Антон Дубинин - История моей смерти
— Тогда, к сожалению, вам нечего делать в поместье Сердца, — подходя еще чуть-чуть ближе, сокрушенно сказал атаман. — По моим сведениям, сэр Эрик либо мертв, либо пропал без вести, и сэра Рейнарда тоже нет в замке. Земля захвачена неким сэром Роландом из Замка Орла. Слышали о таком?
— Лжете, — выдохнула Мария, ее и без того не маленькие глаза стали как две плошки. — Не может быть…
(Только потом, смущенно объяснила она мне, я поняла, зачем он так близко подобрался. Боялся, что я в обморок упаду. Не знал, что дамы Белой Башни — крепкие, им нюхательная соль не нужна…)
— Благодарите Бога, что мы помешали вам туда доехать, — посоветовал Робин. — Там сейчас куда опасней, чем в нашем, так сказать, разбойничьем логове. И доказать, что я не лгу, довольно просто. Эй, Сокол! — присвистнул он в сторону. — Где сейчас мой оруженосец? Все еще спит после вчерашнего? Не подумайте дурного, леди, он просто вчера был занят со своими людьми. Значит, это, он здесь дрыхнет или в келье? Езжай вперед и растолкай, пускай выбирается навстречу. Скажи — к нему невеста приехала. Не каждый день невесты приезжают…
— А потом она просто отказалась уезжать, — сокрушенно сообщил Рей. — По-моему, глупость страшная. Белобашенное каменное упрямство… Сарацинская настырность…
— Называй как хочешь, — фыркнула Мария. — Уеду только вместе с тобой. Мы помолвлены, если ты не забыл, а значит — в ответе друг за друга! Троицын день, между прочим, подходит. Можем пожениться, можем и помолвку расторгнуть.
— А твой отец? — осторожно спросил я. — Он ведь, наверное…
— Конечно, волнуется, — Мария повесила голову. Похоже, ее это все-таки задевало. — Но я… Я сделала, что смогла! Послала ему весточку. С одним отцовским человеком, которого на дороге пограбили. Робин его тем и утешил, что за письмо от дочери барон его наградит куда больше, чем мы… то есть они его — обчистили. Я там написала своей рукой, что со мною все в порядке, и искать меня не нужно… Пока не объявлюсь сама.
— Думаешь, хоть одного родителя утешит такое сообщение? Особенно — сэра Руперта?
Мария, видно, так не думала. Она вместо ответа всадила твердый кулачок в бок моему бедному брату.
— А что ты мне говоришь? Вот ему скажи! Это из-за него мы тут… Бог весть чем занимаемся!
— На самом деле твой приезд, братик… Это все меняет, — медленно выговорил Рей, не обращая на Мариины побои никакого внимания. И я хочу… в общем… Ну…
— Чего?
— Покаяться, — трудно выговорил он, не глядя мне в лицо. — Это же получается, ты там сидел в плену. У этого колдуна. И ждал, что я приеду… По обещанию. Хоть какой-то помощи ждал. А я…
— Да ладно, это я виноват, — я обнял брата за плечи, радуясь, что не видно, как я реву. Надо же было так поломаться за последнее время — слезы совсем близко и выливаются наружу от любого пустяка! — Я проиграл поединок. Из-за этого все и покатилось под гору… Может, правда следовало отказаться. Или позволить тебе драться вместо себя…
— Нет, я виноват, — упрямо (Рей уперся рогом) продолжал он. — Я поверил, что ты умер. Даже не видя тебя мертвым… Отказался на что-то надеяться. В общем, свалял большого труса.
Я вспомнил, какое у него было лицо, белое в ночной темноте, когда он все держался за мое стремя и снизу вверх говорил, что вернется.
— А я — никудышный рыцарь. Самый никудышный на свете! Проиграл Божий Суд, ты подумай… Притом, что был прав… Тоже мне, рыцарь Мердок…
— А я, а я… Позволил тебе биться! А должен был сам…
— А я думал, ты меня бросил. И еще — я впал в уныние…
— А я тебя оставил во время поединка! Если бы я был там, видел бы сам, что ты не умер…
— И тебя убили бы вместе со мной, как Овейна! Нет уж, это я виноват…
— Довольно, что ли, самобичеванья, — перебил нас от порога новый голос — громкий и слегка насмешливый. Мы как по команде подпрыгнули, глядя туда. Это вернулся Робин — черный силуэт на фоне темно-синего проема двери; узнать его можно было по длинной спутанной гриве волос. Интересно, давно ли он там стоит и слушает, подумал я невольно — ведь мы так увлеклись друг другом, что не заметили бы целой неприятельской армии.
— Мастер Робин? (все-таки приросло само собой почтительное обращение, заметил я уже пост-фактум.)
— Всегда к вашим услугам. И вот что я вам скажу, леди и сэры, — он длинными шагами пересек комнатку и поставил одну ногу на край холодного очага. Робин был изрядно выше меня и чуть-чуть — повыше моего брата. Я подумал, что он, наверное, очень сильный. — Хватит говорить о том, кто и чего не сделал. Что вам сейчас нужно — это хороший военный совет.
И тут Мария сделала то, чего от нее никто не ожидал. Мы с Реем приоткрыли рты от изумления, когда она вспрыгнула на ноги и поцеловала разбойника Робина в небритую щеку.
Глава 10. Роланд
— Ладно, решено, — он заправил за уши длиннющие лохматые пряди и улыбнулся. Я никогда еще не видел у него такого выражения — вместо обычной приветливо-скептической ухмылочки. То, что лежало в уголках его рта и в глазах… Наверное, это и есть надежда. Но странная, злая какая-то. — Вместе и поедем.
— То есть как? — мой брат укусил грязноватый ноготь — стало быть, заволновался. Мы сидели на третьем за последние три дня военном совете за столом в большом шалаше, в лагере Робина — не том, что с кельей, а новом, незнакомом мне. Этот стан располагался южнее прежних, где лиственный лес богато разбавляли сосны. Сейчас мы находились ближе к Замку Башни, чем к нашему. Вечерело, слегка болел живот от недожаренного мяса. И Робин, атаман разбойников, только что сообщил нам, что едет с нами к королевскому двору.
— Да вот так, — он чуть прищурился, как будто оскорбившись на удивление Рейнарда. — Могут у меня быть дела при дворе, как вы думаете? Хотя я и бастард.
— Ни в коем случае не хотим вас обидеть, — горячо заверила Мария. Она, дочь барона, тоже принимала участие в наших советах — с нами наравне; и ее мысли, признаюсь, порой бывали более дельными, чем мои или Реевские. — Ну подумаешь, бастард… Я читала, что королевская династия однажды прервалась, и что бы мы тогда делали без бастарда государя Альберта Первого? Он, между прочим, стал королем Отоном Великим и загнал северных варваров далеко за горы, вот так! Дело совсем не в том, в законном ли вы родились браке, Робин. Просто… ведь вы же…
— Разбойник, — в лоб высказался Рейнард, простая душа. — Думаете, король вас примет так просто… среди своих рыцарей?
Лицо Робина на миг свела тоскливая судорога. Кого-то он мне опять очень напомнил. Но это так быстро кончилось, что я не успел понять — кого именно.
— С этим я как-нибудь разберусь. Помнится, король обещал за разбойников Опасного Леса награду? Получу ли я свои золотые, если выдам ему самого их атамана?
Я открыл было рот, чтобы спросить — но тут Мария так пнула меня под столом, что речь осталась не родившейся. Я вместо того прочистил горло и сказал:
— М… Гм… Значит, поедем вчетвером. Когда, по-вашему, надобно выезжать?
За две недели жизни с разбойниками я окреп и почти совсем выздоровел. Лысый старичок усердно поил меня травяными отварами, работы мне не поручали никакой — самое трудное, что мне встречалось, это переезды с одного места на другое. Я отъедался за двоих, и теперь при купании смотрел на свои торчащие ребра уже без прежнего ужаса — их слегка прикрыла новая плоть. В остальное время я лежал — обычно в шалаше или землянке, принадлежавшей атаману, или сидел в холодке и думал о своем, глядя на качающиеся зеленые ветви. Такие красивые… Так давно я не видел зеленых ветвей… Даже не так давно — всего месяц какой-то; но за этот месяц я успел понять, какие же они прекрасные, деревья. Я теперь замечал много такого, на что раньше не удосуживался посмотреть как следует. Например, что у платанов молодые листья — толстые и лоснящиеся, а старые — тоньше, и все в прожилках, как рука старика. Или что у молодых елочек на концах ветвей появляются и почти что на глазах растут крохотные зеленые шишки. А еще я видел совсем вблизи соловья — и в первый раз рассмотрел, какие у него бурые короткие перышки, и как на горле у него двигается маленький кадычок, когда он выводит особо сложную руладу. Должно быть, Господь подарил мне эти две недели тишины, чтобы я научился смотреть. Чтобы я все очень хорошо запомнил.
Голова еще кружилась, когда я резко вставал с места, но ходить я уже мог подолгу, не останавливаясь отдохнуть. Руки у меня загорели, и толстые шрамы выделялись яркими полосками. Часто компанию мне составляла Мария — когда не была занята стиркой или готовкой. А я вовсе не работал, чего к концу первой седмицы начал даже слегка стесняться. По ночам рядом со мною спал мой брат. Робин любезно делил свое ложе с нами обоими, а Мария спала отдельно, с женщинами; и я иногда просыпался от ровного дыхания Рейнарда и лежал в душной темноте, в разбойничьей землянке, слушая, как дышит мой живой брат. Так я узнал еще одно счастье — видеть живыми своих близких. Хочешь — даже потрогай рукой, вот он лежит, теплый такой, малость грязный. Всхрапывает во сне. Живой, просто поверить невозможно, до чего это хорошо!
