Генри Хаггард - Падение Иерусалима
(Подписано)
Гессий Флор, прокуратор
Тяжело дыша, Бенони откинулся на спинку дивана; белое лицо посинело от удивления и страха. Внезапно его озарило: он схватил предписание и порвал его на клочки.
— И где же теперь ваше предписание, римлянин? — спросил он.
— У меня в кармане, — ответил Марк. — Я предъявил вам только копию. Нет, нет, уберите свой колокольчик. Посмотрите. — И он вытащил серебряный свисток. — У ваших ворот — пятьдесят моих солдат. Вы хотите, чтобы я их позвал?
— Не надо, — сказал Бенони, — я поклянусь, хотя в клятве нет никакой необходимости. Почему я должен принуждать девушку к замужеству или преследовать её за веру?
— Вы фанатик. Вы осудили её отца и мать на жестокую смерть — где ручательство, что её вы пощадите? К тому же вы ненавидите меня и весь мой народ — вы вполне можете отдать предпочтение моему сопернику, хотя он и убийца, дважды пощажённый мной по просьбе Мириам. Клянитесь же!
Бенони поднял руку и принёс торжественную клятву, что не будет склонять свою внучку Мириам к замужеству с Халевом или кем бы то ни было, что сохранит в тайне её принадлежность к христианской вере и не причинит ей ни малейшего зла.
— Это недостаточно, — сказал Марк. — Нужна письменная клятва с вашей подписью.
Подойдя к столу, Бенони выполнил его требование. Подписался и Марк — как свидетель.
— А теперь, послушайте, Бенони, — сказал он, убирая вручённую ему бумагу, — постановление предоставляет мне право по изучении всех обстоятельств дела — арестовать вас по своему усмотрению. Я изучил все обстоятельства дела и решил пока не прибегать к аресту. Но помните, что постановление остаётся в силе и я могу дать ему ход в любую минуту. Помните также, что вы будете под наблюдением и если хоть пальцем тронете девушку, то будете немедленно арестованы. И ещё одно. Если вы не хотите, чтобы пророчество ессеев сбылось, советую вам воздерживаться от участия в заговорах против его величества цезаря. А теперь велите слуге позвать моего человека, ожидающего в прихожей, чтобы он заплатил долг. Прощайте. Где и когда мы встретимся — я не знаю, но мы непременно встретимся. — И Марк покинул портик.
Бенони проводил его взглядом; его лицо было темно от злобы.
— Этот римлянин сумел меня перехитрить. Оскорбил меня дерзкими угрозами. Втоптал в грязь, — забормотал он. — До самого дна испил я чащу позора! Много ли знает тот, кто нас предал? Очевидно, не всё; иначе вопрос о моём аресте не был бы передан на усмотрение этого римского патриция, хоть он и любимчик прокуратора. Да, господин Марк, я тоже уверен, что мы ещё встретимся; боюсь только, что эта встреча окажется мало для вас приятной. Час вашего торжества позади, настанет час и моего торжества. И всё же мне придётся сдержать клятву, нарушить её было бы слишком рискованно: она — как висящий над моей головой меч. Да и для чего мне причинять зло внучке, стремиться выдать её замуж за этого плута Халева, который, пожалуй, ещё хуже римлянина. Этот, во всяком случае, не обманывает и не лжёт... Я очень хочу видеть внучку. Надо немедленно за ней ехать.
Он позвонил колокольчиком и приказал, чтобы впустили слугу господина Марка.
Глава XI
ЦАРИЦА ЕССЕЕВ ПОКИДАЕТ ИХ ОБЩИНУ
Совет ессеев собрался для обсуждения предстоящего ухода Мириам, их подопечной. То, что она должна их покинуть, не подлежит никакому сомнению; даже ради Мириам, которую все они нежно любят, как если бы были её родными отцами и дядями, они не могут нарушить свой древний священный устав. Надо только решить, куда ей отправиться и как обеспечить ей достойное существование. Это-то и вызывало их беспокойство. После долгих споров дядя Итиэль предложил позвать Мириам и спросить у неё, чего она сама хочет. Братья согласились и тут же послали его за ней.
Мириам явилась вместе с Нехуштой. Девушка была в ослепительно-белом платье, перехваченном пурпурным кушаком, и в белом покрывале с пурпурной каймой. Так велики были любовь и уважение к ней ессеев, что при её появлении все сто членов совета разом поднялись и стояли в ожидании, пока она не сядет. Обратившись к ней с невесёлым и даже смущённым видом, председатель рассказал ей об их затруднениях и попросил прощения за то, что они вынуждены её отослать, ибо так требует устав. В заключение он спросил, каковы её собственные пожелания, добавив, что за своё пропитание она может не тревожиться, ибо из своих скромных доходов они будут ежегодно выделять ей сумму, достаточную, чтобы она не бедствовала.
Мириам печальным голосом от всего сердца поблагодарила их за проявленную к ней доброту и сказала, что уже давно знает о предстоящем расставании с ними. Поскольку в Иерусалиме нескончаемая смута, поселиться она предполагает в одном из приморских городов; возможно, её с Нехуштой приютит какой-нибудь друг или родственник братьев.
Около десятка присутствующих тотчас же вызвались ей помочь, и совет стал обсуждать их различные предложения. Неожиданно в дверь постучали. После обычных в таких случаях расспросов впустили одного из братьев: он сообщил о прибытии Бенони, еврейского купца из Тира, с большой свитой. Бенони, по его словам, хочет поговорить с ними по поводу своей внучки Мириам, находящейся или находившейся — он точно не знает — на их попечении.
— Надеюсь, сейчас мы и получим ответ на свой вопрос, — сказал председатель. — Мы уже слышали об этом Бенони и о том, что он собирается попросить у нас внучку, но должны были подождать, пока он обратится к нам с этой просьбой.
Он предложил впустить Бенони. Члены совета изъявили согласие, и перед ними предстал торговец с длинной седой бородой, ниспадающей на богатое, шитое серебром и золотом платье. Войдя в полутёмную прохладную залу, он с изумлением оглядел ряды собравшихся там почтенных людей в белых одеждах. Его зоркий взгляд тотчас же выхватил прелестную девушку, которая сидела перед ними на почётном месте, рядом с меднолицей Нехуштой, и он догадался, что это и есть Мириам.
«Ничего удивительного, — подумал Бенони, — что все мужчины влюбляются в эту девушку: от одного взгляда на неё растаяло даже моё сердце».
Он поклонился председателю совета, и тот ответил ему поклоном. Но никто из остальных даже не повернул головы: они уже успели возненавидеть этого незнакомца, что приехал за их Царицей.
— Почтенные старейшины, — нарушил Бенони общее молчание, — я хочу обратиться с просьбой, которая, вероятно, покажется вам странной, а именно: отдайте мне девушку, если не ошибаюсь, являющуюся моей внучкой. Вы взяли её на своё попечение почти с самого рождения, а я узнал о её существовании совсем недавно. Она здесь, среди вас? — И он поглядел на Мириам.
— Да, госпожа Мириам здесь, — ответил председатель. — Ваше предположение совершенно правильно, она — ваша внучка, мы знали об этом с самого начала.
— Тогда почему же, — спросил Бенони, — об этом ничего не знал я?
— Вполне естественно, — ответил председатель. — Как мы могли передать доверенное нам дитя человеку, так жестоко погубившему её отца и едва не погубившему её мать, своё собственное семя?
Он и все другие члены общины с таким негодованием уставились на Бенони, что даже гордый еврей вынужден был смущённо понурить голову.
— Я здесь не для того, чтобы оправдываться за что-либо, мною сделанное или не сделанное, — ответил он, овладев собой. — А для того, чтобы взять у вас внучку, которая, я вижу, стала совсем взрослой женщиной. Кто, как не я, её законный опекун?
— Прежде чем рассмотреть вашу просьбу, — ответил председатель, — мы, её нынешние опекуны, хотим получить надёжные гарантии и поручительства.
— Какие ещё гарантии и поручительства?
— Сейчас скажу. Прежде всего вы должны отписать ей в своём завещании достаточную, чтобы она могла прожить, сумму. Вы должны взять на себя обязательство предоставлять ей разумную свободу в личной жизни и право самой выбрать себе мужа, если она пожелает вступить в брак. И последнее: мы в своё время обязались не принуждать её к перемене веры, подобное же обязательство должны принять на себя и вы.
— А если я откажусь?
— Тогда вы видите госпожу Мириам в первый и последний раз, — решительно заявил председатель, и все остальные закивали в знак согласия. — Мы люди миролюбивые, торговец, но это отнюдь не значит, что мы из тех, кто не может за себя постоять. Госпожа Мириам для нас всё равно что родная дочь, но мы должны с ней расстаться, так повелевает наш священный устав, запрещающий ей, теперь уже взрослой женщине, находиться среди нас. Но куда бы её ни забросила судьба, до последнего дня жизнь её будет охранять наша любовь; порукой в том — вся сила нашей общины. Если кто-нибудь попробует причинить ей зло, мы тут же об этом узнаем и отомстим. А если вы откажетесь принять наши условия, мы её спрячем, и тогда, торговец, обыщите хоть весь свет, побережье Сирии и Египта, города Италии, — вам ни за что её не найти. Вот и всё, что я хотел сказать.
