьев-арцахцев ринулись на них, толпа бросилась врассыпную, но всадники
вмиг настигли всех и перебили. Одного только взяли живым и поволокли к
царевичу. Пленник, черный, волосатый, узкоглазый человек, был одет почти в
рубище. И зловоние от него распространялось ужасное. Он, чуть не рыдая,
молил о том, чтобы его освободили.
— Что вы за люди, из каких мест? — спросил Каранни.
Выяснилось, что и те, убитые, и этот пленник — чужеземцы, вторгшиеся
в страну армян. Они окружили Бойлакан и бьются сейчас там с целью
захватить город.
Язык, на котором говорил пленник, был грубый, гортанный, но сыновья
Багарата Дола как-то понимали его.
Царевич приказал, чтобы половина арцахских конников и приданный им
полк с тыла налетели на осаждающего город противника и уничтожили его.
Неожиданность удара сулила безусловный успех.
Каш Бихуни незамедлительно исполнил приказ: войска были подготовлены
к бою и скоро выступили.
Подойдя к вражьему стану, они поначалу наткнулись на черные шатры, в
которых, как оказалось, стервятники пооставляли своих жен, детей и все
награбленное. Тут же сбились бесчисленные отары овец, стаи собак. Мужчин
не было, они рвались в крепость, осаждали Бойлакан.
Войско Каранни своим появлением повергло вражий лагерь в панику. И
конники и воины на колесницах стали крушить шатры и давить всех насмерть.
