Владимир Волкович - Хмель-злодей
— И кто же этот щедрый даритель?
— Я не могу раскрыть его имя, пусть это будет для вас тайной и сюрпризом. Сейчас вас проводят до Перекопа, там передадут вашим людям, и вы будете свободны.
— Мы благодарим Великого хана, — то ли искренне, то ли с насмешкой ответил Потоцкий.
Король сдержанно принял бывших пленников, но возвратил им их должности: Николай Потоцкий стал коронным гетманом, а Марциан Калиновский — коронным обозным.
Они так бы никогда и не узнали, кому были обязаны своим освобождением, если бы на заседание сейма не прибыли делегаты от казаков. Они привезли с собой послание от запорожского гетмана, в котором содержались условия, необходимы для сохранения Зборовского договора.
Одним из условий было требование выдать в качестве заложника князя Иеремию Вишневецкого. Он будет проживать в своём имении, но военного отряда иметь не должен, покидать имение сможет, только предупредив заранее.
Эти казацкие требования переполнили чашу терпения шляхты. Польский Сенат и посольская изба 24 декабря 1650 года единодушно отказались от принятия статей Зборовского договора, а также дополнительных условий, выдвинутых казаками.
В составе казацкой делегации присутствовал полковник Пётр Дорошенко. Это был старый и «значный» — заслуженный казак. В коридорах сейма встретил он Николая Потоцкого, с которым был знаком уже много лет.
— Поздравляю тебя с вызволением из плена и назначением коронным гетманом.
— Благодарю. Теперь опять в бою будем встречаться?
— Судя по сегодняшнему сейму этого не избежать.
— Жаль, война уже длится третий год, а конца не видать.
— Ты, небось, сидя в плену у хана, соскучился по коню да сабле? Благодари батьку, а то бы до сих пор там торчал.
— Что? Какой батька, Хмельницкий что ли?
— Он самый. Это он за тебя выкуп внёс.
— С чего это он вдруг раскошелился за врага своего выкуп вносить?
— А уж это только ему ведомо.
На этом и расстались.
Лютую злобу затаил коронный гетман Потоцкий на запорожского гетмана Хмельницкого. Такого унижения от презренного «схизматика», которого он пару лет назад приказал схватить за подготовку к бунту, знатный и самолюбивый польский аристократ стерпеть не мог. Но сила пока была не на его стороне.
И никто так и не узнал, что хитроумный Богдан сделал всё, чтобы не допустить назначения Иеремии Вишневецкого коронным гетманом. Он знал заранее, что в таком случае войну наверняка проиграет. Не было в Речи Посполитой равного князю Иеремии по воинскому таланту, храбрости и решительности. Выкуп из плена Николая Потоцкого решал эту проблему. Однако недолго торжествовал Богдан Хмельницкий.
Народ и не думал повиноваться своим панам, как это было прописано в Зборовском договоре, и надеть на себя ярмо, которое только-только сбросил. Поэтому часть холопов шла в прислуги и пастухи к своим же казакам, часть — бежала в московские земли и уходила со всем имуществом на Дон.
Только наименьшая часть селян согласилась кланяться своему пану, но и они, как бы в насмешку отдавали пану по поклону в большие праздники.
Паны тогда применили силу, крестьяне ответили тем же.
Богдан, чтобы показать свою ретивость в исполнении договора, издал универсал и принуждал крестьян повиноваться своим хозяевам. Но это вызвало такое негодование черни, что против Хмельницкого поднялся открытый бунт.
Толпа численностью в пять тысяч человек пришла к Хмельницкому:
«Так ли ты вздумал гетман запорожский, что по-прежнему хочешь отдать нас ляхам в холопство и на мучения. Не должен ли ты нас защищать, как верных слуг своих по своему обещанию. Или ты не видишь, что ляхи миром сим хотят уловить нас всех и злее прежнего под тяжесть правления своего привесть? Если же тебе угодно оставаться под польским игом, так извещаем, что мы иного гетмана себе изберём, который, конечно, лучше тебя будет стоять за нас».*
Хмельницкий поймал себя на том, что испугался, раньше с ним такого не бывало. Он видел, что простой народ и казаки рядовые бунтуют, и решил отделаться от них самым жестоким способом.
— Ну, давай, ещё по одной, — кряжистый казацкий сотник поднял двумя руками пузатую четверть и, расплёскивая горилку, наполнил две чаши, — правильно сделал, что с нами не пошёл. Вот за это давай и выпьем.
Сотник чокнулся с Михаилом, выпил, затолкал в рот кусок курицы и попытался продолжать разговор. Они уже два часа сидели в шинке, совершенно случайно встретившись на околице большого села, где расположилась сотня. Михаил уже выложил сотнику, куда и зачем держит путь.
— А те часы, что король подарил, у тебя ещё? — спросил Михаил.
— А як же, вот они.
Сотник вынул часы, и они блеснули тусклым золотом в слабом свете коптящих свечей.
— Король знал, что дарить, теперь, как вынимаю их, чтоб на время взглянуть, так его и вспоминаю. И какой ему резон с нами воевать, давно бы разошлись мирно, — и добавил, глядя в сторону, — тем боле, что батька давно воевать не хочет, письма королю шлёт, где в любви и верности клянётся, договор с ляхами подписывает такой, что народ возмущается и на батьку подняться готов, — сотник замолчал, прожёвывая кусок и, проглотив, закончил: — Вот поход этот к валахам и учинил, чтобы холопов рассеять.
Михаил с любопытством смотрел на сотника. Он уважал его, пожалуй, единственного из всех казаков, с которыми был знаком. Образованный и грамотный, он отличался от окружающих его людей. Грамотность, хотя и ценилась в казачьем войске, но вот люди мыслящие, не боявшиеся открыто высказывать свои взгляды, всегда были на подозрении, оставались на низших должностях, несмотря на храбрость в бою и заслуги. Старшина казацкая опасалась таких.
— А что поход неудачным оказался?
Сотник почесал бритую голову.
— Тут нельзя сказать так: удачный или нет, смотря, для какой цели туда шли. Вот я понимаю против ляхов за свободу драться, а тут своих же православных разорили… из-за бабы.
— Из-за какой бабы? — Михаил заинтересованно уставился на сотника. — При чём тут баба?
— Вот и я горю — при чём. У господаря молдавского дочка есть, красива девка, ничего не скажешь. Увидел её где-то Тимоха, сын гетманский, и пристал к отцу — хочу на ней жениться. А на неё давно глаз положил Черторыйский пан. Лупуле, господарю молдавскому, и выбирать не надо. Он за дочкой приданое огромное даёт. Есть откуда брать. Конечно, он предпочёл князя: и знатен, и богат, и умён. А тут казацкий отпрыск, полуграмотный. Вот и решил он отказать гетману. Ну, ты нашего батьку знаешь, как взбрыкнул он, и давай войско собирать, чтобы, значит, силой Лупулу того заставить дочку за Тимоху отдать.
Сотник взял бутыль, снова налил в чаши горилки:
— Ну, давай за нашу встречу, могли ведь и разминуться, велика земля наша, да Господь привёл свидеться.
Выпили. Михаил, находясь среди казаков уже два года, научился пить горькую наравне с ними.
— Так вы за невестой в поход пошли? — Михаил улыбнулся.
— Если бы только за этим, — сотник отломил кусок хлеба и досадливо смахнул со стола крошки, — ты же слышал, небось, какое недовольство гетманом в народе идёт, так он собрал самых недовольных холопов и казаков, что в реестр не вошли. Моя сотня, почитай, только и была из реестровых. Да ещё татары присоединились. Начальником над войском поставил Тимофея. Сколько мы там людей поубивали, Яссы, столицу молдавскую, полностью сожгли. Лупуле деваться некуда: поляков он ждал на помощь, да не дождался, гетман стоял на границе и сторожил их, пришлось ему на мировую идти, согласие дать, что выдаст за Тимоху дочь свою. Но основная цель его, как я думаю, была такая — народ занять, чтобы не бузил и на гетмана не восставал. Как вернулся Хмельницкий, так снова начал универсалы писать, чтобы холопы панам подчинялись, а тех, кто ослушался, карал нещадно: вешал, на кол сажал, головы рубил.
Михаил покачал головой, хотя и не было это для него новостью, он и раньше знал, как расплачивался Хмельницкий с татарами за помощь: своих же, людей русских тысячами в полон отдавал.
— А и поляки холопов, что им не подчиняются, не жалеют: уши и носы отрезают, глаза выкалывают. Но народ решил лучше умереть, чем работать на панов. Новая война неизбежна. Теперь только дождаться, кто первый Рубикон перейдёт.[16]
— Ну, я уже в этом деле участвовать не буду, — Михаил покачал головой.
— Да, у тебя своё важное дело есть, не знаю, как и помочь тебе. Сам бы с тобой поехал, да не могу сейчас. О, вспомнил! Есть у меня казак, Грицьком кличут, он в татарском плену был, по-ихнему говорить может, и законы тамошние знает. Я его тебе в помощь отряжу, в одиночку идти на такое дело не с руки. Он — казак справный, подружитесь, и после друг другу сгодитесь.
Солнце уже высоко стояло, когда двое всадников в казацкой одежде выехали из села и направились по дороге, ведущей к Чёрному шляху.
