Кир-завоеватель - Владимир Максимович Ераносян
Кир держался за бортик. Его возничий хлестал двух белых, только что вымытых лошадей, стараясь не издавать лишних звуков.
В боевой колеснице с серпами на колесах находился Гарпаг. Из куфии[7] торчали жестокие глаза. Он сам управлял вожжами. Рядом с ним стоял какой-то человек в традиционной для мидян войлочной шапочке со сдутым горбом, падающим на лоб. Когда колесницы встретились в чистом поле, стало ясно, что Гарпаг привез толмача.
– Спартанец, царь спрашивает, где друг его Эзоп?! – передал слова Кира толмач. Как выяснилось потом, он был эллином из Лидии, просто перешедшим на службу сперва к Крезу, а теперь и к персам.
Вопрос удивил эфора. Неужели горбун действительно имеет ценность для этого восточного деспота, раз он первым делом интересуется судьбой человека, над которым так посмеялась природа?
– Я здесь, чтобы обсудить вопросы войны или мира, а не судьбу отдельного человека, тем более урода, не достойного жизни! – провозгласил Лакрин. – Города Ионии под защитой Спарты!
– С чего, глашатай Спарты, толкуешь ты о делах ионийцев, а не о печешься о собственных? – переводил эллин слова царя. – Кто право дал судить о том, кто достоин жизни или смерти? Неужто тот, в чьем племени принято давать ложные клятвы, прикрываясь богами, которые не ладят друг с другом, и торговать на базарных площадях прямо у святилищ.
«Его не остановят боги, так может, попытаться запугать военной мощью Спарты…» – подумал эфор и ответил:
– Фокейцы и теосцы, и еще девять городов просили помощи у Спарты через своих послов, вот мы и здесь.
– Негусто вас… Возможно, насобираете побольше воинов, когда придете вновь. Но когда вы высадитесь в другой раз, не будет больше просьб от здешних полисов. Мятежные города я сотру с лица земли! А за ними Спарту!
Решимость перса была неоспорима. Лакрин развернул свою колесницу, но услышал вдогонку:
– Верни Эзопа, останешься ты жив!
Лакрин не обернулся и ударил плетью.
Вернувшись в Фокею, эфор подал тайный знак спартиатам готовиться к немедленному отплытию на галеру. Он приказал своим людям прихватить с собой и ненавистного уродца Эзопа, дабы лишить фокейцев последней надежды на торг с завоевателями.
Персы не контролировали гавань, ее как-никак закрывали городские стены. Лакрин не пожелал покрыть себя славой воина в неравной схватке вдали от родины, спасая трусливое племя. Единственным утешением эфора была мысль о том, что, покинув Ионию, он не оставит удовольствия оскорбившему Спарту персу наслаждаться обществом паяца, коего надменный Кир назвал своим другом.
Без спартанцев Фокея и другие города Ионии не могли продержаться долго. Гарпаг действовал проверенным способом: перед стенами воздвигались насыпи. По ним воины взбирались на парапеты. Катапульты забрасывали город камнями и кувшинами с маслом, лучники с осадных башен выпускали горящие стрелы, устраивая в городах пожары.
Головы зачинщиков восстания были снесены и посажены на копья в назидание остальным ионийцам. Послы, побывавшие в Спарте перед казнью, подверглись пыткам.
Пиферма четвертовали, разорвав с помощью четырех персидских скакунов. Однако после пира, посвященного победе, Кир простил жителей Ионии, но наложил на них двойную дань, напомнив о притче Эзопа о фригийской дудке рыбака, который не добился от упрямых рыб танцев. В итоге их заставили плясать без музыки…
Поиски баснописца ни к чему не привели, исчезли и спартанцы. Спарта не вступила в войну. Это было главным итогом сокрушения Ионийского Союза греческих полисов. Теперь настал черед Вавилона. Покорив его, Кир стал бы владыкой мира.
Глава 20. Не мир, а передышка
Против Кира плели интриги не только в Мидии, Лидии и Ионии. Правда, череда казней на время остановила прыть заговорщиков. Наступил не мир, а всего лишь передышка. И лишь наивные не видели грядущих столкновений. Ведь в Междуречье все еще возвышался блистательный Вавилон, столица мира.
Притязания Вавилона на территории Мидии после отказа Спарты вступить в войну улетучились сами собой. Набонид не достроил свой храм богу Луны Сину в Харране. После отказа Спарты послать свой флот на помощь ионийцам он тоже решил не спешить. Возвращаться в Вавилон он также не желал, оставив на заклание магнатам и жрецам Мардука своего сына и соправителя – Валтасара.
Рано или поздно интересы Вавилона и Персии должны были схлестнуться, но Набонид явно недооценивал персов. Будучи уверен, что Кир увязнет в войнах и подавлении бунтов в собственных сатрапиях, вавилонский царь полагал, что обладает кучей времени, чтобы стать сильнее. К тому же он сам всей душой ненавидел Вавилон, этот гадюшник, где смерть ждала его из-за каждого угла, особенно в квартале Бит-Шар-Бабили. И он подумывал о переносе столицы.
Если бы завоеватель Кир пошел войной на Вавилон, не откладывая это на потом, Набонид не отказал бы себе в удовольствии посмотреть со стороны, как персы истребят это гадкое халдейское племя.
Единственной проблемой являлось то, что Набонид практически не сомневался – изворотливые халдеи изобразят верноподданный экстаз новому правителю, жрецы сдадут с потрохами и его сына Валтасара, и гарем вместе с евнухами, а голову царя принесут персам на золотом подносе. Именно поэтому Набонид не дремал, он готовился…
В период затяжной передышки в новоявленной империи персов понемногу налаживалась мирная жизнь. Кир не обманывался насчет того, кем видел его окружающий мир. Конечно же, завоевателем… Но репутация безжалостного разрушителя тяготила его. Он грезил совсем о другом. Он хотел не разрушать, а созидать.
Все вокруг изменялось, как изголодавшаяся по влаге пустыня, наполненная водой прорытых из Евфрата и Тигра каналов. Сузы превращались в место пересечения торговых путей в ущерб Вавилону. Сатрапии исправно платили дань. Война в Ионии окончательно завершилась победой. Сокровища Лидии обеспечивали строительство новой столицы Персеполя, о которой так мечтала Касандана. Ну а самое главное, что случилось в эти благословенные годы, так это рождение первенца. Кир ходил счастливым, и ему было не до войны.
Тревожные вести приходили с границ империи. Они касались массагетов, поедателей конины, кочевавших в войлочных кибитках. Они грабили караваны и исчезали, как неуловимые стаи волков. Но вести не тревожили Кира, он наслаждался любовью и семейным счастьем. Река Аракс, за которой это скифское племя отважных воинов в высоких колпаках и пестрых одеждах творило бесчинства и угрожало набегами его сатрапиям, текла так далеко, что Киру не было до всего этого ровным счетом никакого дела. А Вавилон?! Вавилон подождет.
Касандана, родив сына, озаботилась строительством дворца в новой столице, подальше от Пасаргад, где придворные лебезили перед матерью царя, не замечая истинную и единоличную царицу Персии, коей Касандана считала себя по праву
