Стивен Сейлор - Рим. Роман о древнем городе
Старик откашлялся:
– Есть тайны, которые никому не дано постичь, однако истории, с которыми они связаны, правдивы, они и становятся преданиями. Если ты сомневаешься в достоверности этого рассказа, то я лично могу заверить тебя, что сам в молодости удостоился чести увидеть эту голову вскоре после того, как она была найдена. Конечно, не скажу, чтобы распад не коснулся ее вовсе и черты лица этого человека не исказило разложение, но было очевидно, что волосы у него были светлые, с проседью, как и его борода.
– Он похож на тебя, дедушка.
Старик поднял бровь:
– Мне еще далеко до такого состояния. Давай-ка вернемся к перечню царей. После первого Тарквиния…
– Вслед за первым Тарквинием воцарился Сервий Туллий. Он был рабом в царском дворце, но приобрел такое влияние, что царская вдова выдвинула его в качестве преемника. Он значительно расширил и усилил оборонительную систему города, так что в итоге все Семь холмов оказались под защитой стен, валов и рвов. Он же приказал устроить у подножия Капитолия подземную темницу, государственную тюрьму – Туллианум, где казнят врагов царя удушением. Причем ради воплощения этих его замыслов работа над новым храмом была отложена на некоторое время. Ну а после Сервия Туллия царем стал правящий ныне сын Тарквиния, тоже Тарквиний. Наш царь прославился тем, что приобрел Сивиллины книги, полные пророчеств, которыми люди руководствуются в трудные времена.
– И как это случилось?
Тит улыбнулся, ибо это была одна из любимых его историй.
– Сивилла жила в Кумах, в пещере на побережье. Бог Аполлон надиктовал ей сотни странных стихов, которые она записала на пальмовых листьях. Сшив все пальмовые листья в девять свитков, Сивилла принесла их в Рим и предложила царю Тарквинию купить их, сказав, что если человек сумеет правильно истолковать ее стихи, то сможет предсказать будущее. Тарквинию очень хотелось узнать будущее, но он сказал, что запрошенная ею цена слишком велика. Сивилла взмахнула рукой, и три из девяти свитков вспыхнули пламенем. Потом она предложила ему купить оставшиеся шесть свитков по изначально запрошенной цене девяти. Тарквиний рассердился и снова отказал. Сивилла сожгла еще три свитка и снова назвала прежнюю цену. И тогда царь Тарквиний, сокрушаясь о тех знаниях, которые были утрачены безвозвратно, уступил. Он заплатил по цене, которую она запросила за девять книг, и получил только три. Сивиллины книги – это священное достояние Рима, и обращаться к ним за советом следует только в случае крайней необходимости. Именно для их хранения Тарквиний и задумал завершить великий храм, строительство которого начал его отец.
И снова Тит устремил мечтательный взгляд в окно. Бо́льшую часть его недолгой жизни там велись строительные работы, но только с тех пор, как огромные колонны и массивный фронтон наконец встали на место, здание стало принимать форму, с каждым месяцем все более близкую к окончательной. Даже люди, которые побывали далеко за пределами Рима, в городах Греции и Египта, говорили, что никогда не видели столь величественного здания.
– Неудивительно, что его называют Тарквинием Гордым, – пробормотал Тит.
Старик напрягся.
– Что ты сказал?
– Тарквиний Гордый – я слышал, что так люди называют царя.
– Какие люди? Где?
Тит пожал плечами:
– Прохожие. Торговцы. Покупатели. Люди на Форуме или на улицах.
– Ты их не слушай. И не повторяй, что они говорят!
– А почему?
– Просто делай, как я велю!
Тит склонил голову. Его дед был старшим из Потициев, отцом фамилии. Его воля в семье была законом, и он не был обязан объяснять какому-то мальчишке, что да как.
Старик вздохнул:
– Я объясню, но только один раз. Когда люди используют это слово в отношении царя, оно в их устах звучит вовсе не похвалой. Совсем наоборот: они хотят сказать, что он надменный, упрямый и тщеславный. Так что не произноси таких слов вслух даже при мне. Слова могут быть опасны, особенно те, которыми можно уязвить царя.
Тит серьезно кивнул, потом задумался.
– Одного, дедушка, не могу взять в толк. Ты говоришь, что монархия – это не наследственная форма правления, но отец нынешнего царя Тарквиния тоже был царем.
– Да, но корона не переходит от отца к сыну.
– Я знаю. Сервий Туллий царствовал в период между их правлениями. Но разве Тарквиний не убил его и не стал таким образом царем?
Старик быстро вздохнул, но не ответил. Тит был уже достаточно взрослым, чтобы запомнить имена царей и их главные достижения, но еще слишком маленьким, чтобы учить его разбираться в политических махинациях, с помощью которых достигается власть, и рассказывать о скандалах, которые сопровождают ее, когда она достигнута. В этом легкомысленном возрасте не приходится рассчитывать на мудрость, которая дает человеку зрелому понимание того, как важно держать язык за зубами, и заставляет призадуматься, стоит ли отзываться плохо даже о мертвых царях, не говоря уже о живом. Конечно, о нынешнем Тарквинии, об убийствах, которые привели его к трону, и о других убийствах, последовавших за его воцарением, можно было бы рассказать многое, только вот мало что из этого многого годилось для ушей мальчика. Стремившийся во что бы то ни стало стать, как его отец, царем, младший Тарквиний женился на одной из двух дочерей отцовского преемника Сервия Туллия. Но когда выяснилось, что она более предана своему отцу, нежели Тарквинию, он решил предпочесть ей ее беспринципную и жестокую сестру. И надо же такому случиться – словно в угоду этой парочке жена Тарквиния и муж его свояченицы умирают один за другим, дав им возможность пожениться. Когда вдовец и вдова заключили брак, весь Рим шептался об отравлении, но тут Тарквиний и его новая жена убили ее отца, и Тарквиний объявил себя царем, обойдясь без лишних формальностей вроде народных выборов или утверждения сенатом.
Захватив трон силой, Тарквиний правил при помощи страха. Предыдущие цари советовались с сенатом по важным вопросам и призывали сенаторов выступать в качестве судей. Тарквиний выказывал сенату лишь презрение. Он присвоил себе право единственного судьи, в чье ведение входили дела, предусматривавшие смертный приговор, и использовал эту власть, чтобы наказывать ни в чем не повинных людей смертью или изгнанием. Конфискованная собственность жертв произвола тратилась на осуществление его амбициозных проектов, включая новый храм. Сенат разросся и насчитывал уже триста членов, но его ряды редели по мере того, как царь уничтожал одного за другим самых богатых и выдающихся людей. Его сыновья выросли такими же высокомерными, как их отец, и ходили слухи, что Тарквиний собирается назвать одного из них своим наследником, полностью отменив древний обычай выборности царя народом.
Старик вздохнул и сменил тему:
– Ну-ка, внук, возьми стило и восковую табличку. Пора практиковаться в письме.
Тит послушно достал из ларца письменные принадлежности – плоскую, заключенную в рамку дощечку, покрытую толстым слоем воска, и круглый металлический прутик с заостренным концом, удобно ложившийся в руку. Табличка использовалась многократно: Тит писал на ней, а потом стирал написанное, разглаживал воск и убирал ее и стило до следующего урока.
– Напиши имена семи царей по порядку, – сказал дед.
Письмо представляло собой искусство, заимствованное римлянами у этрусков, которые, в свою очередь, научились ему у народа Великой Греции – эллинов, колонизировавших в не столь уж давние времена юг Италии и принесших с собой науки, искусства, ремесла и умения, до того местным жителям неведомые. Одним из самых ценных нововведений являлась письменность: она давала возможность вести хроники, составлять списки, записывать и сохранять царские указы и законы, вносить поправки и уточнения в календарь и пересылать точные сообщения из одного места в другое. Правда, чтобы овладеть этим полезным искусством, требовалось немалое усердие, и учиться лучше было начинать в юном возрасте. Как наследственный жрец Геркулеса, принадлежавший к сословию патрициев, то есть являвшийся потомком одной из исконных римских фамилий, которому в будущем предстояло стать, подобно деду, сенатором, Тит в собственных интересах должен был научиться хорошо читать и писать.
Обычно он очень добросовестно относился к правописанию, написанию писем, но сегодня, казалось, был неспособен сосредоточиться. Он все время делал ошибки, стирал написанное, потом начинал заново. То и дело он смотрел на окно. Его дед улыбался, понимая, что буквы, выводимые на воске, никак не могли соперничать в борьбе за внимание мальчика со строящимся за окном храмом. По разумению сенатора, увлеченность Тита этим проектом была только на пользу: знание того, как строятся подобные здания, может сослужить ему когда-нибудь хорошую службу.
Он подождал, пока Тит с большим трудом вывел последнюю букву имени Тарквиний, погладил его по голове и сказал:
