Во дни усобиц - Олег Игоревич Яковлев
Но куда денешься, куда уйдёшь отсюда?! Легко потерять то, что имеешь, обрести труднее. Это он познал на горьком своём опыте.
Ворочался Святополк на ложе, умащивал разнывшееся плечо, глядел в тёмный потолок, думал мрачную думу.
Чёрная зависть грызла его душу. Вот тридцать лет прожил он на белом свете, а что у него есть?! Почему у других князей, у того же Мономаха за спиною – громкие победы, слава, рядом красавица жена, а у него – тупое прозябание среди шумливых забияк-людинов да уродливая княгиня, ни на что не способная хромуша? Уж никак не думал Святополк, что долго усидит Владимир в Чернигове, а он, вишь, ужился там, умирил каким-то чудом Олеговых прихлебателей и доброхотов, одних перетянул на свою сторону, других пригнул к земле. Сейчас, верно, живёт себе припеваючи в тереме на горе, собирает дани с обширных богатых волостей, снаряжает купцов в восходние и полуденные страны. Хозяином стал Мономах, а он, Святополк, словно наймит какой-то, призванный сторожить и беречь чужое добро. Хорошо Мономаху! Что там половцы поганые: раз пугнул их, и разлетелись по степи, одна пыль столбом! Да и, знает Святополк, многие колена половецкие соузны и мирны Владимиру и его отцу. Вон как недавно хан Осулук убил крамольника Романа! Да, вошёл Мономах в силу, тогда как он, Святополк, торчит тут в медвежьем углу, посреди наглых купчишек-новгородцев, клянёт судьбину и скрипит зубами от досады и боли.
Яровит старается ободрить, успокоить – спасибо ему! Может, он и прав, будущее Руси – здесь, на севере, вдали от степей, за лесами и болотами, но настоящее – там, на южной окраине, где цветущие богатые города, полноводные тёплые реки, где солнце, где обильные рольи, торговые пути и золото… золото!
Вожделенно сверкают глаза, дрожат пальцы, скрежещут зубы! Бог с ним, с будущим! Он хочет туда, в Киев, хочет иметь власть вышнюю, хочет богатства! Случайно ли двести лет назад князь Олег Вещий ушёл покорять Киев из Новгорода, а после, когда овладел землёй полян, сделал именно Киев стольным городом, первым во всей необъятной Руси. Или как без малого полторы сотни лет спустя то же створил дед его, князь Ярослав Мудрый, которого Святополк не помнит, но который, как рассказывали Яровит и мать Гертруда, очень любил сажать его, тогда трёхлетнего мальца, себе на старческие колени и гладить морщинистой жилистой рукою по чёрным прямым волосам. Рука эта морщинистая была крепка и многих умела держать в повиновении. А уж сколько богатства скопилось в Киеве при Ярославе – тут и говорить нечего!
Святополк снова тяжело вздохнул, налил в кружку из куманца квас, стал пить, медленно, смакуя во рту.
Как стать ему сильным, великим, богатым?! Как обрести ратную славу, как повернуть лицом к себе капризную ветреную удачу?! Больше молиться? Да, он будет взывать в молитвах к Богу, будет молить о помощи. Но нужно ещё, ещё иное. Нужны люди, могущие и желающие помочь. Кто они? Да те, которые недовольны нынешним киевским князем, которые при отце сидели в первых рядах в Боярской думе, а ныне отодвинуты посторонь новыми людьми – пришлыми переяславцами, смолянами, ростовцами. Такие, как Ян и Путята Вышатичи или дядька Перенит. И ещё есть одна сила, на которую он должен, обязан будет опереться, если хочет вырваться из тисков чужой воли, – иудеи, люди с широкими связями на Западе. Случайно, что ли, водит с ним дружбу Иванко Захариич Козарин, или этот тихоня Исраэл шепчет всё время на ухо разные секреты хромуше-княгине, которая потом добросовестно передает услышанное ему, Святополку, не разумея бабьим своим умишком всю важность и необходимость сказанных слов.
Вот брат, Пётр-Ярополк, всё надеется, сидя на Волыни, на ляхов и на немцев, на римского папу. Но какова помощь папы? Во-первых, одни слова, во-вторых, русские люди не любят латинян. Ибо творили эти самые латиняне испокон веку одни пакости, жгли, разоряли славянские земли паче поганых степняков. Нет, он, Святополк, уяснил себе раз и навсегда: латиняне – это чужой, враждебный Руси мир. Франки, фрязины, арагонцы, немцы, свеи, нурманы – всё это, по сути, единое целое, а Русь – совсем другое, здесь иная вера, иная культура, иные нравы и обычаи. Всё там, на Западе, – чужое, порой непонятное, странное, отталкивающее. Кому, как не ему, Святополку, своими глазами видевшему Рим и Флоренцию, Майнц и Кведлинбург, знать и понимать это! Брат Пётр неразумен, он резок, дерзок, порывист, он рубит сплеча, он не слушает голоса разума, он во всём подчинён матери, Гертруде, которая спит и видит привить на Руси латинство. А юная красавица Ирина только и мечтает о Волынском королевстве, куда бы на пиры съезжались государи со всей Европы и где бы в её честь звучали высокопарные стихи и песни, а лучшие рыцари бились бы на ристалище, ловя каждый её благосклонный взгляд, как груду золотых монет! Безмозглая дура! Они с матерью в конце концов и сами себя погубят, и Петра-Ярополка сведут в могилу!
Нет, в серьёзных делах спешка не нужна. Он, Святополк, будет осторожен, наружно спокоен. Он умеет выжидать. Он будет жить как в скорлупе, будет улыбаться, если надо, и будет исподволь вести свои дела. Ему нужно запастись великим терпением. И он готов ждать и терпеть.
Боль в раненом плече мало-помалу утихла. Усталые веки смежились, сон охватил Святополка, снились ему лари, полные серебра и мехов диковинных северных зверей, а ещё – собор Софии с ярко-золотым куполом на светло-голубом фоне неба, и ещё мутная волховская вода, бурная, бешеная, в которую – он знал – лучше не соваться. И вот он, обременённый добром, стоит на берегу и ждёт. Ждёт долго, терпеливо. И являются вдруг Яровит с Иванкой Захариичем, машут ему руками, Иванко говорит не своим голосом:
«Айда, князь, через мост. Вон он, мост-то, поглянь».
И бежит Святополк по траве, босой, но счастливый, чуя: вот-вот достигнет он желанного этого моста, за которым распахнутся перед восхищённым взором ворота золотых хором. Но туман ниспадает внезапно на землю, всё мешается перед глазами, теряется, тонут в тумане фигуры Иванки и Яровита, исчезают меха и серебро, одни лягушки квакают в ушах с противным протяжным: «Ир-р-ра!»
А дальше – пропасть, пустота, безмолвие…
Уже наступило утро, когда Святополк, продрав заспанные глаза, тряся тяжёлой после ночных видений головой, сел на постели и перекрестился.
– Господи, прости и помилуй! – прошептал он в страхе.
Глава 22. Ужас створённого
