Константин Коничев - Петр Первый на Севере
Еще задолго до окончательного решения отвоевать у шведов крепость Нотебург, или Орешек (по прежнему русскому наименованию), Петр интересовался мощностью этой важной крепости, запиравшей выход из Ладоги через Неву в Балтийское море.
В марте 1700 года Петр писал из Воронежа князю Федору Головину о разведчике Василии Корчмине, обучавшемся в то время за границей инженерному и артиллерийскому искусству: «Напиши ему, чтоб побывал в Орешке и буде в него нельзя, хоть возле его. А место тут зело нужно: проток из Ладожского озера в море (посмотри в картах) и зело нужно ради задержания выручки».
И Федор Головин и Корчмин были в этой свите Петра, следовавшего с войском к определенной цели – захватить Орешек и, следовательно, Неву – выход к Балтике.
Судя по всей деловитой подготовке, по всем деталям, предусмотренным к штурму крепости, Петр через разведчика Корчмина, а также через опросы местных жителей имел достаточное представление о высоте и прочности стен крепости, а также о ее вооружении. А главное, о том, что Карл Двенадцатый с основными силами находится в таком отдалении, что никак не сможет оказать крепости «сикурсу», то есть прийти к осажденным на помощь, как это ему удалось в Нарве, когда планы Петра были рассекречены.
Пока подходит петровская флотилия по Онежскому озеру к Свири, рассмотрим в историческом, географическом и стратегическом плане древний русский городок Орешек, у шведов ставший Нотебургом и вновь которому, по воле Петра, суждено стать городом русским под именем Шлиссельбург, переименованным в наше время в Петрокрепость…
Ижорская земля, иначе называемая Ингрия, принадлежала древнему Новгороду.
На этой земле, в непроходимых лесах, были деревеньки, погосты с приходскими церквами и небольшие торговые городки.
Город Орешек, на выгодном для торга месте, основали новгородцы в 1323 году. Через двести лет в нем было около двухсот изб, три церкви и крепость.
Ореховый остров, упоминаемый в древних летописях, расположенный на Ладожском озере у истока Невы, был годен для строительства крепости и отражения враждебных шведов и удобен для торговли с иноземцами. Он стоял, как страж, на пути «из варяг в греки». Это был важнейший участок, из-за которого иногда происходили кровавые столкновения у новгородцев со шведами.
Веками русские держали в своих руках Орешек и побережья Невы до выхода к морю, а также и город Корелу (Кексгольм), расположенный в северо-западной части Ладожского озера, ныне называемый Приозерск. Наконец, выбрав для себя удачную пору, шведы воспользовались происходившей на Руси неурядицей так называемого «смутного времени» и захватили ряд русских городов.
При первом царе из Романовых, Михаиле Федоровиче, в 1616 году между русскими и шведами после окончания военных действий был заключен Столбовский договор. Переговоры происходили при участии английского посредника Джона Мерика в маленькой деревушке Столбово на реке Сясь, неподалеку от Новой Ладоги. По этому договору, шведы возвратили московскому царю захваченный ими Новгород, но оставили себе из исконно русских городов Ивангород, Яму (Ямбург), Копорье, Орешек, Корелу и Ижору. Тогда же, по этому договору, Россия потеряла выход к Балтийскому морю, что очень радовало шведского короля Густава-Адольфа, который дал оценку своим успехам в таком духе:
«Великое благодеяние оказал бог Швеции тем, что русские, с которыми мы исстари жили в неопределенном состоянии и в опасном положении, теперь навеки должны покинуть разбойничье гнездо, из которого так часто нас беспокоили. Русские опасные соседи; границы их земли простираются до Северного, Каспийского и Черного морей, у них могущественное дворянство, многочисленное крестьянство, многолюдные города, они могут выставить в поле большое войско, а теперь этот враг без нашего позволения не может ни одного судна спустить на Балтийское море… У России отнято море, и, бог даст, теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеек».
Спустя девяносто лет были зафиксированы мысли Петра, высказанные им в обоснование причин, заставивших его вступить в войну со Швецией:
«Умножение флота имеет единственно целью обеспечение торговли и пристаней, пристани эти останутся за Россией, во-первых, потому, что они сначала ей принадлежали, во-вторых, потому, что пристани необходимы для государства, ибо чрез сих артерий может здравее и прибыльнее сердце государственное быть…»
Вот почему так тщательно, деловито и тайну соблюдая готовился Петр вернуть от шведов то, что России принадлежало и без чего ей быть неможно…
Кижи
В те старопрежние времена, когда по просеке, прорубленной северными крестьянами под руководством сержанта Михаилы Щепотева, иначе называемой «государевой дорогой», шествовал к озеру Онежскому Петр Первый с батальонами Преображенского полка, на Кижском острове стояла старая, высоченная одноглавая шатровая церковь Спаса Нерукотворного. С верхушки этой церкви хорошо просматривались окрестности. Так было надо. Ведь Кижи находились не за тридевять земель от границы и, бывало, подвергались вражеским нападениям. А с колокольни все-таки далеко видать: и Сенная Губа, и Боярщина, и залив Малое Онего через вершины прибрежных лесов виднелись во всей своей нетронутой красоте.
Кижский погост был центром большой волости, где еще в допетровские времена числилось свыше ста деревень, раскиданных по островам и мысам. Многие деревни назывались непонятными карельскими наименованиями, но многие названия звучали и по-русски: Великая Нива, Широкое Поле, Сенная Губа, Кузнецы, Сычи, Телятниково…
Приходский поп и жители Кижского погоста были удивлены и встревожены неожиданной вестью о походе Петра с войсками. Как быть? Вдруг да вздумается государю сделать привал на Кижском острове и посетить погост?..
На всякий случай навели порядок. В старом бревенчатом храме вымыли потолки и стены, подчистили потускневшие иконы, на верхотуре, у самого креста, привязавшись веревкой к чешуйчатой главке, посменно сидели наблюдатели, не спускавшие глаз со стороны восточной, где за островками, со стороны Повенца, должен был показаться петровский флот с пятитысячным отрядом.
Особенно волновался священник:
– Куда их столько! В наш храм, дай бог, человек триста вместится, а их идут тысячи. Ну, кто при царе, те все войдут, а солдатики, те за оградой помолятся. Бог, он везде есть… – И тут же поп, не без обиды и жалости, говорил: – Надобно нам, мужички, о добром храме подумать, да за дело принявшись, построить. Этот в совершенную ветхость приходит. Дай-то боже, чтобы царь миновал нас. Так-то лучше будет. Вот построим новую церковь, тогда пусть и пожалует. Вытегоры, те не дремлют, денег и бревен насобирали, хотят в семнадцать глав храм рубить. А мы чем беднее их? Не уступим вытегорам!..
– Не уступим, не хуже мы вытегоров. По-своему в любом деле, захотим, так перепляшем их. Иль на выдумки наши онежские да заонежские не горазды? – откликнулся на поповы слова дельный плотник Нестер, уже прославившийся на многих подрядах по постройке часовен в ближних деревнях. – Будь дородный лесок да деньжонок малость, а умишком да топоришком и мы кое-что сварганим…
– Чего там высмотрел, идут суда либо нет? – спрашивали снизу прихожане у верхолаза-надсмотрщика.
– Да кажись, идут, далеко-далеко, чуть видно, как поплавочки, как щепочки отсель кажутся. Мимо нас проходят, к Климецкому острову, да и там тоже не приворачивают…
– Слезай тогда, неча глаза пялить. Не то торопится царь-батюшка по своим делам, не то на наших мужичков понаслышке серчает, – определил священник, – государь, он все знает и ничего не забывает…
– А зачем ему зло иметь на нашего брата? Заонежане, да кемские, да еще соловецкие мужики, как в сказке, по щучьему велению, мигом экую дорожищу проложили с Повенца до Нюхчи, а сколько карбасов настроили! Грех царю на нас обижаться, – возразил попу старый иконник, знатный в здешнем крае богомаз дьячок Мокей Пантелеев. – От нас польза есть, а вреда государю не чиним никакого. А коли и зло от наших людей бывало, так по большой нужде в ответ на притеснения…
– Знаю, о чем говоришь, Мокей, и мужички наши православные о том ведают, не где-нибудь, а в божьем храме земского судью Федьку Максимова за его неправдолюбие крепко ногами и кулаками помяли, недолго он после того по земле походил, с душой расстался. Да еще был случай, у всех в памяти, будто вчера было: годов восемь назад по колокольному звону собрались кижане против стрельцов с кольями и камнями, многих побили, и сами биты были. Из-за того, что не хотели от своих дел уходить на добычу железной руды. А ведь железо – дело царское, на пушки, на ружье надобное, без железа и соха – не соха. А воевать без железа и вовсе нельзя…
Мужики слушали попа, соглашались с ним:
– Что ж, пожалуй, и добро, что царь обошел нас своей милостью, а то, не дай бог, припомнил бы нам. Царю на поминание не скажешь пословицу: кто старое помянет, тому глаз вон. Он мигом смекнет и ответ даст: а кто старое забудет – тому голова долой…
