Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 3

Но, право, — продолжал старый джентльмен, — приглядываясь к вам, я начинаю думать, что вы, может быть, смотрите на все это иначе. Скажу от всего сердца: аминь.

Я никому не мешаю садиться на своего конька, если только тот не скачет наперерез моему. Если же он себе это позволит, я ему спуска не дам. Ну, что же вы скажете? Изъясняясь на языке света и пустых светских людей — если только вы можете снизойти до такой низменной сферы. — Оставаться нам или идти?

— На языке эгоизма, каковой, конечно, и есть язык света, непременно пойдем!

— Аминь, аминь, как говорил лорд-герольдмейстер, — отозвался Олдбок, меняя домашние туфли на пару крепких башмаков с черным суконным верхом, которые он называл штиблетами. Они отправились, и Олдбок лишь раз отклонился от прямого пути, свернув к могиле Джона Гернела, о котором сохранилась память как о последнем экономе аббатства, проживавшем в Монкбарнсе.

Под древним дубом на полого спускавшемся к югу пригорке, с которого за двумя или тремя богатыми поместьями и Масселкрейгским утесом открывался вид на далекое море, лежал поросший мхом камень. На нем в честь усопшего была высечена надпись, полустертые буквы которой, по утверждению мистера Олдбока (хотя многие его оспаривали), можно было прочесть следующим образом:

Здесь Джон Гернел спит, навек сокрытый от всех,Он в гробу лежит, как в скорлупке орех.При нем все куры неслись каждое утро в клети.К печке в доме любом теснились дети.Делил он пива ведро на пять, по кварте, частей.Четыре — для церкви святой, одну — женам бедных людей.

— Вы видите, как скромен был автор этой посмертной хвалы: он говорит нам, что честный Джон умел делать из одного ведра пять кварт вместо четырех; что пятую кварту он отдавал женщинам своего прихода, а в остальных четырех отчитывался перед аббатом и капитулом; что в его время куры прихожанок постоянно несли яйца; и что, к удовольствию дьявола, женам прихожан доставалась пятая часть доходов аббатства; а также, что судьба неизменно благословляла детьми семейства всех почтенных людей — еще одно чудо, которое они, как и я, должны были считать совершенно необъяснимым. Однако пойдем, оставим Джона Гернела и двинемся к желтым пескам, где море, как разбитый неприятель, отступает теперь с поля того сражения, которое оно дало нам вчера.

С этими словами он повел Ловела к пескам. На дюнах виднелось несколько рыбачьих хижин. Лодки, вытащенные высоко на берег, распространяли запах растопленной жарким солнцем смолы, который соперничал с запахом гниющей рыбы и всяких отбросов, обычно скопляющихся вокруг жилья шотландских рыбаков. Не смущаясь этим букетом зловонных испарений, у двери одной из хижин сидела женщина средних лет с лицом, обветренным жестокими бурями. Она чинила невод. Туго повязанный платок и мужская куртка делали ее похожей на мужчину, и это впечатление еще усиливалось крепким сложением, внушительным ростом и грубым голосом этой женщины.

— Чем нынче я могу служить, ваша милость? — сказала или, вернее, прокричала она, обращаясь к Олдбоку. — Могу предложить свежую треску и мерлана, камбалу и круглопера.

— Сколько за камбалу и круглопера? — спросил антикварий.

— Четыре шиллинга серебром и шесть пенсов, — ответила наяда.

— Четыре черта и шесть бесенят! — воскликнул антикварий. — Ты думаешь, я с ума спятил, Мегги?

— А вы думаете, — подбоченясь, перебила его бой-баба, — что мой хозяин и сыновья обязаны выходить в море в такую погоду, как вчера, да и сегодня еще, да при такой волне, и ничего не получать за свою рыбу, а только выслушивать ругань — так, что ли, Монкбарнс? Ведь вы не рыбу покупаете, а жизнь людей!

— Ладно, Мегги, я дам тебе хорошую цену: шиллинг за камбалу и круглопера, или по шесть пенсов за штуку. И если ты всю свою рыбу сбудешь так же выгодно, твой хозяин, как ты его называешь, и сыновья останутся довольны уловом.

— Будут довольны, черта с два! Лучше бы их лодку разбило о Беллскую скалу. Шиллинг за две такие чудесные рыбины! Надо же додуматься!

— Хватит, хватит, старая ведьма! Снеси свою рыбу в Монкбарнс и посмотри, что тебе даст за нее моя сестра.

— Ну, нет, Монкбарнс, черта с два! Лучше я сторгуюсь с вами. Уж на что вы скупы, а мисс Гризи еще скупее. Я отдам вам рыбу, — продолжала она более мягким тоном, — за три с половиной шиллинга.

— Полтора шиллинга! Не хочешь — не надо!

— Полтора шиллинга! — громко выразила Мегги свое изумление и горестно произнесла, когда покупатель повернулся, чтобы уйти: — Видно, вам вовсе не нужно рыбы! — Но, заметив, что он решительно удаляется, она сейчас же закричала вдогонку: — Я дам вам еще… Еще полдюжины крабов на соус за три шиллинга и рюмку бренди.

— Хорошо, Мегги, полкроны и рюмку бренди!

— Ну что ж, вашей милости непременно нужно поставить на своем! Впрочем, рюмка бренди сейчас стоит денег. Винокуренный завод не работает.

— Надеюсь, он и не будет работать, пока я жив, — сказал Олдбок.

— Ах, легко вашей милости и другим джентльменам так говорить, когда у вас дом — полная чаша, и дрова есть, и сухое платье, и вы можете уютно посиживать у камина. А если бы у вас не было ни дров, ни мяса, ни сухой одежды, и вам приходилось бы работать на холоду, да еще, не дай бог, у вас была бы тоска на душе и всего два пенса в кармане, — разве вам не захотелось бы купить на них рюмку бренди, чтобы забыть про старость и согреться, потом поужинать и проспать с легким сердцем до утра?

— Это хорошее оправдание, Мегги! Неужели твой хозяин сегодня вышел в море после вчерашних трудов?

— Еще бы не вышел, Монкбарнс! В четыре часа утра его и след простыл, когда от вчерашнего ветра море вздулось, как тесто, и наша лодчонка прыгала на нем, как пробка.

— Да, он трудолюбивый малый. Ну, снеси рыбу в Монкбарнс.

— Снесу, снесу! А не то пошлю маленькую Дженни — она скорей добежит. А вот за рюмочкой я зайду к мисс Гризи сама и скажу, что вы меня послали.

Существо неопределенного вида, которое могло сойти за русалку, плескавшуюся в луже между скал, было вызвано на берег пронзительными криками своей мамаши и приведено, как это называла мать, в «приличный вид», для чего поверх короткой, до колен юбчонки, составлявшей единственное одеяние девочки, был накинут красный плащик. После этого она была отправлена с рыбой в корзинке и поручением передать от имени Монкбарнса, чтобы рыбу приготовили к обеду.

— Редко случается моим женщинам, — с немалым самодовольством заметил Олдбок, — так удачно купить рыбу у этой старой сквалыги, хотя они иногда битый час спорят с ней под окном моего кабинета, и кричат, и верещат, как три чайки при сильном ветре. Однако пора нам направить свой путь к Нокуинноку.

ГЛАВА XII

Что? .. Нищие? .. Да нет средь нас свободней!

Неведомы им подати, законы.

Не чтят властей и верят только в то,

Что из преданий древних почерпнули.

Все правда, но… не бунтари они.

С разрешения читателей, мы опередим шествовавшего медленным, хотя и твердым шагом антиквария, чьи ежеминутные остановки, когда он оборачивался к своему спутнику, указывая на какую-нибудь достопримечательность ландшафта или развивая какую-либо излюбленную мысль дольше, чем это позволял процесс ходьбы, немало задерживали их продвижение.

Несмотря на утомление и опасности предыдущего вечера, мисс Уордор нашла в себе силы встать в обычный час и заняться своими повседневными делами, предварительно убедившись, что состояние здоровья отца не внушает опасений. Если сэр Артур и испытывал некоторое недомогание, то только как следствие недавних больших волнений, но этого все же было достаточно, чтобы удерживать его в спальне.

Когда Изабелла оглядывалась на события предшествовавшего дня, они вызывали в ней очень неприятные мысли. Она была обязана спасением своей жизни и жизни отца как раз тому, кому она менее всего хотела быть чем-либо обязанной, так как едва ли могла высказать ему даже обычную благодарность, не возбудив в нем надежд, опасных для них обоих. «Почему суждено мне принимать благодеяния, оказанные с таким большим риском, от человека, чью романтическую страсть я непрестанно старалась развеять? Почему случай дал ему это преимущество передо мной? И почему — ах, почему! — полуугасшее чувство в моей груди, вопреки трезвому рассудку, заставляет меня почти что ликовать от того, что все сложилось именно так? »

Поглощенная этими самообвинениями в своенравной прихоти, мисс Уордор увидела, что по аллее приближается не молодой и страшный для нее спаситель, а старый нищий, игравший такую видную роль в мелодраме вчерашнего вечера.