Виктор Московкин - Тугова гора
Он еще не проронил ни слова, вбирал в себя всю разноголосицу, которая доносилась до его слуха. Но вот насторожился: расталкивая людей, лез на возвышение купец Петр Буйло. Знал Константин: купец не столько от себя скажет — передаст помыслы бояр, приверженцев княгини Ксении.
— Князь наш молодой, в речах не сдержан, гордости у него много, а силы нет. — Так начал Буйло; растопыривал руки, как бы показывая, что сил у князя ровно столько, как вот в этих пустых руках. — Не он ли неуместными винительными речами обозлил мурзу, что тот, как с цепи сорвавшись, бросился с плеткой на людей? Не он ли наущал своих дружинников, чтобы те помогали взбунтовавшимся посадским избивать татар? Нет, так править нельзя, с таким князем и до беды недалеко. Да что — недалеко, она уже пришла, беда-то!..
Купец говорил, и волнение на площади нарастало. От Третьяка Борисовича Константин слышал: на вече каждый волен говорить, что вздумается, на то оно и вече — народное собрание, и, когда решил созвать его, готовился к речам дерзким и неприятным для себя. Но тут уж было слишком: его княжение ни во что не ставилось, его попросту сгоняли с княжества. Он ни на минуту не забывал, что эти противные слова бросал не записной крикун Петр Буйло, — говорили его языком недруги. Взгляд князя выхватил из толпы скромно стоявшего тучного боярина Тимофея Андреева. Ласково щурился боярин, выставляя бороду к солнышку; этот на помост не полезет, о тихой беседе шепчет кому-то, тот скажет всем. А когда и проговорит что вслух при народе, то на слова мягок; хитер, как лис. После княжеского суда пригрел разжалованного боярина Юрка Лазуту. Добро бы ради сострадания к ближнему, но не таков Тимофей Андреев, чтобы кому-нибудь сострадать. Выходит, поимел какую-то цель, рассчитывал: понадобится потом Лазута.
И, подумав о тайной цели боярина, князь вдруг все понял. Утром ему доносили, что вернувшаяся из Ростова — гостила в Горицком монастыре, — вдова брата Василия княгиня Ксения принимала в своих покоях боярина Тимофея Андреева. Стало быть, о нем, князе Константине, и говорили. Княгиня Ксения — властная, гордая, ей кажется, что в княжеском доме она на положении черницы; ей самой видится княжение. А бояре льстят ей, подогревают горячую кровь.
Еще больше уверился в своих догадках, когда снова вслушался в речь купца.
— Как тут не вспомнить Василия Всеволодовича, царство ему небесное, — взывал купец к собравшимся. — Сколь раз в Орду на поклон ходил, а и ходил, коли нужда звала; помыслить не мог восставать супротив татарской власти, которая дана нам за грехи наши. Андрей Ярославин, в бытность свою великим князем владимирским, вон какую рать собрал, да где было тягаться с несметными полчищами хана Неврюя. Залилась земля людской кровицей, горькой золой покрылись опустошенные селения. А у него, у князя Константина, две сотни конных дружинников, да, может, с полтыщи пешцов соберет. С кем он мыслит идти на татар, как оборонит город? Остается одно — вымаливать в Орде прощение, даже ценой собственной головы. Так что меняй, княже господине, воинскую одежу на одеяние послушника и иди!
Ревом возмущения откликнулось вече на слова купца, десятки рук потянулись к нему. И разорвали бы оскорбителя, если бы властным движением руки не остановил князь гневный порыв людей.
Но еще не утихали злые выкрики:
— Не сам ли жаловался на грабеж мурзы, тут вон как заговорил!
— А что смотреть на подголосника боярского. Браты, тащим его в Волгу.
— В Медведицкий овраг, псам на съедение!
И снова поднял руку князь, зовя к спокойствию. Сказал, приказывая:
— Не трожьте его!
Любили молодого князя простые люди, многие почитали за радость слышать его голос, повиноваться ему. И народ стих: в конце концов, в купце ли дело, не для того собрались…
А Петр Буйло, насмерть перепуганный злыми криками, продолжал оставаться на помосте, не решаясь спуститься вниз. Помог ему решиться на это Данила Белозерец: слегка подтолкнул, столкнул с помоста.
И случилось неожиданное: люди шарахнулись от купца, оставив вокруг него свободное пространство. Купец затравленно огляделся, шагнул на одеревеневших, сразу ставших непослушными, ногах и опять остался один. С ним как будто играли: куда бы ни бросался Петр Буйло, пытаясь затеряться, не быть на виду, теснота людская мгновенно сжималась. Купец хотел было приткнуться к боярину Тимофею Андрееву, тот, страшась прослыть сообщником, отпрянул в сторону, как от чумного. Так, спотыкаясь, шел купец с вечевой площади, а потом кинулся бежать. Хуже лютой казни было людское отчуждение.
Вече слушало князя Константина.
— Братья ярославцы! В трудное время обращаюсь к вам…
Константин говорил проникновенно, не напрягаясь: в установившейся тишине он был слышен всем.
— Богатело и множилось людьми Ярославское княжество, доставшееся отцу моему от его родителя великого князя Константина Всеволодовича, сына славного устроителя земли русской Всеволода Большое Гнездо. Бог призвал моего отца к себе. Не уронил отец чести своей, пал в ратном бою в Сицкой битве, как подобает воину. Брат мой Василий Всеволодович принял княжение над разоренной Батыем землей и не ронял чести, а, умирая, меня поручил вам. Хотите ли вы по-прежнему иметь меня князем и готовы ли выступить за правое дело? Не скрою — тяжкая доля ждет нас. Или приговорите, как советовали мне здесь: сменить одежду воина на смиренное одеяние послушника и идти на коленях вымаливать прощение? Не торопитесь с ответом. Как решите, так я и исполню.
«Имею ли я право покушаться на судьбы этих людей? — задавал себе вопрос князь Константин и отвечал — Имею! Князья наши зорили друг друга, гнали русских воинов брат на брата. Так было при дедах Константине, Юрии, Ярославе Всеволодовичах, так было до них. А я на врага иноземного иду, так пристало ли мне сомневаться? — И с еще большей убежденностью повторил — Имею право!»
Наглость ордынцев, распоряжавшихся на Руси, как у себя дома, притеснение и грабительство, чинимые ими, пробудили гнев русского человека. Не было семьи, которая не испытывала бы невыносимую горечь порабощения: у иных убиты родители, у других братья, сестры, дети мучаются в рабском плену. Жизнь стала не в радость. Можно было бы еще мириться с данью, наложенной татарами, но их отряды и два десятка лет спустя являются на русскую землю необузданными грабителями, не щадят ни малого, ни старого. Простые люди устали терпеть бесчинства, они рвались в битву.
По площади прокатился мощный гул:
— Все выступим! Станем грудью! Веди, князь!
На помост взошел чернобородый кузнец Дементий Ширяй.
— Дозволь, княже, слово молвить… Бей поганых и не терзай себя попусту, не думай, что ты слаб. Не дождешься победы, коль не будешь сейчас ее готовить. Брось клич! За нами встанут другие. Сбросим ненавистное бремя. А мы тебе, княже, воины. Вот наш приговор. Так ли я говорю, люди?
— Истинно так! Веди, князь!
— Другого я не ждал от вас, — с благодарностью поклонился Константин народу, — Исполняю ваш приговор.
— Любо, княже! — дружно взревело вече.
2
Лет за двести с лишком до описываемых событий владетель ростовской земли князь Ярослав Мудрый в сыром, болотистом овраге, что когда-то соединял воды Волги и Которосли, встретил матерую медведицу и побил ее, а потом поднялся из оврага на кручу и застыл, пораженный красотой и удобством здешних мест.
По берегам Волги, куда ни кинь взгляд, простирались зеленые, солнцем не просвечиваемые леса. На склонах в густой траве оглушали стрекотом кузнечики, лениво перепархивали сморенные зноем птицы. Миром и покоем веяло кругом.
И тогда решил князь основать здесь крепость для защиты Ростовской земли от докучавших набегами с низу Волги мордовских и булгарских племен.
В честь схватки князя с медведицей овраг назвали Медведицким.
Волга, Которосль и пересекающий их Медведицкий овраг отделили треугольник земли площадью в восемьсот сажен. Тут и решено было срубить новый город — Рубленым стал зваться он. До татарского прихода был Рубленый город обнесен мощной стеной с боевыми башнями по углам.
Место было выбрано, удачно — на торговом пути: купеческие караваны поднимались по Которосли к Ростову, шли Волгой в Тверское княжество, в северные и западные земли, — начали сюда стекаться мастеровые люди, подолгу гащивали булгарские, хивинские, а там и немецкие и голландские купцы, ставили свои амбары для товаров. Настроили теремов на высоком красивом берегу Волги именитые бояре. Тесно стало в Рубленом городе.
Тогда за Медведицким оврагом между Волгой и Которослью, протекавшими несколько верст почти ровными линиями вблизи друг друга, появились первые посады с узкими кривыми улочками. Для безопасности жители посадов оградили себя земляным валом — Земляным городом стало зваться новое поселение. Для удобства сношений между поселениями через Медведицкий овраг перекинули мост. И Рубленый и Земляной город получили общее название в честь владетельного князя — Ярославль, город торговый, город процветающий.
