Елизавета I - Маргарет Джордж
«Это испытание, – подумала я устало. – Очередное испытание на прочность. Сколько их уже было».
Фрэнсис что-то писала в книжечке. В тишине я слышала, как скрипит по бумаге ее перо. Что настолько важное ей понадобилось записать в такой миг? Если это касалось смерти ее отца, сейчас это было неуважительно и не к месту. Если же что-то другое, менее значительное, то оскорбительно. Когда она вышла из комнаты, чтобы приказать зажечь в курильнице ароматические травы, призванные заглушить удушающий запах смерти, я взяла книжечку в руки.
Записи были посвящены ее придворным обязанностям в моей свите. Я быстро пролистала страницы. У меня не было желания читать о том, как она ко мне относится. Подобные вещи всегда сильно меня задевали и потом долго не давали покоя. Перемежались они многочисленными заметками про графа Эссекса. Она подмечала, что и в какой день было на нем надето!
«Сегодня на милорде Эссексе был медно-рыжий дублет».
«Сегодня милорд Эссекс, облаченный в наряд голубого цвета, который невероятно ему к лицу, надел контрастирующие с ним чулки цвета шерсти новорожденного ягненка…»
Я захлопнула книжечку. Она в него влюблена! Она сохнет по нему, как какая-нибудь деревенская простушка! Но он куда выше ее по происхождению. К тому же она не какая-нибудь молочница, а вдова с маленьким ребенком. Я должна ее остеречь. Как непредусмотрительно с ее стороны оставить здесь свой дневник. Я поспешно вернула его на место и поднялась, как будто стоя могла лучше приглядывать за Уолсингемом.
Сквозь окна просачивался зыбкий свет; заходящее солнце, отражавшееся в водах Темзы, отбрасывало в восточное окно золотистые отблески, а западный край горизонта уже затягивала золотистая мгла. Отсюда было рукой подать до Мортлейка, где жил доктор Ди, мой придворный астролог. Моих ноздрей коснулся красноречивый запах ароматических трав, в воздухе закурился сизоватый дымок, и перед глазами все поплыло. Я пошатнулась, едва не потеряв равновесие, потом медленно подошла к восточному окну и приоткрыла его в надежде на глоток свежего воздуха.
Внизу струила свои воды река, блестящая и извилистая, точно змея. Голова у меня кружилась, полумрак комнаты делал все вокруг похожим на сон.
Когда-то давным-давно я плыла по Темзе, направляясь в Мортлейк… «Не доверяйте французам…»
Французы… мне вспомнилось, как глупо я себя вела – так же глупо, как сохшая по Эссексу Фрэнсис, – с французом, за которого чуть было не вышла замуж. Маленький французский принц, так недавно и властно напомнивший мне о себе на лестнице Уайтхолла, вновь воскрес в моей памяти, будто я распахнула волшебное окошко, которое перенесло меня в прошлое. Столько всего закончилось тогда, вместе с французом.
Франциск был моей последней и во многих отношениях единственной серьезной возможностью выйти замуж. За всю мою жизнь ко мне сватались двадцать пять иностранных претендентов на мою руку. Я не собиралась выходить ни за кого из них, но это было мое излюбленное средство дипломатии. Я никогда не встречалась ни с одним из этих мужчин лично, никогда не видела ни одного собственными глазами. Так что все они были ухажерами на бумаге, а не по-настоящему, поскольку я ни за что не вышла бы за человека, которого ни разу в жизни не видела. Мне хватило неудачного опыта моего отца с Анной Клевской, чтобы сделать выводы. В любом случае я понимала, что времени у меня не так много. Мне было уже хорошо за сорок, и разыгрывать эту карту еще сколько-нибудь продолжительное время было невозможно. Так что, когда начался очередной раунд, на сей раз с Франциском Валуа, герцогом Алансонским, младшим братом короля Генриха III, я подумала: «Почему бы и нет?» Он был на два десятка лет меня моложе, отчаянно некрасив и мал ростом – но какое все это имело значение? Это всего лишь дипломатическая уловка. Таковой бы она и оставалась, если бы мои подданные терпимее отнеслись к мысли, что я могу в конце концов все-таки выйти замуж.
Но они ненавидели французов и напали на посланника Франциска, утверждая, что тот представляет «недостойную мужчины и принца французскую манеру сватовства». Кто-то даже выстрелил в него, до смерти перепугав. И этот выстрел перевернул мой мир. Французский посланник обвинил Роберта Дадли, выразив уверенность в том, что именно он стоял за покушением. «Тому, на чьей совести уже есть одно убийство, – сказал он, – ничего не стоит попытаться сделать это снова».
Я была потрясена. Он назвал моего самого близкого друга и товарища, человека, которому я доверяла настолько, что, когда заболела оспой, назначила его лорд-протектором королевства, – убийцей!
– Это гнусная клевета! – воскликнула я.
– Мадам, было предпринято также несколько попыток меня отравить, – сказал Жан де Симье, посланник, – о которых я не счел уместным упоминать. Всем известно, что Лестер – отравитель. Он отравил Уолтера Деверё, графа Эссекса. Он опоил его, когда тот находился за пределами Ирландии, а подействовал яд уже после его возвращения в Дублин.
– Это неправда! Граф умер от естественных причин! И вообще, зачем ему понадобилось бы травить графа?
Симье с жалостью посмотрел на меня.
– Я требую пояснить, что вы имели в виду! – воскликнула я.
– Ну как же, мадам, он отравил графа Эссекса, чтобы заполучить его жену. – Он сделал паузу, чтобы убедиться, что я его услышала. – Летицию. Они были любовниками, и граф им мешал. Лестер отравил его, когда тот что-то заподозрил.
– Это все гнусные сплетни! – отрезала я.
Видит Бог, подобные россказни ходили о любой мало-мальски известной личности.
Он распрямился, словно собираясь с духом перед тем, как против своей воли нанести мне последний удар.
– Это не сплетни, ваше величество, они с Летицией в самом деле женаты. Уже год как. – Он помолчал. – Об этом известно всем, кроме вас. В то время как Лестер препятствует вашему браку – не гнушаясь даже тем, чтобы на меня напасть! – сам он наслаждается радостями супружеской жизни. У него есть жена, вам же он в праве иметь мужа отказывает.
Я слышала его слова, но поначалу они были словами – и ничем более. Однако потом я все же заставила себя впустить их в сознание, вникнуть в их смысл, не подавая Симье виду,
