Вольдемар Балязин - За полвека до Бородина
Государыня хотя и ходила на богомолье всегда пешком, да только как «ходила»! От Москвы до знаменитого монастыря — лавры Троицы — хотя и было всего–то шестьдесят верст, а проходила она их за месяц. В путевых дворцах, построенных по дороге, живала она по нескольку дней и бывало, что в иной день, выйдя по солнышку в дорогу, к вечеру преодолевала «императрикс» три–четыре версты.
Забавы и увеселения составляли не только большую часть жизни Елизаветы, но и являлись главным ее содержанием. Говорили, что и французский язык выучила она не затем, чтобы вести беседы с галантными иноземными министрами–резидентами, но чтоб читать любовные романы, следить за парижскими модами и, главное, получать плезир от французского театра, комедиантов коего она содержала в столице на жалованьи и привилегиях штаб–офицеров гвардии.
Елизавета Петровна не выходила замуж, хотя поговаривали, что тайно обвенчалась с Алексеем Григорьевичем Розумом — сыном бедного казака, придворным певчим, в которого влюбилась безоглядно.
Однако же из–за ветрености нрава любила потом и многих иных, но более всего скромного и малознатного костромского дворянина Ивана Ивановича Шувалова, поначалу состоявшего при ней слугою.
Детей у Елизаветы Петровны не было, и потому, беспокоясь о будущем престола, призвала она к себе племянника — сына своей рано умершей сестры Анны Петровны.
Была Анна Петровна, еще при их отце, просватана за немецкого герцога Карла, имевшего во владении земли в Голштинии и Шлезвиге. Там, в Голштинии, родила Анна Петровна сына, нареченного Карлом Петром Ульрихом. Ребенок рано осиротел, и августейшая бездетная тетка сначала объявила его наследником российского престола, а затем и выписала к себе в Санкт — Петербург.
В 1745 году семнадцатилетнего наследника престола женили на Софье Августе Фредерике Ангальт — Церб–стской, которая, по приезде в Россию, приняла православие и стала называться Екатериной Алексеевной. Карл Петр Ульрих тоже принял православие и стал именоваться Петром Федоровичем. (Заметим, что если по женской линии у Петра Федоровича дедом был русский император Петр I, то по мужской — шведский король Карл XII, и вследствие этого он одновременно был наследником и шведского трона. Однако даже такое родство и такая «порода» не помогли, и Петр Федорович являл собой ярчайшее доказательство того, что на потомках великих людей природа отдыхает.)
Следует отметить и еще одно обстоятельство: будущий император Петр III был последним в династии Романовых, в ком оставалось пятьдесят процентов русской крови. С этих пор и до самого конца наследники русского престола брали жен только из Германии, и таким образом российский императорский дом чем дальше, тем больше превращался в совершенно чужеродное явление на русской почве.
И все–таки даже не в происхождении было дело: тот же Яков Брюс тоже по части родословия не подкачал — был прямым потомком шотландских королей, однако ж славу свою не в том видел и за честь почитал не только благородное происхождение.
С Петром Федоровичем дело обстояло иначе.
С какими бы мерками мы к нему ни подходили, кроме как ничтожеством назвать его было нельзя.
Поселившись в России, он с самого начала возненавидел и страну, которой ему предстояло править, и ее народ. Кумиром же для себя избрал прусского короля Фридриха II, и из нескольких масонских орденов Петр отдал предпочтение тому, во главе которого стоял властитель его дум.
Верный брат–каменщик писал почтительные письма своему гранд–метру, сиречь гроссмейстеру, и хотя и получал и ответные эпистолы, да только переписка сия шла на пользу лишь одному из двух корреспондентов, а именно Фридриху, умному, дальновидному, просвещенному, игравшему своим поклонником столь же легко и просто, как великовозрастный Петр Федорович играл оловянными солдатиками.
А теперь еще раз нарушим хронологию и заглянем вперед.
Елизавета Петровна умерла 25 декабря 1761 года, оставив трон этому тридцатитрехлетнему недорослю.
Болотов писал: «Елисавета лежала еще во гробе, а Петр уже пировал с непотребными своими друзьями и с итальянскими певцами, вкупе с их толмачами, разговаривая на пиршествах въявь обо всех самых величайших таинствах и делах государственных».
Став императором, голштинский Митрофанушка и вконец распоясался: он был почти всегда пьян, а любимое свое английское пиво и крепчайший голландский табак — кнастер велел носить за собою, где бы он ни был.
Под стать императору было и его окружение — кто не пил с ним вровень, тот не мог рассчитывать ни на какой государственный пост. Более того, первые сановники империи пытались во всем подражать Петру III, часто искусственно низводили себя до его уровня, — перепившись, они играли, как малые дети, боролись, толкались, пинались.
Портрет гранд–метра висел теперь уже не только в кабинете, но и над постелью Петра III. И эта приверженность демонстрировалась не когда–нибудь, а в годы войны России с Пруссией, королем которой и был Фридрих.
Дело кончилось тем, что во дворце возник заговор в пользу жены Петра — Екатерины. Верные ей гвардейские офицеры схватили «урода», как называли они Петра между собой, и убили.
На престоле оказалась Екатерина.
Но сегодня — в день крестин своего сына — Петр Федорович был на вершине жизненного успеха, и многие из собравшихся здесь сановников и придворных, хотя и знали, что представляет из себя великий князь, в этот день готовы были простить ему многое и не столь взыскательно судить его.
Миша же, конечно, не знал этого и более всего смотрел на Елизавету Петровну и на Петра Федоровича, полагая, как, впрочем, и все другие, что именно от этих двух людей зависят ныне и будут зависеть впредь жизни и судьбы всех их.
Однако он ошибался.
Его жизнь оказалась почти не связанной ни с «им–ператрикс Елисавет», ни с Петром III.
Сорок лет его службы — и, следовательно, его жизни — прошло под влиянием, и часто самым непосредственным, главной виновницы сегодняшнего торжества — матери августейшего младенца, Екатерины Алексеевны, которой здесь не было, а также и ее сына, еще не имеющего имени, но уже имеющего титул великого князя и статус наследника престола.
Беседа 4
О храбром офицере, а затем и блистательном генерале М. И. Голенищеве — Кутузове, об императрице Екатерине II и императоре Павле I.
Первая встреча Кутузова с Екатериной II произошла как будто, когда она приехала в Ревель (ныне Таллинн). Кутузов жил тогда в местном гарнизоне, было ему 19 лет, но звание у него было уже достаточно высокое — капитан.
Екатерину отличала незаурядная интуиция, помогавшая ей собирать вокруг себя талантливых людей — администраторов, дипломатов, военных. Это были те самые «орлы Екатерины», которые прославили Россию на суше и море, — Орлов — Чесменский, Румянцев — Задунайский, Суворов — Рымникский, Потемкин — Таврический.
Кутузов был моложе их всех и не в ее царствование стал «светлейшим князем Смоленским», но и в нем Екатерина угадала орлиные крылья и поняла, что ревельская цитадель тесна ему и что молодому капитану нужны простор и воля.
Уезжая из Ревеля, императрица спросила Кутузова:
«Желаете ли вы отличиться на поле чести?» — «С большим удовольствием, всемилостивейшая государыня!» — ответил бравый девятнадцатилетний капитан и отбыл на первую свою войну — в Польшу.
Прошло более десяти лет, прежде чем Екатерина еще раз встретилась с Кутузовым. Причиной тому были обстоятельства трагические.
В июле 1774 года Кутузов находился в Крымской армии генерал–аншефа князя В. М. Долгорукова.
Во время атаки на деревню Шума (ныне Кутузовка), неподалеку от Алушты, подполковник Кутузов с развернутым знаменем бежал во главе гренадерского батальона, которым он и командовал. Турецкая пуля ранила его «навылет в голову, позади глаз».
Пуля попала Кутузову в левый висок и вышла у правого глаза. Врачи единодушно признали ранение смертельным. Кутузов в конце концов выздоровел, но в результате этого ранения правый глаз у него оказался сильно поврежденным. Лечение было сложным и длительным. Кутузов полтора года лечился в Петербурге, потом уехал заграницу.
Незадолго перед отъездом Михаил Илларионович получил свой первый орден — военный орден святого великомученика и победоносца Георгия четвертого класса, который вручался для награждения «отличных военных подвигов и в поощрение в военном искусстве». Причем кавалеры его обязательно должны были проявить личную храбрость в бою или личное военное мастерство.
В это же время Екатерина встретилась с Михаилом Илларионовичем и «для излечения ран и поездки к теплым водам» приказала выдать «без вычета жалования» из ее собственных, кабинетных, денег тысячу червонцев — 10 000 рублей золотом.
