Александр Спешилов - Бурлаки
Лазаревский приказчик по приказу своих хозяев дал нам расчет. Мы снова оказались на мели. Заплатный не унывал.
— За такое дело не грешно и в безработных походить! За компанию с нами уволили Захара и Федота Сибирякова.
Мы с Захаром устроились в паромщики на земский перевоз, а Заплатному удалось поступить машинистом на паровую мельницу Кузьмы Новикова.
— Когда руки есть, нигде не пропадешь, — поучал меня Андрей Заплатный.
Паромщики жили в землянке с единственным окошком на реку. Каждое утро будило нас раннее солнышко. Умывшись, мы разводили костер, согревались чайком в ожидании пассажиров.
Частенько из-за Камы кричали и по ночам:
— Перево-о-оз! Лодку!
— Уснули, черномазые!
Ночных пассажиров приходилось перевозить мне, как самому молодому. В большинстве это были беглые солдаты. Бывало, что вместо пятачка я получал за перевоз одно солдатское спасибо.
Ночью разводил потухший костер, и мы с перевозчиками до утра слушали рассказы солдат о войне. Говорили они о том, что российское войско самовольно бежит со всех фронтов, что удержать этот поток невозможно, и объясняли:
— Для чего простому человеку война? Война нужна буржуям. Пусть они сами и дерутся. А мы — шалишь! Не старый режим.
Однажды нас позвал к себе Заплатный. Вечером мы с Захаром отправились к нему за три версты.
Двухэтажная мельница построена на ровном месте, на излучине реки Обвы. В нижнем этаже стоял локомобиль, гудели жернова трех мельничных поставов. В верхнем этаже—ковши для засыпки зерна. Сюда по крутым мосткам помольцы носили тяжелые мешки с зерном.
На пеньке около мостков сидел широкоплечий мужик и посмеивался:
— Спирька! Ставь мешок на попа, а потом уж и ныряй под него. Так, так! Ого! Слабина одолела. Тебе зыбку качать, а не на мельницу ездить. В другой раз с мешками бабу пошли.
Мы поздоровались.
— Видите, как слабосильные маются? — сказал он. — Мельник-кикимора мост не мог сделать положе, лесу пожалел, а мужики, видишь, как кожилятся… Васька! С пупа сорвешь! — крикнул он молодому парню, который, с трудом переставляя ноги, тащил кверху огромный мешок.
— Ты, Федюня, сидишь, как сыч на колу, да похохатываешь, — обратился к мужику один из помольцев. — Сам бы попробовал мешки в такую гору потаскать, узнал бы кузькину мамашу.
— А я не нашивал? На барже у Мешкова в прошлом году по двадцати пудов из трюма выносил. У вас не мешки, а котята. Я их сразу четыре унесу и не охну.
— Врешь! — стали подзадоривать Федюню. — Четыре мешка ни в жизнь не унести!
— Унесу! Сказал — унесу.
— Брось! Мало киселя хлебал.
— С чего, черти, напали? — Федор подошел к возу с мешками. — Накладывай! — И подставил могучую спину.
Сперва ему на левое плечо навалили семипудовый мешок, затем такой же на правое. Федюня стоял, как дуб, широко расставив ноги, как будто в землю врос. Сверху ему положили еще мешок.
— Давай четвертый! Живее! — крикнул он хрипло.
Подняли четвертый мешок.
Федор поднатужился, чуть выпрямился. Осторожно переставил одну ногу, другую и стал подниматься по крутым мосткам.
Зрители шумели:
— Бык! Бык, истинна икона… Прет больше двадцати пудов.
Федор спокойно поднимался по мосткам. Вдруг, не доходя сажени две до места, он лаптем зацепился за торчавший в мостовине гвоздь. Судорожно ухватившись свободной рукой за поручень, Федор пошатнулся и упал, придавленный мешками. Когда его высвободили из-под груза, он был без сознания. Левая нога вывернулась в сторону. Изо рта шла кровь.
— Дохвастался, — заметил кто-то, но это замечание никто не поддержал. Искалеченного силача увезли в село к фельдшеру.
По-прежнему гудела мельница. Мужики гуськом таскали по крутым мосткам мешки с рожью.
— Здорово, товарищи! — приветствовал нас Заплатный, когда мы пришли к нему в машинное отделение. — Сашка! Чего в землю уставился?
Я рассказал о только что случившемся несчастье.
— Мы все такие, — задумчиво произнес Заплатный. — Тащим на своей бурлацкой спине непосильный груз и падаем в тартарары!
Заплатный привел нас в старый кирпичный карьер недалеко от мельницы. Из моих знакомых здесь был Федот Сибиряков. Он сидел на куче сухой глины и о чем-то спорил, с незнакомым мне человеком в черной шинели. Это был флотский матрос Ефимов. Среднего роста, русый, с пышными с проседью волосами, в брюках клеш. На открытой груди — татуировка: молот и якорь.
Ефимов рассказал нам, что сейчас по всей России бастуют рабочие, крестьяне отбирают помещичьи земли, Временное правительство стягивает к Петрограду казачьи части, чтобы принудить народ к повиновению и задушить революцию…
Мы разошлись поздней ночью.
В течение лета и осенью Павел Иванович Ефимов несколько раз приезжал к нам. Через него мы хорошо знали, что делается в стране.
В октябре петроградские рабочие во главе с большевиками скинули Временное правительство. А у нас в Строгановской волости все было по-старому. Леса были графские, земля графская, в земской управе сидели богачи.
Мне казалось удивительным, что Павел Иванович, приезжая в Строганово, ходил запросто в гости к мельнику Новикову, к церковному старосте, к — попу. Не снимал с бушлата «Георгия» и медали.
В селе стали появляться незнакомые люди — солдаты, матросы. На мельницу приезжали мужики из самых дальних деревень. Приедет такой помолец, смелет для видимости мешок солода, поговорит с Заплатным и уезжает восвояси.
Все лето в волости сидела комиссия по расследованию дела о самовольном захвате крестьянами графских покосов. Прав был Заплатный — всю волость в тюрьму не посадишь. И не посадили. А старого председателя земской управы, начальника милиции и еще кое-кого, к удовольствию крестьян, выгнали с работы за попустительство.
В конце ноября в волости был намечен сход для выборов нового председателя. Заплатный предупредил, чтобы мы с Захаром обязательно были на сходе.
Мужики собирались в здание бывшего волостного правления. Передние, сидячие, места занимали богатенькие мужички, а задние, стоячие, — разная мелкота.
С первым словом вышел член управы, церковный староста Дьяконов. Он поклонился сходу и начал речь:
— Я думаю, граждане, надо нам выбрать в председатели Строгановской волостной управы Новикова Кузьму Маркеловича. Мужик хозяйственный. Воровать общественную казну не будет. А потом, и самовольство прекратит. Рука у него тяжелая. Попросим, граждане, послужить обществу Кузьму Маркеловича. Как ваше мнение, господа граждане?
— Согласны! — закричали в первых рядах.
— Долой! — раздались крики с задних мест.
Когда народ успокоился, Дьяконов предложил:
— Кто согласен, поднимите правую руку.
Разве разберешь, где правая, где левая рука. Все-таки Новиков был выбран председателем управы. Некоторые стали выходить из помещения.
Дьяконов предупредил:
— У нас есть еще один большой вопрос, граждане. Об охране лесов местного значения. Тоже надо принять приговор общества. Слово предоставляется георгиевскому кавалеру гражданину Ефимову.
К столу подошел Павел Иванович во всей своей форме, только погон недоставало.
— Граждане! Посмотрите, какие безобразия у нас в лесу. В Кашинском колке один подлесок остался — все разворовали. Скоро и жердей на огород не выпишешь. А сторожа что могут сделать? У них вместо ружей палки.
— Верно! Палкой обуха не перешибешь. Винтовку надо.
— Правильно! — продолжал Ефимов. — Надо сторожей вооружить винтовками, чтобы их воры боялись, а не сторожа воров.
— Справедливо, служба! Ружья дать сторожам. Ружья.
Ефимова сменил лесной сторож. Он рассказал:
— Третьего дня нам пофартило — поймали все-таки ворину с бревном. Откуда? Из Гарей, говорит. А что, сукин сын, в своей волости не воруешь? А как, говорит, подступиться, когда у нас в лесу сторожа с ружьями ходят… Беспременно надо винтовки. Тогда и воровства не будет.
Дьяконов пошептался с писарем.
— Господа граждане! Наше мнение выходит такое, что надо постановить приговор волостного схода и просить уездную земскую управу, чтобы дали нам оружие для охраны лесов. Согласны?
— Согласны! Кончай сход! Ноги отекли!
К столу снова подошел Ефимов. Он что-то переговорил с Дьяконовым. Тот встал и объявил собравшимся:
— Мы тут посоветовались, кого посылать в город за ружьями. Гражданин Ефимов сам не отказывается послужить обществу. Он человек военный. Согласны, граждане, чтобы Павел Иванович Ефимов исполнил приговор общества?
— Согласны!.. Хоть Пашку, хоть Яшку!..
В тот же день писарь настрочил приговор волостного схода. Выдали Ефимову удостоверение и дорожные деньги.
