Роберт Стивенсон - Сент-Ив (Пер. Чистяковой-Вэр)
Фенн и кучер, несмотря на мое приближение, продолжали разговаривать, но, наконец, умолкли, выпучив на меня глаза. Я снял шляпу.
— Я имею удовольствие говорить с мистером Берчелем Фенном? — спросил я.
— Точно так, — ответил Фенн и в ответ на мой поклон снял фуражку. Однако его движение было медленно, а взгляд рассеян, как это бывает с людьми, занятыми какими-либо мыслями.
— А вы кто? — спросил он.
— Я вам скажу это со временем, — сказал я. — Теперь же вам достаточно знать, что я пришел по делу.
Фенн, по-видимому, очень усердно пережевывал мои слова — рот его полуоткрылся, маленькие глазки ни на минуту не отрывались от моего лица.
— Простите, сэр, если я напомню вам, что стоит дьявольски сырое утро, — заметил я, — и что уголок подле камина и, если возможно, стакан чего-либо горячего крайне необходим сегодня.
И действительно, дождь превратился в страшный ливень, водосточные трубы дома Фенна положительно ревели; пронзительный непрерывный треск переполнял воздух. Тупость орошенного дождем лица Фенна производила на меня далеко не успокоительное впечатление. Напротив, меня терзало темное предчувствие, страх, который не уменьшался от того, что кучер, наклонясь с козел, смотрел на нас с выражением лица птицы, замершей под влиянием чар. Так молча стояли мы, пока в экипаже не послышалось снова чихания; кучер мгновенно точно переродился, ударил по лошадям, экипаж покатился, переваливаясь из стороны в сторону, и исчез за углом дома. Мистер Фенн пришел в себя и, повернувшись к двери, у которой стоял, сказал мне:
— Войдите пожалуйста, прошу извинения, замок ходит немного туго.
Действительно, Фенн употребил необыкновенно много времени на то, чтобы открыть дверь, она не только была заперта снаружи, но, кроме того, по-видимому, давно не отпиралась, а потому замок еле двигался. Наконец, Фенн отступил, давая мне дорогу, и я вошел в дом; меня встретил тот особенный явственный звук дождя, который раздается только в пустых комнатах. Передняя была просторна и пропорциональна, по ее углам стояли растения, посаженные в вазы; на каменном полу виднелись грязные следы ног, валялась солома. Все убранство комнаты составлял стол из красного дерева, такой, какие обыкновенно ставят в передних. К нему когда-то была прилеплена свеча, догоревшая до конца, горела она давно; я ясно видел это, потому, что следы, оставшиеся от нее, покрылись зеленой плесенью. Под наплывом новых впечатлений мой ум работал с поразительной живостью. Ни в уединенном доме, ни в заброшенном саду, ни в роще не было ни души, кроме меня, Фенна и его слуги: обстоятельства, по-видимому, могли благоприятствовать темному деянию. Мне представилась следующая картина: две плиты вынуты из пола в передней, и кучер в дождливый день закрывает ими мою могилу. Это не понравилось мне. Я почувствовал, что завел шутку чересчур далеко, и она стала небезопасной; мне следовало, не теряя времени, сообщить Фенну, кто я такой на самом деле. Я уже обдумывал, в каких выражениях заговорю с ним, как вдруг сзади меня громко захлопнулась входная дверь. Я быстро обернулся, наотмашь ударил палкой и этим спас себе жизнь. Промедли я мгновение — было бы уже поздно.
Внезапность нападения и собственная массивность давали моему противнику значительный перевес надо мной. В правой руке Фенн держал очень большой пистолет, и мне пришлось приложить все мои силы, чтобы отклонить от себя это смертоносное оружие; левой он, обхватив меня, прижимал к себе с такой силой, что мне казалось, будто силач или раздавит, или задушит меня. Лицо Фенна побагровело, рот открылся, и из его гортани вырывались какие-то нечеловеческие звуки. Однако былые попойки, от которых так распухло тело Фенна, теперь отозвались на его энергии. Он сделал страшное усилие и еще раз стиснул меня так, что это почти лишило меня сознания; в то же мгновение пистолет, на мое счастье, выстрелил; затем я почувствовал, что объятие моего врага стало не так страшно сжимать меня. Все мышцы Фенна ослабели, ноги его согнулись, и он тяжело упал на колени.
— Пощадите! — задыхаясь прошептал Фенн.
Я не только страшно испугался, я был потрясен; все, что есть в моей натуре тонкого и нежного, глубоко возмущалось. Я испытывал чувство женщины, которой грозило насилие подобного зверя. Я отодвинулся от Фенна, чтобы не прикасаться к этому отвратительному человеку, поднял пистолет (даже разряженный он мог служить отличным оружием) и, взяв его за дуло, замахнулся прикладом на моего противника.
— Вас-то щадить? — крикнул я. — Животное!
Слова Фенна умирали, не выходя из его жирного горла, но губы с жаром повторяли, по-видимому, ту же самую мольбу. Гнев мой почти улегся, но отвращение еще переполняло меня. Вид этого человека был мне противен, и я с нетерпением желал поскорее уйти от него.
— Ну, — произнес я, — довольно! Мне надоело все это. Я не убью вас, слышите? Вы мне нужны.
Почти прекрасное выражение покоя разлилось но лицу Фенна.
— Я готов на все, чего вы пожелаете, — проговорил он.
Все — слово, имеющее большое значение; услышав его в устах Фенна, я на минуту задумался.
— Что вы хотите сказать? — спросил я. — Не то ли, что вы готовы махнуть рукой на ваше дело?
Он ответил мне «да», сопровождая это слово жаркими уверениями.
— Я знаю, что виконт де Сент-Ив замешан в ваше предприятие, — продолжал я. — По его бумагам мы выследили вас. Вы согласитесь выдать остальных?
— Да, да, назову всех, — воскликнул он. — Всю шайку. Между ними есть люди с громкими именами. Я выступлю свидетелем.
— Значит, пусть вешают всех, кроме вас? Ах, вы проклятый негодяй! — говорил я. — Поймите же вы, я не шпион и не полицейский, я родственник виконта и действую в его интересах. Честное слово, мистер Берчель Фенн, славно вы поступаете! Ну, вставайте же, бесчестный негодяй!
Фенн с трудом поднялся. Если бы он не потерял всякого мужества, мне пришлось бы очень плохо. Я нерешительно смотрел на него и действительно имел полное основание колебаться. Этот человек оказался изменником вдвойне; он хотел убить меня, а я сперва заставил его потерпеть неудачу, а потом уличил и оскорбил его; было ли благоразумно оставаться у него в руках? Правда, с его помощью я мог совершить мое путешествие в более короткое время, нежели без него, но, конечно, в этом случае странствие мое стало бы гораздо менее приятным; вдобавок, все ясно указывало на то, что полагаться на Фенна было рискованно. Словом, не соблазни меня страстное и естественное желание очутиться в обществе французских офицеров, я немедленно расстался бы с Фенном. Я мог увидеть моих соотечественников, только немедленно помирившись с Фенном; это было ясно как день, однако вступить с ним в хорошие отношения казалось нелегко. Люди превращаются в друзей путем обоюдных уступок, а что уступить мог я? Что знал я о Фенне, кроме того, что он оказался низким, дрянным человеком и глупцом?
— Ну, — заметил я, — то, что произошло между нами, чистые пустяки; полагаю, вам не особенно приятно думать обо всем этом, да, говоря правду, я и сам с удовольствием забуду о случившемся. Постараемся сделать это. Возьмите-ка ваш пистолет, он прескверно пахнет; спрячьте его в карман или, словом, туда, где вы держали его до сих пор. Так! Теперь мы будто бы только что встретились. Позвольте пожелать вам доброго утра, мистер Фенн. Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо? Я являюсь к вам по рекомендации виконта де Сент-Ива.
— Вы действительно полагаете, что нам возможно будет забыть наше маленькое недоразумение? — воскликнул Фенн.
— Еще бы! — подтвердил я. — То, что произошло, выяснило, что вы смелый малый, способный забыть все в случае нужды. В нашем маленьком столкновении не было ничего, что говорило бы против вас; вы доказали только, что смелости у вас больше, чем силы. Вы теперь уже не так молоды, вот и все.
— Вас же я попрошу только об одном: не выдавайте меня виконту, — проговорил Фенн. — Просто у меня замерло сердце, и я сказал то же, что сказал бы всякий другой на моем месте.
Я подтвердил его слова:
— Конечно, мое мнение совершенно то же.
— Я беспокоюсь насчет виконта, так как он, как мне кажется, способен принимать быстрые решения, — продолжал Фенн. — Между тем мое дело очень выгодно, только трудно, сэр, очень трудно. Оно прежде времени состарило меня. Вы сами, сэр, могли убедиться, что колени у меня ослабели. Колени и дыхание — вот мое горе. Но я уверен, сэр, что вы, как истинный джентльмен, не пожелаете ссорить двух друзей.
— И имеете полное право так думать, — сказал я. — Без сомнения, я не остановлюсь ни на одном из этих второстепенных обстоятельств, когда буду передавать виконту обо всем, что произошло.
— Чем окажете ему услугу (если позволите мне выразиться таким образом), — сказал Фенн. — Мне следовало бы сразу почувствовать, кто вы такой. Смею ли я вам предложить домашнего эля? Покорно прошу! Пожалуйте сюда. Я очень счастлив, что могу чем-нибудь служить такому джентльмену, вдобавок родственнику виконта, и той семье, которою вы, сэр, можете гордиться. Прошу вас осторожнее, тут порог. Надеюсь, вы имеете хорошие известия о здоровье виконта? А о здоровье графа тоже?
