Вольдемар Балязин - За полвека до Бородина
Кутузов уехал лечиться в знаменитую глазную клинику Лейденского университета в Голландии, а затем побывал в Англии, Италии и Австрии.
Третья их встреча произошла еще через десять лет и была столь же эпизодической, как и первая. Случилось это в 1787 году, когда Екатерина совершала свою знаменитую поездку на юг, инспектируя новые земли, присоединенные к России Г. А. Потемкиным — Таврическим. На всем пути следования власти устраивали императрице пышные встречи, задавали балы и пытались перещеголять друг друга в изобретении различных зрелищ и увеселений.
Когда Екатерина приехала в Полтаву, перед нею учинили полутеатрализованные войсковые маневры, местом проведения которых избрано было историческое поле Полтавской битвы. В этом действе Кутузов командовал одним из двух корпусов.
Во время маневров он сидел на плохо объезженной, норовистой лошади, и Екатерина заметила это. Когда все завершилось, Екатерина вручила Кутузову за прекрасно проведенную военную игру орден Владимира второй степени, но не преминула и попенять ему: «Вы должны беречь себя. Запрещаю вам ездить на бешеных лошадях и никогда не прощу, что вы не исполняете моего приказания».
А еще через год Кутузова снова ранило. Это случилось при осаде турецкой крепости Очаков. Кутузов тогда был уже генерал–майором и пришел под Очаков во главе Бугского егерского корпуса на помощь главным силам.
Здесь 18 августа 1788 года, отбивая вылазку турок из крепости, Кутузов был ранен еще раз, и снова — в голову. Главнокомандующий Г. А. Потемкин, сообщая об очаковском деле Екатерине, упомянул и о Кутузове. И она в первом же письме спрашивала: «Отпиши, каков Кутузов и как он ранен, и от меня прикажи наведываться». И потом не раз справлялась о его здоровье
Что же случилось с Кутузовым на сей раз?
Пуля снова, как и тринадцать лет назад, попала в голову. Присутствовавший при этом принц де Линь писал о ранении Кутузова в письме к австрийскому императору Иосифу: «Вчера опять прострелили голову Кутузову. Я полагаю, что сегодня или завтра он умрет».
Но Кутузов не умер. Более того, он вылечился и вернулся в строй очень быстро.
Врач, лечивший его, писал: «Сей опасный сквозной прорыв нежнейших частей и самых важных по положению височных костей, глазных мышц, зрительных нервов, мимо которых на волосок прошла пуля, прошла и мимо самого мозга, не оставил других последствий, как только что один глаз несколько искосило!»
И врач, лечивший его, говорил: «Надо думать, что Провидение сохраняет этого человека для чего–нибудь необыкновенного, потому что он исцелился от двух ран, из коих каждая смертельна».
Вторая рана оказалась, к счастью, гораздо легче первой: Кутузову даже не понадобилось уезжать куда–нибудь для лечения. Через три месяца он был совершенно здоров и 6 декабря уже принял участие в штурме Очакова.
За подвиги в войне с турками он получил от Екатерины еще три ордена.
А спустя два года волею императрицы боевой генерал становится дипломатом — его отправляют в Константинополь чрезвычайным и полномочным послом.
Перед отъездом его принимает Екатерина и во время аудиенции не только обсуждает предстоящую ему миссию, но и обласкивает и одаривает его. А после того как он блестяще осуществляет посольство, Екатерина оставляет его служить в Петербурге и делает одним из приближенных — другом и советчиком.
Два последних года ее жизни — а умрет она в 1796 году — Кутузов очень часто бывал во дворце, оставаясь иногда с глазу на глаз с Екатериной и нередко обедая и ужиная за одним с нею столом. Он служил теперь главным директором Сухопутного шляхетского кадетского корпуса и обнаружил ко всем своим достоинствам еще и незаурядный талант педагога. К помощи Кутузова — педагога тоже — не раз прибегала Екатерина, поручая ему то шестнадцатилетнего шведского короля Густава IV Вазу, то собственного шестнадцатилетнего внука — Константина.
В последний раз Кутузов встретился с Екатериной вечером 5 ноября 1796 года за ужином в Царскосельском дворце.
На следующий день Екатерина умерла….Ужас объял сановный Петербург. Казалось, что непобедимая вражеская армия приближается к столице, — так страшен был множеству приближенных Екатерины великий князь Павел Петрович, вчера еще — наследник, цесаревич, ныне уже — император.
Почему же Павел был им столь страшен? Потому что Екатерина не любила сына, а льстивые сановники, подыгрывая ей, всячески демонстрировали свою неприязнь к нему. Екатерина поселила Павла в Гатчине, весьма редко допускала его к себе и не поручала Павлу никаких государственных дел, выказывая тем самым полное пренебрежение к нему.
Вместе с тем она окружила наследника соглядатаями и шпионами, и каждый его шаг, каждое слово становилось тотчас же известными ей.
Наследник же, хотя и был человеком с немалыми странностями, обладал и некоторыми несомненными достоинствами. Он был хорошо образован, энергичен, деятелен, да только не на что было ему эту энергию направлять, кроме как на то, чтобы бесконечно муштровать небольшой «деташемент» солдат, размещенный в Гатчине.
Нелюбовь матери он воспринимал как незаслуженную обиду и объяснял ненавистью Екатерины к убитому с ее согласия отцу, которого он совсем не помнил, но сильно любил. Может быть, потому и любил, что не помнил.
Желая угодить императрице, многие ее придворные нарочито неприязненно и даже враждебно относились к Павлу. Он знал это, знал и имена их, но был пока что бессилен бороться с ними.
Меж тем время шло. Павлу сровнялось тридцать, минуло сорок… А он все был цесаревич, все — наследник.
Девятнадцати лет Павла женили на ГессенДарм–штадтской принцессе — Вильгельмине, но и здесь несчастье не оставляло его — жена скончалась через три года.
Вторым браком женат он был на другой немецкой принцессе — Софье Вюртембергской, принявшей в России при крещении по православному обряду имя Марии Федоровны. Мария Федоровна родила цесаревичу трех сыновей и шестерых дочерей, и только последнего сына — Михаила — родила она, когда Павел стал уже императором, остальные же восемь детей были у него, когда он все еще пребывал «вечным принцем».
Екатерина II, став бабушкой, отобрала у Павла старших его сыновей — Александра и Константина — и стала воспитывать их у себя, исподволь готовя себе союзников в возможной династической борьбе, стараясь посеять в сердцах внуков сначала неприязнь и неуважение, а затем и ненависть к родному их отцу; полностью пожать плоды этого воспитания ей не удалось, но через пять лет после смерти Екатерины дурные семена, посеянные ею, дали пышные всходы — сыновья убили отца…
Однако не станем забегать вперед так сильно. Цесаревич, получив известие о смерти матери, тут же помчался в Петербург. Покойницу еще не успели обрядить, как наследник привел к присяге сенат и генералитет и сразу же начал разрушать созданное Екатериной здание государственного устройства, ликвидировать и отменять многое из того, что она сделала, и насаждать то, чему была она непримиримая противница. Павел начал с того, что выпустил из тюрем самых опасных политических противников Екатерины — Александра Радищева, которого она почитала «бунтовщиком хуже Пугачева», создателя «Типографской компании», просветителя и книгоиздателя Николая Новикова и захваченного в плен вождя польских повстанцев Тадеуша Костюшко.
Павел выгнал из армии и государственного аппарата сотни сановников и генералов, особенно близких его покойной матери, но Михаила Илларионовича монарший гнев миновал.
Дело было, в частности, в том, что Голенищевы — Кутузовы, пользуясь расположением Екатерины II, в то же время сохраняли наилучшие отношения и с наследником престола, — вспомните, какое место занимал при его особе Иван Логинович и каким благодарным по отношению к нему оказался потом его воспитанник.
Приязнь к адмиралу Голенищеву — Кутузову распространилась и на племянника — Михаила Илларионовича.
С «коронною переменой» никаких метаморфоз с Михаилом Илларионовичем не произошло — он оставался при прежних чинах и на старых постах.
Положение его изменилось в конце 1797 года, когда после «высочайшей аудиенции» был он послан Павлом в Берлин — поздравить с восшествием на престол нового прусского короля Фридриха — Вильгельма III.
Это была официальная и наиболее приятная часть миссии. Другая же — более важная — состояла в том, чтобы вступить с Пруссией в более тесный союз.
Кутузов еще ехал в Берлин, а вслед ему уже летели монаршие милости: «назначить инспектором Финляндской дивизии», то есть командующим военным округом в Финляндии, а через десять дней и пожалование генералом от инфантерии — последним генеральским званием перед фельдмаршалом. Наконец, во время этой же поездки Павел велел одному из полков — Рязанскому мушкетерскому — «впредь именоваться Рязанским мушкетерским генерала от инфантерии Голенищева — Кутузова полком».
