Сергей Мосияш - Салтыков. Семи царей слуга
После взятия Кенигсберга будет потеряна Восточная Пруссия, и русским откроется уже дорога на Берлин. А там… Что будет потом, и думать было страшно.
Но что это? Русские не идут на Кенигсберг, который уже и защищать некому. Это почти чудо.
Устраивать разнос Левальду король не стал, — с кем не бывает, сам ведь тоже недавно проиграл битву, — но невесело пошутил:
— Орден ты не заслужил, придется его Апраксину отправить за невзятие Кенигсберга.
— Но, ваше величество, их было вдвое больше.
— Победить вдвое меньшего и дурак сможет. Ты победи вдвое-втрое большего. Вот и будет тебе и слава, и честь, и всеобщая лесть, — не удержался король от рифмовки. — Значит, так, Левальд, искупать свой грех будешь на поле боя. Бери полки и ступай в Померанию, вытолкни оттуда шведов. А я… Я пойду навстречу принцу Субизу, говорят, с ним и корпус «бочаров» герцога Ришелье. Попробую сбить обручи с этих «бочаров» и пересчитать ребра герцогу.
Фридрих взял с собой несколько полков общей численностью двадцать две тысячи и уже 3 ноября пришел под Росбах, сосредоточив конницу северо-восточнее Бедры. Поскольку принц Субиз с сорокатрехтысячной армией занял господствующие высоты, то оттуда хорошо просматривались позиции пруссаков.
Четвертого ноября Фридрих решил передвинуться на более удобные позиции к Розбаху. Субиз, увидев через подзорную трубу эти маневры, даже засмеялся:
— Кажется, Фридрих перетрусил. Отходит. Позовите мне генерала Сен-Жермена.
Когда генерал явился, принц сказал ему:
— Поскольку пруссаки надумали ускользнуть, я и принц Хильдбурхаузен зайдем к ним с тыла. Вы же оставайтесь здесь с вашим восьмитысячным отрядом, чтоб пруссаки не догадались о нашем обходе. Когда мы их разобьем и они кинутся сюда, тогда знаете, что надо делать.
— Так точно, ваше высочество, стрелять и брать в плен.
Таким образом, с основными силами два принца — Субиз и Хильдбурхаузен пошли в обход пруссакам, совершенно пренебрегши охранением и разведкой.
Однако Фридрих, именно благодаря разведке, сразу разгадал маневр противника и вызвал к себе генерала Зейдлица.
— Послушай, Фриц, эти дуэлянты решили ударить мне в спину. Но я хочу встретить их лицом. Поскольку они сильно увлечены подкрадыванием, ты вон из-за той горушки атакуй-ка их своей конницей.
— В лоб?
— Вот именно. Оттуда, откуда не ждут. А я, развернув левый фланг свой, ударю артиллерией и ружейным огнем по их левому. Запомни, здесь главное — внезапность.
И лихой безбоязненный Зейдлиц явился со своей кавалерией перед пораженными принцами, словно с неба упал. Да с фланга дружно ударили пушки, раскатисто ахнули ружейные залпы.
Здесь дело решилось в пользу Фридриха с помощью артиллерии и залпового ружейного огня пехоты, четко отработанного королем у своих солдат.
Так он раскатал «обручи» и «бочар» по всему росбахскому полю.
Французы только на дуэлиНа шпагах драться наторели.Ну а в сражении покаУ них еще кишка тонка, —
презрительно резюмировал Фридрих. Эта победа открыла ему дорогу в Силезию, и король не упустил этого шанса, а главное, он вновь поверил в свою счастливую звезду.
Из Петербурга пришло приказание явиться Апраксину ко двору для отчета. Однако по прибытии в Нарву к нему явился гвардейский офицер и вручил указ императрицы фельдмаршалу оставаться в Нарве и ждать дальнейших указаний.
— И велено мне, ваше сиятельство, изъять у вас все бумаги, — сказал офицер.
— Изымайте, коли велено, — отвечал фельдмаршал с каким-то безучастным видом.
Он понял, что впереди у него уже не будет ничего хорошего. В лучшем случае опала. Про худшее не хотелось думать.
Сразу же по отъезде Апраксина из армии уже на следующий день его генерал-квартирмейстер Веймарн был вызван в Ригу, где сразу подвергся обстоятельному допросу.
— Отчего армия не пошла на Кенигсберг? — был первый вопрос начальника Тайной канцелярии Ушакова.
— Так решил военный совет, ваше сиятельство, поскольку сложились трудности с провиантом и фуражом. А кроме того, у нас было много раненых и больных.
— В любой армии во время войны без этой обузы не обходится, генерал. Вы это лучше меня знаете. Кто первый предложил не идти на Кенигсберг?
— Я не помню, ваше сиятельство.
— Так я вам и поверил, Веймарн. Вы, в сущности, начальник штаба. Вы вели записи военных советов. Вели?
— Вел, — признался Веймарн.
— Так в чем же дело? С чего вдруг такая забывчивость? Выгораживаете главнокомандующего? — В голосе Ушакова зазвучала угроза. — Где этот протокол?
— Фельдмаршал все бумаги забрал с собой.
— Вы получали указание Конференции идти на Кенигсберг?
— Получали.
— И не раз, разумеется. А личное указание ее величества идти в наступление?
— Получали.
— Почему не исполнили ни постановления Конференции, ни указа ее величества?
— Так военный же совет…
— Я это уже слышал, генерал. Вы хоть задумывались, кто правит империей? Ваш так называемый военный совет или ее величество?
— Разумеется, ее величество, — вздохнул генерал-квартирмейстер.
— Так как вы посмели ослушаться ее указа?! — Ушаков хлопнул ладонью по столу. — Как?
Веймарн молчал, поняв, что его ответы только раздражают Ушакова.
— От кого приходили письма Апраксину?
— От канцлера, от императрицы.
— Еще?
— Были от ее высочества принцессы Екатерины Алексеевны.
— А от принца?
— От принца не было.
— Еще от кого?
— От родственников.
— А с той стороны?
— С какой «с той стороны»?
— Что вы, генерал, прикидываетесь младенцем? От прусского короля, я спрашиваю?
— Нет, не было.
— Вы точно знаете?
— Точно, ваше сиятельство. По крайней мере, я не видел таковых.
— Генерал Веймарн, вы сегодня выезжаете со мной в Петербург для очной ставки с вашим командующим, — отчеканил Ушаков, вставая из-за стола.
— Значит, я арестован?
— Пока нет, — усмехнулся Ушаков. — Это от вас не уйдет, надеюсь.
Ночью Александр Шувалов разбудил принцессу Екатерину Алексеевну:
— Ее величество ждет вас, ваше высочество.
— Я сейчас. — Принцесса поднялась с дивана, протирая глаза. — Который час, Александр Иванович?
— Скоро уж два часа будет. Вы ступайте к ее величеству в будуар, а я пойду разбужу великого князя.
— И ему велено?
— Да. Императрица хочет видеть вас обоих.
Наскоро причесавшись и пройдясь пуховкой по лицу, принцесса отправилась к императрице. Когда она вошла в будуар, там находились уже и Шувалов, и великий князь Петр Федорович. Но самой хозяйки еще не было.
Когда она появилась, принцесса упала перед ней на колени.
— Что с тобой, дитятко? — удивилась императрица.
— Ваше величество, отпустите меня на родину, — сказала принцесса.
— Что случилось, Катя? Да встань же ты.
Принцесса встала, прикрывая лицо ладонями, чтоб не видно было слез.
— Я не могу уже здесь жить, мне тяжело.
— Да не слушай ты ее, теть, — сказал принц. — Вбила себе в голову…
— А ты, Петр, помолчи, — осадила племянника Елизавета Петровна. — Не с тобой говорю. Как же ты бросишь детей, Катя?
— Я все равно их почти не вижу. И потом, я уверена, что вы их хорошо воспитаете.
— Но чем же ты станешь там жить?
— Тем же, чем жила до отъезда сюда. Там мама.
— Мама твоя бежала от прусского короля в Париж. Фридрих заподозрил ее в симпатиях к России. Здесь Бестужев обвинял ее в шпионаже в пользу Пруссии, а там наоборот. Вот и пришлось ей бежать во Францию. Я прошу тебя, Катя, не бросай нас. Я так люблю тебя, детка.
— Да не уговаривайте вы ее, — опять встрял принц.
— Петр, я тебе сказала, помолчи! — снова осадила племянника императрица. — Отчего ты решила уехать, Катя? Скажи мне как на духу.
— Я стала вам неприятна, а великий князь вообще ненавидит меня.
Принц и Шувалов, стоявшие у окна, о чем-то зашептались. Императрица услышала их разговор, прошла к ним, сделала негромкий выговор:
— В моей комнате от меня не должно быть никаких секретов, милостивые государи.
— Но вы же сами не даете мне слово сказать, — обиделся принц.
— Ну говори, что ты хотел сказать.
— Отпустите ее, ваше величество. Она воображает о себе много. Гордячка.
— Но она твоя жена, Петр, у вас есть дети.
— Еще неизвестно, чьи они.
— Дурак же ты, Петр, после этого. Я б не удивилась и не осудила, если б она дала тебе по морде за это.
— Только б попробовала.
— Ну хорошо, допустим, я ее отпущу, что ты будешь делать?
— Я женюсь на другой.
