Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - Шэрон Кей Пенман
По лицу Ричарда заходили желваки.
– Я спас тех людей под Ибн-Ибраком.
– Да, – согласился Балдуин. – Вот только сейчас это невозможно. Если ты вернешься, то будешь убит или взят в плен. Подумай, сир! Увидев, что происходит, тамплиеры могли ускользнуть, даже вернуться в гостиницу – ищут тебя, не их. Вместо этого они решили отвлечь внимание толпы на себя, и ты прекрасно знаешь зачем: чтобы дать тебе время уйти. Нельзя, чтобы их жертва стала напрасной. Это зависит от тебя, милорд.
Ричард порывался возражать. Но когда Балдуин повел отряд, уступил, развернул гнедого прочь от Удине и последовал за фламандцем. Уверившись, что погони нет, беглецы сбавили ход, так как берегли уставших лошадей. Нависавшие в течение дня облака рассеялись, и теперь путь им освещал неяркий свет луны и россыпи далеких звезд. После месяцев, проведенных в Святой земле, холод чувствовался особенно остро, и вскоре лица и руки покраснели и стали гореть. Силуэты горных пиков, вздымавшихся по обе стороны от дороги, только усиливали гнетущее ощущение, что их окружают опасности и враги, а будущее сулит беды.
Ричард несколько часов не произносил ни слова, и спутники, понимая, что помочь ничем не могут, оставили его наедине с мыслями, черными как декабрьская ночь. Из всех претерпленных им с момента высадки на истрийском берегу испытаний: голода, холода, недосыпания, позора спасаться от погони как лиса, убегающая от своры идущей по ее следу собак, ничто не потрясло его сильнее, чем пленение тамплиеров и арбалетчиков. Это заставляло его признаться самому себе, насколько он беззащитен и уязвим. Фульк обвинил его в том, что он не способен признать поражение, и клерк из Пуату прав: Ричард всегда стремился к победе, уверенный в своих талантах и свысока относясь к врагу. А теперь вот его обуревали неведомые сомнения. Сколько еще людей предстоит ему потерять? Как им избежать пленения в стране, где каждый высматривает подозрительных чужестранцев? А если его схватят, что тогда? Впервые король задумался всерьез о судьбе, которая постигнет его, если он окажется в руках у Генриха, будет зависеть от милости врага, не знающего оной. Английский монарх, помазанник Божий, отправится в немецкую тюрьму, а тем временем его земли в Нормандии будет прибирать к рукам этот ублюдок на французском троне, а Джонни заявит права на его корону. Как незнакомы были ему прежде эти терзания, так же незнакомо было и чувство, скакавшее рядом с ним по ледяной горной дороге – страх.
* * *Прежде чем остановиться на привал в бенедиктинском монастыре Св. Галла в Моджо, путники покрыли двадцать пять миль. Монахи приняли их как пилигримов, и путники, отчаянно нуждавшиеся в отдыхе, смогли наконец выспаться в гостевом доме аббатства. Они надеялись, что путь по виа Юлия Августа, римской дороге, ведущей из Аквилеи в Альпы, будет полегче, потому что проезжая часть дороги была шириной в двадцать футов и вымощена камнем. Но вскоре обнаружили, что значительные отрезки пути нуждаются в ремонте, а погода становилась все хуже: им приходилось пробиваться через налетающие заряды снега, такие сильные, что подчас дорогу засыпало полностью. К этому времени они оказались в герцогстве Каринтия: краю суровом и диком, где к чужакам всегда относятся с подозрением, дремучие леса кишат разбойниками. Здесь мало было шансов повстречать еще одного щепетильного сеньора или переселенца из Нормандии, сохранившего привязанность к родной династии.
Беглецы обсудили возможность остановиться в городке Филлах, но осторожность возобладала и они поехали дальше, чтобы искать приюта в другом монастыре – бенедиктинском аббатстве на северном берегу большого озера Оссиах. На следующий день путники не жалели ни себя, ни лошадей, чтобы покрыть тридцать миль – впечатляющий переход по зимним дорогам. И когда дневной свет начал меркнуть, они уже подъезжали к обнесенному стенами городу Фризах.
Монахи в монастыре Св. Галла поделились с Ансельмом, что Фризах является одним из самых процветающих городов в Каринтии, поскольку в его окрестностях расположены богатые серебряные рудники, привлекающие искателей легкой наживы. Путники согласились, что в эту толпу не составит труда затесаться. И хотя это все равно рискованно, ничего не поделаешь, потому как наступала темнота, а им отчаянно требовались пища и отдых.
Они пришпоривали коней, но не спешили заезжать в гостиницу до тех пор, пока не убедились, что провести ночь во Фризахе будет безопасно. Разыскав таверну, расположенную напротив приходской церкви Св. Варфоломея, рыцари заказали ужин, а Арн тем временем отправился бродить по городским улицам, чтобы послушать, понаблюдать и сделать выводы о царящих в городе настроениях. Оставшись без него, пилигримы ощущали странное беспокойство – настолько привыкли они полагаться на парня за минувшую неделю. Его знание немецкого языка оказалось для них воистину даром Божьим.
Таверна была полна народа, разговор был громкий и веселый. Насколько можно было судить о Фризахе, то монахи из обители Св. Галла дали городу точное описание: деловитый, шумный и многолюдный. Отличное место, где можно затеряться, не то что в Герце, Удине или в Филлахе. Рыцари с наслаждением поглощали не слишком аппетитное блюдо из рыбы, подобающее рождественскому посту, радуясь, что нет необходимости терпеть холод и качаться в седле, и с любопытством улавливали звуки других, помимо немецкого, языков.
Ричард сел в темном углу, насколько возможно стараясь быть незаметным. Он знал, что его считают надменным и готов был с этим согласиться, но еще ему свойственно было умение посмеяться над собой. И вот, когда пережитое волнение отступило, Ричард стал видеть в происходящем некий извращенный юмор: впервые в жизни он надеется, что на него не обратят внимания. Ему не потребовалось напрягать воображение, чтобы в голове послышался голос кузена Андре де Шовиньи: «Пытаешься казаться скромным и непримечательным? Да тебе скорее удастся слетать на Луну и обратно». Они с Андре сражались бок о бок двадцать лет, и Ричард дорого дал бы, чтобы двоюродный брат оказался сейчас рядом, во Фризахе. Король улыбнулся своим мыслям, потому как никогда, естественно, не открыл бы их Андре. В их взаимных расчетах за твердую монету почиталась ироничная пикировка, а выражение чувства искренней привязанности было бы расценено за подделку.
Глаз Варина лег на нескольких
