Режин Дефорж - Авеню Анри-Мартен, 101
— Дай Бог, чтобы вы оказались правы, потому что я не вынесу того, что вынесла Сара. Я не обладаю ее мужеством. Вы тоже. Не так ли?
— Как я вам уже говорил, люди моего типа панически боятся физической боли.
— Тихо! Я слышу голоса тетушек. Когда они зайдут в свои комнаты, вы сможете уйти.
— Но я не собираюсь уходить! Куда мне идти? Мне негде спрятаться. Позвольте мне провести ночь здесь. Завтра Фиалка принесет мне одежду, чтобы я мог переодеться.
— Как он узнал, что вы приедете сюда?
— Он должен был ждать меня перед домом на улице Риволи. Увидев, как я свернул на площадь Пирамид и поехал в направлении Понт-Рояль, он побежал за мной. На набережной я остановился, тогда он подошел. Я сказал ему, что отправляюсь на Университетскую улицу. Завтра он принесет мне одежду.
— Вы были так уверены, что останетесь здесь?
Рафаэль Маль тяжело поднялся.
— Я ни в чем не был уверен…
Впервые за весь вечер Леа внимательно посмотрела на него. Как он был ей противен!.. Болезненная полнота сковывала его движения, голова облысела, уголок рта иногда подергивался от нервного тика, а руки, все еще красивые, хоть и немного полноватые, все чаще и чаще дрожали от волнения.
Видимо, он понял ее чувства, потому что подтянул свой обрюзгший живот и сказал:
— Хорошо, я ухожу.
— Не будьте идиотом. Сегодня оставайтесь здесь, а завтра посмотрим. Не выходите из комнаты, я схожу за одеялом.
Всю ночь Леа не сомкнула глаз. Она постоянно подходила к Саре. Беспокойный сон, пылающий лоб и неразборчивое бормотание подруги вызывали у нее беспокойство. Несколько раз она порывалась разбудить Рафаэля. Но даже на полу, лежа в неудобной позе, он спал так сладко, что она не решилась это сделать.
Не выдержав, около шести часов она встала, натянула свой отвратительный халат и направилась на кухню, чтобы согреть воду. Оставалось еще немного кофе, принесенного на Новый год Фредериком Ханке. Леа решила сварить себе настоящий кофе, эгоистично рассудив, что она это заслужила. Она взяла кофемолку, засыпала туда драгоценные зерна и, зажав ее между колен, начала крутить ручку. Вдыхая приятный аромат, она мысленно перенеслась на кухню Монтийяка, вспоминая, как кухарка в обмен на свои знаменитые карамельки или не менее знаменитые пирожки с айвой просила ее «помолоть», как она говорила.
Это невинное воспоминание о счастливом времени разрушило спокойствие, которое Леа проявляла на протяжении последнего дня. Ей сдавило грудь, к горлу подступила гошнота, а лицо стало мокрым от слез. Склонившись над кофемолкой, она рыдала так, как рыдали маленькие дети над своими мертвыми матерями во время бомбардировок Орлеана. У нее болела буквально каждая клеточка тела, надломленного, измученного печалью. Леа раскачивалась взад-вперед — так тоже, горюя, часто делают дети. Звон кухонных настенных часов заставил ее вздрогнуть. Она, наконец, опомнилась.
В проеме двери возвышался темный силуэт. Леа еле сдержала крик. Кофемолка упала на пол с грохотом, оглушительно прозвучавшим в тишине спящей квартиры. Ящичек кофемолки открылся, и на пол посыпался размолотый кофе и целые зерна.
Силуэт приблизился.
— Франсуа!
Они стояли друг против друга, настороженно прислушиваясь. Все тихо, кажется, никто не проснулся.
Руки Франсуа осторожно убрали волосы, упавшие ей на лицо. Большими пальцами он ласкал ее щеки… Она закрыла глаза и понемногу начала успокаиваться.
Вошел Рафаэль Маль, завернувшийся в одеяло, лицо его было помятым, волосы взлохмачены. Оставив Леа, Франсуа мгновенно сунул руку в карман.
— Что вы здесь делаете?
Рафаэль уже собирался ответить, но Леа опередила его.
— Я приютила его на ночь, ему некуда идти.
— Думаю, что у вас не было выбора. А Сара?
— Она в моей комнате.
Франсуа восхищенно взглянул на нее.
— И давно?
— Со вчерашнего вечера. Ее привел Рафаэль.
— Спасибо, старина. Как она?
— Плохо, — ответил Рафаэль. — Нужен врач.
— Это невозможно! — воскликнула Леа. — Он нас выдаст.
— Надо рискнуть. Я пойду взгляну на нее, — сказал Франсуа. — А вы пока постарайтесь собрать немного кофе, я бы выпил чашечку.
— Минутку… Как вы вошли?
— Вы же дали мне ключ!
— Да, правда, я совсем забыла.
— Я приехал сразу, как только узнал, что нужен вам. Это, конечно же, из-за Сары?
— Да. И еще…
— Остальное расскажете потом. Я иду к Саре. Не забудьте кофе.
— Рафаэль, помогите мне собрать все это. Надо торопиться, скоро встанет Эстелла.
Несколько минут они молча собирали зерна в кофемолку.
— Надо подмести: у вас есть веник? — спросил Рафаэль.
— Кажется, там, в шкафу.
По пути Рафаэль выключил газ под закипевшей водой. Пока он искал веник, Леа ополоснула лицо и вновь принялась молоть кофе. Улыбаясь, она смотрела, как писатель наводит порядок на кухне.
— Можно подумать, что вы занимались этим всю жизнь.
— Дорогая, по сути, я — настоящая женщина, спросите у моих друзей, — начал жеманничать он.
— Перестаньте дурачиться, сейчас не время.
— Милая, шутить и смеяться уместно в любое время, тем более в наш печальный век. Поскольку ни вы, ни я не знаем, что будет завтра, и нам даже неизвестно, будем ли мы живы.
— Не смейте так говорить!
— Вы боитесь, прекрасное дитя? Однако доблестный рыцарь примчался на ваш призыв… Как вы красивы, когда так улыбаетесь. Я никогда еще не видел у вас такой нежной улыбки. Ах! Любовь… молодость… Как я вам завидую!
Не переставая улыбаться, Леа пожала плечами, встала и высыпала содержимое ящичка маленькой мельницы в сеточку кофеварки.
— Этого недостаточно, сейчас я сделаю еще.
— Позвольте, я сделаю сам, обожаю это занятие. Идите к Саре, я беспокоюсь за нее.
В комнате, сидя на кровати, Франсуа держал в своих руках руки молодой женщины.
— Как она? — подойдя, прошептала Леа.
Не отвечая, он покачал головой.
Она опустилась на колени и посмотрела на свою подругу. На лбу у той блестели крупные капли пота, раны на щеках четко выделялись на фоне сероватой кожи.
— Франсуа… Сара не умрет?
О! Эти слезы, дрожащие на ресницах Франсуа! Почему это так удивило ее? Ведь она не впервые видела плачущих мужчин. Но слезы отца, Лорана, Матиаса были трогательны, но не удивляли ее… Леа встала.
— Я вызову доктора Дюбуа.
— Кто этот доктор Дюбуа? Вы уверены в нем?
— Вы знаете его — это тот врач, который лечил Камиллу. Может быть, он все еще в Париже.
— Да, припоминаю. Прекрасный человек. Позвоните ему.
Леа отсутствовала всего лишь несколько минут.
— Нам очень повезло. Он только что вернулся домой после ночного дежурства в госпитале. Мне с трудом удалось дать ему понять, не вдаваясь в излишние подробности, о чем идет речь. Он приедет. Он очень хорошо помнит Камиллу и меня. Который час?
— Половина седьмого.
— Боже мой! Эстелла уже должна встать. Если она застанет на своей кухне Рафаэля, то разыграется целая драма.
Но это уже произошло!..
Эстелла и Рафаэль, сидя напротив друг друга, каждый с чашечкой кофе в руке, беседовали, как старые знакомые.
— А! Вот и вы, мадемуазель Леа. Я чуть было не умерла от страха, увидев, как какой-то человек в моем переднике готовит завтрак. К счастью, он мне очень быстро все объяснил.
— Я рассказал мадемуазель Эстелле, что опоздал на последний поезд метро, и вы были так любезны, что позволили мне переночевать в гостиной.
— Где вы могли бы погибнуть от холода, — проворчала служанка.
— Эстелла, — улыбаясь, спросила Леа, — Франсуаза сегодня приедет сюда?
— Конечно: ведь жених мадемуазель Франсуазы должен засвидетельствовать свое почтение вашим тетушкам.
Леа и Рафаэль с беспокойством переглянулись.
— А вы не знаете, когда?
— По-моему, мадемуазель Альбертина говорила, что после полудня. Мадемуазель Леа, нужно экономнее расходовать кофе и добавлять в него цикорий. К тому же это полезнее… Правда, он тогда не такой вкусный, — сказала она, с наслаждением допивая свою чашку.
Удовлетворенно вздохнув, она встала.
— Я тут заболталась, а мне уже нужно быть в мясной лавке на улице Сены. Господин Мюло сегодня должен получить баранину. Пойду одеваться. Мадемуазель не любят, когда я расхаживаю в халате и бигуди.
Когда она, наконец, вышла, Леа поставила на поднос чашки и кофейник. Пронырливый Рафаэль отыскал где-то едва начатый пакет печенья и с гордостью вручил его Леа.
Стараясь не шуметь, они вошли в комнату Сары.
Втроем они молча пили кофе, не отрывая глаз от несчастной, которая была без сознания и тихо стонала.
Резкий звонок заставил их вздрогнуть. В руке Тавернье появился револьвер.
— Леа, откройте. Поторопитесь.
Девушка вышла в прихожую.